Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна

   - Сироб ходит с тростью, - добавил Кирилл.

   - Откуда такое странное прозвище?

   Мальчик засмеялся.

   - Все удивляются. Но это же просто. Произнесите наоборот.

   Я задумалась на несколько секунд. Не видя слова на бумаге, всегда труднее сориентироваться. А потом громко хлопнула себя по лбу. Вот и ответ. А ведь он с самого начала лежал на поверхности. Быть может, запомни я прозвище с первого раза, Семеныч бы уже догадался, в чём тут подвох.

   - А чудовище, которое тебя преследовало? Откуда оно взялось?

   Кирилл поморщился, закусил губу. Глаза, в которых ещё мгновение назад отражалось синее море, стали черными.

   - Оно всегда рядом. Всю жизнь. Никто не сможет меня спрятать от него. Пока он жив.

   - Это кто-то из родственников, - я боялась дышать, понимая, насколько глубоко вторгаюсь. - Отец?

   - Нет, - мальчик нехотя мотнул головой. - Дед. Он, по-настоящему, кошмарный тип. Мама его боится. Даже папа не связывается. Видите, и тут до меня добраться сумел!

   Лоб покрылся испариной, дыхание участилось. А перед глазами встало поле, по которому мы - я, Варя, Михаил и ещё один человек (или призрак) - ходили кругами и разговаривали об очень важных вещах. Не случайно же, именно этот эпизод семь лет назад показали странные экраны, к которым, к слову, привел меня Боря.

   " ...через несколько месяцев впервые стану дедом. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука"

   Слова звучали в ушах, будто тот, кто это говорил, и сейчас стоял рядом. Я посмотрела на черноволосого мальчика, ставшего нереально печальным. Ему двенадцать. Как раз столько, сколько бы было тому ребенку.

   - Как зовут твоего деда, Кир?

   - Василий Петрович Янушев. Он начальник Сироба, кстати...

   Глава 18. Перезагрузка

   2003 год.

   Случаются же в жизни совпадения. Иногда забавные. А временами пророческие...

   Я лежала на измятых простынях и смотрела в распахнутое настежь деревянное окно. Вернее, прямиком в покрытое пушистыми облаками небо. А по радио звучала песня "Двери в небеса", показавшаяся в это утро невероятно длинной. Штор не было. Сорвала их два дня назад в порыве устроить в квартире генеральную уборку. Но желание иссякло слишком быстро. Теперь и тюль, и "темнушки" валялись переплетенной грудой в ванной. Вместе с ворохом грязной одежды. А стирка откладывалась и откладывалась. Впрочем, как и всё на свете.

   Конец августа выдался невероятно жарким. И душным. Мне постоянно не хватало воздуха. Поэтому окна в квартире оставались открытыми и днём, и ночью. Но я всё равно задыхалась. Чувствовала себя рыбой, выброшенной на горячий песок. А заодно придавленной сверху безжалостным ботинком.

   Умом я понимала, что всё сделала правильно. В Потоке. Ясно осознавала и то, что в реальном мире не являюсь жестоким убийцей. Но душа продолжала метаться, как зверь в клетке. Бросалась на невидимые прутья. И билась, билась, билась, мечтая уничтожить себя. Или, как минимум, покалечится в кровь. Ну почему я сама не пострадала в той аварии?! Может, стало бы легче?

   Бабушка приезжала каждый день. Готовила еду. Пыталась заставить меня есть. Но я лишь клала в рот по паре кусочков за раз. Бедная старушка и жить бы тут осталась, чтобы присматривать за любимой старшей внучкой. Но я взбунтовалась. Хоть в чём-то проявила твердость. Приезжал и папа. Попытался пробить стену отчуждения, но быстро бросил бесполезное занятие. Умный человек, почувствовал, что лучше оставить меня в покое, пока сама не захочу выбраться из кокона вины.

   - Помни, тебя никто ни в чём не обвиняет, - сказал отец на прощание, целуя влажный лоб шершавыми теплыми губами.

   Так и было. Дело о гибели пешехода под колесами моей старенькой "девятки"постарались замять. Десяток людей, ожидающих на остановке автобус, видели, как мужчина внезапно шагнул на проезжую часть. Так стремительно, что никто и опомниться не успел. Включая меня. Одна спешно проведенная экспертиза показала, что я не превышала скорость. Другая, что в крови погибшего содержалось столько алкоголя, что ему следовало лежать в постели, а не ходить, шатаясь, по улицам.

   Но я всё равно не могла избавиться от чувства вины. Ведь в тот страшный вечер ехала домой, не помня себя от горя. По-честному, мне вообще нельзя было садиться за руль. Я и себя-то не контролировала, не то, что транспортное средство повышенной опасности. Но мои попытки ответить за содеянное никого не вдохновили. Ни родственников, старающихся отгородить меня от бед. Ни следователей, желавших поскорее разобраться с делом, в котором фигурировала громкая фамилия. Даже родные погибшего мужчины не имели ко мне претензий. По их коротким репликам я сделала неутешительный вывод: они только рады, что старый пьяница перестал быть обузой...

   А о том, что произошло в Потоке, я вообще не могла думать без новой порции слёз. Да, я спасла Вову, Макса и Лидию, помогла сразу трем детям, включая не родившегося ребенка Макарова, не остаться сиротами. Но это не меняло простого и неоспоримого факта. Ради всех этих людей был принесён в жертву единственный человек на свете, который имел значение для меня самой.

   За месяц с лишним Светка так и не нашла Дмитрия в закольцованном мире. Он исчез. Растворился. Не увенчались успехом и двойные поиски в реальном мире. Парня искал и папа, без вопросов бросившийся выполнять мою просьбу, и Кондратьев, мечтающий выяснить истину. Но, увы. Никого похожего на нашу со Светкой зазнобу найти не удалось. Ни живым, ни мёртвым. Зато стараниями доктора в соседнем городке отыскалась "девочка Лида". Сорокалетняя женщина пришла в себя в один день с Вовой и Максимом. И теперь поправлялась на радость двум дочкам, временно проживающим в детском социальном учреждении....

   В миг, когда по радио закончилась приглашающая в небо песня, зазвонил мобильный.

   - Что? - поинтересовалась я равнодушно, не взглянув на имя абонента. Какая разница?

   - Ты сможешь подумать не только о себе? Хотя бы сегодня?

   - Рита... - протянула я лениво. Вот психолог-недоучка! Нужно растерять последние мозги и совершенно не иметь профессионального чутья, чтобы обвинять меня в эгоизме. - Чего ты хочешь?

   - Чтобы ты приехала в больницу. Вова мечтает тебя увидеть. Извел и меня, и мать. Но она тебя просить не может. Виктор Валерьянович запретил.

   - Сегодня? - я перевернулась на живот, продолжая смотреть в небо. И почему люди не летают. Разбежаться бы, раскинуть руки. И взмыть вверх. Высоко-высоко!

   - Да. Во второй половине дня Вову выписывают. Перевозим его в санаторий для реабилитации. Сразу - из больницы. Это за городом, и туда ж ты точно не потащишься. Пожалуйста, Саша. Хоть раз в жизни уступи ему! Он же не может сам приехать.

   - Подумаю. Но не обещаю, - и я сбросила звонок лучшей подруги.

   Если честно, мне совершенно не улыбалось встречаться с вздернутым носом. Ни в больнице, ни в санатории, ни дома. Вообще нигде. Несмотря на откровения в Потоке, здесь он всё тот же Вовочка. Если б не моя новая авария, родные давно бы пристыдили, что до сих пор не навестила сводного братца. Но сейчас меня не трогали.

   Я так и не поняла, что заставило поменять решение. Пошла в ванную, чтобы умыться, и сама не заметила, как принялась приводить себя в порядок для выхода "в свет". Очнулась в коридоре уже полностью одетая и причесанная. С сумкой и ключами от квартиры в руках. Взглянула в глаза удивленному отражению и повела плечами. Мол, раз собралась, стало быть, так надо.

   На подходе к серому девятиэтажному зданию чуть не повернула обратно. Слишком много воспоминаний постучалось в голову. Далеко не радужных. Но я пересилила себя, почти бегом взлетела на крыльцо. На вертушке пропустили без вопросов. Даже без удостоверения. Дежурил охранник, ронявший челюсть, когда я щеголяла тут в юбке-поясе. Он попытался улыбнуться, но, поймав хмурый взгляд, решил ограничиться скромным приветствием.