Я едва заметно усмехнулся. Германия балансировала на грани финансового кризиса, а европейские инвестиции в Америку основаны на американских же кредитах. Классический замкнутый круг, который рухнет при первом серьезном потрясении.
Официант предложил нам коктейли из только что изобретенной смеси: джин «Бифитер», французский вермут «Нойи Прат» и оливка. Бармен назвал его «мартини».
— Интересный вкус, — заметил О’Мэлли, пробуя напиток. — Крепко, но изящно.
В углу зала развернулась шумная дискуссия о новых технологиях. Группа молодых брокеров обсуждала перспективы инвестиций в авиационные компании:
— Wright Aeronautical выросла на триста процентов за год! — восклицал невысокий блондин с усиками. — Авиация это новая железная дорога! Скоро люди будут летать из Нью-Йорка в Чикаго за несколько часов!
— А вы слышали про телевидение? — подключился к разговору другой. — Jenkins Television Corporation разрабатывает аппарат, который передает картинки по воздуху! Представляете — кино у себя дома!
— Все это прекрасно, — заметил стоявший рядом пожилой брокер, — но не забывайте основы. Люди всегда будут есть, пить, одеваться, жить в домах. Пищевая промышленность, текстиль, строительство — вот надежные инвестиции.
— Дедушкины методы! — фыркнул молодой авиационный энтузиаст. — Будущее за технологиями!
К половине девятого атмосфера в зале достигла пика эйфории. Шампанское лилось рекой, разговоры становились громче, а хвастовство — все более невероятным. Один брокер рассказывал, как купил целый этаж в строящемся небоскребе на Парк-авеню, другой — о яхте длиной сто двадцать футов, заказанной на верфях Коннектикута.
Я держал бокал в руке, но не пил. Рядом О’Мэлли также только изображал участие в веселье.
В этот момент к нам подошел Джеймс Спенсер, один из директоров Нью-Йоркской фондовой биржи. Крупный мужчина с внушительным животом и красным лицом, он держал в руке сигару «Монтекристо».
— Стерлинг, старина! — хлопнул он меня по плечу. — Слышал, вы даете довольно мрачные прогнозы некоторым клиентам. Не пора ли стать более оптимистичным?
— Я предпочитаю реализм оптимизму, — ответил я, встречая его взгляд. — Особенно когда реализм может спасти людям деньги.
— Ах, бросьте! — Спенсер затянулся сигарой. — Мы переживаем величайший бум в истории человечества! Вы слишком серьезны для такой вечеринки. Расслабьтесь, выпейте еще шампанского.
Часы в углу зала пробили девять. Вечеринка достигла апогея, но я чувствовал, что пора уходить. Слишком много самодовольства, слишком много слепой веры в бесконечное процветание. Эти люди танцевали на краю пропасти, не подозревая, что через несколько недель многие из них потеряют все.
— Пора, — тихо сказал я О’Мэлли.
— Согласен, босс. Много чести для одного вечера.
Мы незаметно направились к выходу, когда нас окликнул молодой брокер по имени Дженкинс, тот самый, который хвастался своими заработками на RCA:
— Мистер Стерлинг! — он подбежал к нам, слегка покачиваясь от выпитого шампанского. — Можно задать вопрос? Говорят, вы самый умный финансист на Уолл-стрит. Что думаете о моей стратегии с Radio Corporation?
Я остановился и внимательно посмотрел на него. Парень молод, не больше двадцати пяти, с честными глазами и открытым лицом. Скорее всего, выходец из небогатой семьи, пробившийся в финансовый мир благодаря способностям и трудолюбию.
— Мистер Дженкинс, — осторожно начал я, — могу дать вам один совет. Никогда не инвестируйте больше, чем можете позволить себе потерять. И никогда не занимайте деньги под залог акций для покупки тех же акций.
— Но все так делают! — возразил он. — Маржинальная торговля — это нормальная практика!
— Нормальная, пока рынок растет, — я положил руку ему на плечо. — А что будет, если он начнет падать?
— Не начнет! — уверенно заявил Дженкинс. — Экономика слишком сильна. У нас есть радио, автомобили, авиация, электричество. Америка никогда не была так богата!
Я посмотрел в его молодые, полные веры глаза и понял, что переубедить его невозможно. Как и остальных в этом зале.
— Желаю удачи, — тихо сказал я и направился к выходу.
На улице прохладный октябрьский воздух показался освежающим после душной атмосферы яхт-клуба. Мартинс уже ждал с открытой дверцей Packard.
— Домой, босс? — спросил О’Мэлли, устраиваясь на заднем сиденье.
— Нет, в банк — я поглядел в окно на огни ночного Нью-Йорка. — И, Патрик?
— Да, сэр?
— Больше никаких вечеринок до Нового года. У меня нет сил наблюдать, как люди празднуют приближение собственной гибели.
О’Мэлли молча кивнул, понимая мое настроение. Автомобиль плавно тронулся с места, увозя нас прочь от храма финансового безумия, где сотни людей продолжали танцевать на краю пропасти, не подозревая, что музыка вот-вот оборвется.
Через полчаса автомобиль остановился перед величественным зданием First National Bank на углу Уолл-стрит и Бродвея. Даже в девять вечера окна верхних этажей светились. Банкиры работали допоздна, пытаясь справиться с растущими проблемами.
— Подождите здесь, — сказал я Мартинсу. — Встреча может затянуться.
О’Мэлли вышел вместе со мной.
Ночной охранник, пожилой ирландец с седыми усами, узнал меня и кивнул:
— Добрый вечер, мистер Стерлинг. Мистер Крэнстон ожидает вас в кабинете. Лифт справа.
Джордж Крэнстон, управляющий директор First National Bank, был одним из немногих банкиров, которые понимали истинное положение дел. Высокий, худощавый мужчина шестидесяти лет с проницательными серыми глазами, он начинал карьеру еще до паники 1907 года.
Его кабинет на восьмом этаже представлял собой образец консервативного вкуса: темно-зеленые стены, массивный дубовый стол, книжные полки с кожаными томами по экономике и банковскому делу. Единственным современным элементом была новейшая модель телефона с несколькими линиями.
— Стерлинг, — Крэнстон поднялся из-за стола, протягивая руку. — Спасибо, что пришли так поздно. Ситуация требует немедленного обсуждения.
— Судя по тому, что вы созвали совещание вечером, дела плохи, — я пожал его сухую, но твердую ладонь.
— Хуже, чем плохи, — он указал на кресло напротив стола. — Налить виски? Боюсь, нам обоим понадобится.
Крэнстон достал из сейфа бутылку односолодового шотландского виски Macallan восемнадцатилетней выдержки и два хрустальных стакана. Налил щедрые порции и придвинул один стакан мне.
— Что именно вас беспокоит? — спросил я, хотя и подозревал ответ.
Крэнстон открыл массивную папку из черной кожи и достал несколько документов:
— Посмотрите на эти цифры. Объем непогашенных маржинальных кредитов в нашем банке достиг восьми с половиной миллионов долларов. Это втрое больше, чем год назад.
Я изучил отчет. Цифры даже хуже, чем я предполагал. Средний размер кредита составлял двенадцать тысяч долларов, а средний срок — всего четыре месяца.
— И это только видимая часть айсберга, — продолжал Крэнстон. — Многие заемщики сейчас покрывают проценты по старым кредитам, взяв новые. Классическая финансовая пирамида, только на индивидуальном уровне. Что нам делать, Стерлинг?
В его голосе звучал неприкрытый страх.
Глава 11
Грозные признаки
В отличие от банкира, я смотрел на ситуацию с высоты знаний из прошлой жизни, так что ничего не боялся.
— Какой процент заемщиков может реально обслуживать свои долги без постоянного роста рынка? — поинтересовался я.
— По нашим оценкам, не более тридцати процентов, — Крэнстон отпил виски, морщась от крепости. — Остальные семьдесят процентов полностью зависят от продолжения бычьего рынка.
Он достал еще один документ, список крупнейших заемщиков банка:
— Например, мистер Мур, которого вы, кажется, знаете. Занял тридцать тысяч под залог акций RCA стоимостью тридцать три тысячи. Если RCA упадет хотя бы на десять процентов, мы потребуем дополнительного обеспечения.
