Носители. Сосуд (СИ) - Лаженицын Иннокентий

Ход моих апатичных мыслей прервал Сава, заглянувший в окно.

– Пришел в себя? – в очередной раз одарил он меня улыбкой, которую хотелось вырвать с его старого сухого лица. Открыв водительскую дверь, он сел за руль и завел двигатель. – Больше тут смотреть не на что, сейчас пересадим тебя в более комфортные условия, там тебя уже давно ждут важные люди.

Савелий увозил меня из поселка по той же самой дороге, по которой совсем недавно я сюда въезжал в надежде на спокойную и безопасную жизнь.

Проехав несколько поворотов и небольшой подлесок, мы оказались у перекрестка с основным шоссе, недалеко от него стоял припаркованный черный автобус с затонированными стеклами. К нему-то и подрулил Сава.

Не глуша мотор, он вышел из машины, открыл мою дверь и, держа под руку, помог дойти до автобуса. Подниматься в салон мне пришлось уже самому.

– Удачи, еще увидимся, – попрощался Савелий, и дверь закрылась.

Как я и ожидал, внутри автобус совершенно не был похож на обычный рейсовый. В задней части салона царила темнота, в которой было невозможно что-либо разглядеть, потому что в глаза светила пара мощных ламп, подвешенных к потолку. Одно было известно наверняка: там сидели комиссары, как всегда, прячущие свои лица.

– Присаживайся, Алексей, – поступил мне приказ из темного конца салона.

Я сел на диван, который находился прямо после подъема в автобус. Впервые наше общение проходило без использования средств коммуникации, и потому голос казался другим, но при этом очень знакомым. Скорее всего, мне не раз приходилось общаться с его владельцем в стенах Конторы, даже не подозревая, что это комиссар.

– Мы можем ехать, – громко сказал тот же голос, автобус завелся и тронулся.

В салоне со мной присутствовали еще шесть человек, и все они были носителями чувств, которые активизировались во мне. И конечно же, это были те же самые люди, с которыми я общался перед тем, как меня заперли в подземной квартире в Конторе, добавился только Гнев.

– Вот и все, Алексей. Наконец-то твои приключения подошли к концу, и остаток своих дней ты проведешь в спокойствии и созерцании, – продолжил общение со мной голос, приказавший сесть на диван.

– Можно меня развязать? А то мне комфорт обещали, а со скованными руками и ногами его трудно почувствовать, – обратился я к комиссарам.

– В принципе можно, – к моему удивлению, голос согласился, – только проделаем одну процедуру.

– Можно мне? – неожиданно прозвучал резкий, громкий женский голос, который был мне очень знаком, но мне очень хотелось верить, что все же это не она. – Я больше всех это заслужила.

– Хорошо, только меру знай, – дал добро мой собеседник, который, видимо, занимал главенствующую позицию среди комиссаров.

Мои надежды на владелицу голоса не оправдались, из темноты вышла Маша. Несмотря на всю трагичность ситуации, я вновь отметил про себя, насколько она шикарная женщина. Непроизвольная улыбка вылезла на моих губах при воспоминании о ее обнаженном теле, и какое-то тупое мужское самодовольство хихикнуло внутри меня.

– Здравствуй, Сосуд. Я даже представить себе не могла, каким будет мое первое знакомство с тобой, – снова напомнила она о своем увлекательном катании в моче. – Ты отобрал мою силу, пора отдавать долг.

Приложив руки к моей голове и груди, Маша начала вытягивать из меня энергию. Нельзя было сказать, что это было неприятно или больно, просто ощущение усталости вдруг навалилось на меня, руки и ноги стали ватные, голова закружилась. Внутри меня недовольно пискнул Гнев.

– Хватит, – командным тоном сказал главный комиссар, Маша тут же остановилась. – Он и так отдал слишком много сил на бесполезный стазис. Развяжи его, теперь он неопасен.

Мария освободила мои руки и ноги, наклонилась ко мне, приподняла мою голову за подбородок и нежно поцеловала в губы, сказав шепотом:

– Мы еще не в расчете, будем частенько видеться, – она развернулась и ушла в темноту.

Сидеть стало комфортнее, но слабость и гул в голове создали новые неприятные ощущения.

– На протяжении всей истории человечества существовали мученики, – продолжал говорить все тот же голос, прочие предпочитали молчать. – И я не говорю сейчас только про религию. Кто-то из них шел на это осознанно, кого-то заставили обстоятельства, но объединяет их то, что благодаря ним, благодаря их поступкам простые люди вновь обретали надежду и веру. Алексей, ты один из них, ты та жертва, которую необходимо принести во благо нашего общества и страны в целом. Не ведая того сам, ты уже сыграл важную роль в истории носителей, благодаря тебе была уничтожена одна из самых больших ячеек совершенных на территории России. Но куда более важна твоя роль в будущем. Ты поможешь нам обеспечить процветание нашей Родины, – оратор сделал паузу, видимо в ожидании моей реакции, которой не последовало, и он продолжил. – Конечно, твоей силой будем пользоваться только мы, но мы и есть те, кто способен обеспечить мир и порядок в нашей стране. Сегодня мы как никогда сильны, и твоя помощь еще больше возвысит нашу страну на политической арене.

Собравшись с силами и совладав со своими руками, я поаплодировал своему невидимому собеседнику.

– Это должно меня как-то утешить? – спросил я его.

– Нет. Мне хотелось, чтобы ты понял, кто ты есть. В любом деле мы вынуждены жертвовать чем-либо. Выбирая между поездкой на машине или метро, мы жертвуем либо комфортом, либо временем. Чем более серьезный вопрос и выбор стоит, тем сильнее жертва. В нашей ситуации это ты, ты та жертва, которая необходима не только нам, но и всей России.

– Не надоело прикрываться речами о безопасности и благосостоянии страны? – аплодировать еще у меня сил не было, потому я просто улыбнулся.

– Алексей, мне не нужно в чем-либо тебя убеждать. Мне просто хотелось привнести в твою жизнь немножечко больше смысла. Страной правит не так много людей, и чем стабильнее этот состав, тем стабильнее дела в государстве.

– Избавь меня от этого, – попросил я главного комиссара. – Мой эгоизм не прошибают такие речи.

– Как пожелаешь, – не стал настаивать он. – Тогда нам больше нечего обсуждать. Я искренне надеялся, что твое заточение пройдет в мыслях о твоей пользе, а не во всепоглощающей ненависти к нам.

– Наивный чукотский мальчик, – улыбнулся я. – Прости, что не оправдал твоих надежд.

– Мы можем уже прекратить этот цирк? – в разговор неожиданно влез другой комиссар, и его голос тоже был мне знаком. – Вов, ты закончил свою проникновенную речь и тщетные попытки, можно нам уже использовать Сосуд по назначению?

– Второй Сосуд на моих руках и тоже не хочет, чтобы его превозносили как мученика, – с печалью в голосе сказал главный комиссар, имя которого теперь мне было известно. – Почему у простых людей получается сначала издеваться над человеком или вообще зверски его убить, а потом возвести его в сан святых и молиться на него, а у меня второй раз не выходит?

– Потому что простые люди не спрашивают на это разрешение у жертвы, убил, искалечил, сделал мучеником, Владимир, ну так можно уже? – повторил вопрос второй голос.

– Приступайте, – дал добро главный комиссар. – Только не все разом, пожалейте его психику.

Последняя фраза меня озадачила и насторожила, но спустя несколько секунд я все понял.

Когда тебя отчисляют из института, найти хорошую работу проблематично, но мне повезло. Благодаря папиным знакомствам меня устроили в хорошую фирму на высокую зарплату. Первые полгода я пребывал в эйфории от понимания, что в свои восемнадцать лет и без образования у меня была престижная оплачиваемая работа. Но спустя некоторое время начались проблемы. Придирки со стороны начальства, завышенные требования – все это сильно деморализовало меня, и в итоге работа стала мне ненавистна. Уволиться не было возможности, успев набрать кредитов, я подсел на денежную иглу, с которой слезть труднее, чем с наркотиков.

И сейчас передо мной стоял тот самый начальник, который почти десять лет делал мою работу невыносимой, постоянно провоцируя во мне негативные чувства.