Но хватит ли этого?
Я встал, подошел к окну. Внизу, на Уолл-стрит, кипела обычная деловая жизнь.
Клерки спешили между зданиями с портфелями, полными заказов на покупку акций. Посыльные мальчики бегали с телеграммами. У входа в Нью-Йоркскую фондовую биржу толпились инвесторы, надеясь услышать последние новости.
Зазвонил телефон. Мисс Говард доложила, что меня просит к аппарату Альберт Уигин.
— Стерлинг, — голос председателя Chase National звучал напряженно, — не могли бы вы зайти ко мне сегодня после обеда? Есть вопросы, которые требуют конфиденциального обсуждения.
— Конечно, мистер Уигин. Во сколько вам удобно?
— В три часа. И Стерлинг, приходите через боковой вход. Я не хочу, чтобы наша встреча привлекла внимание журналистов.
Любопытно. Уигин явно обеспокоен сильнее, чем показывал на прошлой неделе.
В половине третьего я вышел из офиса, оставив О’Мэлли следить за возможной слежкой. Continental Trust не дремлет, вчера Патрик заметил того же человека в сером костюме третий день подряд.
Здание Chase National Bank на углу Уолл-стрит и Нассау-стрит возвышалось над финансовым районом как крепость старых денег. Тридцатиэтажный небоскреб из светлого камня, построенный всего пять лет назад, воплощал мощь и стабильность американской банковской системы.
Боковой вход находился в переулке между Уолл-стрит и Экзэндж-плейс. Охранник, очевидно предупрежденный о моем визите, молча кивнул и провел к служебному лифту.
Кабинет Уигина занимал весь угол тридцатого этажа. Панорамные окна открывали вид на Гудзон с одной стороны и на Ист-Ривер с другой. За массивным столом из орехового дерева сидел один из влиятельнейших банкиров Америки.
Альберт Уигин выглядел моложе своих пятидесяти восьми лет. Высокий, подтянутый, с седеющими висками и проницательными серыми глазами. В отличие от многих коллег, он начинал карьеру простым клерком и прекрасно понимал механику банковского дела на всех уровнях.
— Стерлинг, спасибо, что пришли, — он поднялся из-за стола, протягивая руку. — Садитесь, пожалуйста. Кофе? Или что-нибудь покрепче?
— Кофе будет отлично, — я устроился в кожаном кресле напротив его стола.
Уигин налил две чашки из серебряного кофейника, стоявшего на боковом столике.
— Должен признаться, ваши предупреждения на прошлой неделе заставили меня серьезно задуматься, — начал он, подвигая чашку ко мне. — Я провел собственный анализ ситуации с маржинальными кредитами в нашем банке.
Он открыл папку, лежавшую на столе, достал несколько листов с цифрами.
— Картина… скажем так, не внушает оптимизма. Объем наших маржинальных кредитов за последний год вырос на двести процентов. Среднее покрытие составляет всего двенадцать процентов от стоимости акций.
— Это соответствует общим тенденциям рынка, — кивнул я. — А какова доля проблемных кредитов?
— Вот в чем проблема, — Уигин снял очки, протер их платком. — Формально проблемных кредитов нет. Все клиенты исправно выплачивают проценты. Но если цена акций упадет хотя бы на пятнадцать-двадцать процентов…
— Начнутся маржин-коллы, — закончил я. — И большинство заемщиков не смогут предоставить дополнительное обеспечение.
— Именно. — Он надел очки обратно. — По нашим расчетам, падение рынка на двадцать пять процентов приведет к принудительной продаже акций на сумму около ста миллионов долларов. Только по кредитам нашего банка.
Я отпил кофе, размышляя над цифрами. Если Chase National столкнется с принудительными продажами на сто миллионов, то что происходит в других банках? National City Bank в два раза крупнее Chase. Значит, там объем будет около двухсот миллионов. Плюс десятки мелких банков и брокерских контор…
— Мистер Уигин, а вы пытались оценить общий объем маржинальных кредитов по всей банковской системе?
Он кивнул, доставая еще один документ.
— Мы с коллегами из других крупных банков обменялись конфиденциальной информацией. Неофициально, разумеется. Общая сумма превышает девять миллиардов долларов.
Девять миллиардов. Больше, чем я предполагал.
— И какова совокупная способность банков поддержать рынок в кризисной ситуации?
Уигин встал, прошелся по кабинету к окну, выходящему на Гудзон.
— В лучшем случае, пятьсот миллионов долларов. И то при условии, что все крупные банки объединят усилия.
Пятьсот против девяти миллиардов. Соотношение один к восемнадцати. Безнадежно.
— Понимаете теперь, почему меня так встревожили ваши предупреждения? — Уигин обернулся ко мне. — Если вы правы, и серьезная коррекция действительно неизбежна, то никакие частные меры не помогут. Потребуется вмешательство Федеральной резервной системы.
— А ФРС готова к такому вмешательству?
— Вот в чем проблема, — он вернулся к столу, сел в кресло. — Рой Янг и большинство членов совета директоров ФРС считают, что рынок способен к саморегулированию. Они против активного вмешательства в рыночные процессы.
Я знал из истории, что такая позиция сохранится до самого конца. Федеральная резервная система поймет необходимость решительных действий только после полного краха банковской системы. Слишком поздно.
— Мистер Уигин, предположим, что банки все-таки решат действовать сообща. По образцу Дж.П. Моргана в 1907 году. Какие шаги вы бы предприняли?
Уигин задумался, барабаня пальцами по столешнице.
— Во-первых, создание стабилизационного фонда. Пятьсот миллионов долларов, распределенных между крупнейшими банками пропорционально их активам. Во-вторых, координация покупок ключевых акций для поддержания цен. В-третьих, временное прекращение выдачи новых маржинальных кредитов.
— А психологический эффект? — спросил я. — Как убедить публику, что ситуация под контролем?
— Тут нужен авторитетный голос, — ответил Уигин. — В 1907 году таким голосом был Морган. Сейчас его сын, Джек Морган, не обладает влиянием отца. Чарльз Митчелл слишком оптимистичен. Нужен кто-то другой.
Мы просидели еще час, обсуждая детали возможного плана стабилизации. К концу встречи у нас получилась детальная схема действий на случай кризиса.
— Стерлинг, — сказал Уигин, провожая меня к выходу, — я организую встречу с руководителями других крупных банков на этой неделе. Сможете присутствовать в качестве консультанта?
— С удовольствием. Но должен предупредить, времени остается очень мало.
— Насколько мало?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Дней десять. Максимум две недели.
Уигин побледнел, но кивнул.
— Тогда встреча состоится завтра вечером. Я свяжусь с вами завтра утром.
Покидая здание Chase National Bank, я чувствовал смесь надежды и отчаяния. Надежды, потому что крупнейшие банкиры наконец начинали понимать серьезность ситуации. Отчаяния, потому что понимали слишком поздно.
Пятьсот миллионов долларов против девяти миллиардов маржинальных кредитов. Это как попытка остановить лавину детской лопаткой.
Но попытаться мы должны. Даже если спасем лишь десятую часть от грядущих потерь, это будут сотни тысяч семей, которые не лишатся крова и средств к существованию.
На Уолл-стрит время клонилось к закрытию торгов. Биржевые клерки начинали подводить итоги очередного рекордного дня. Dow Jones закрылся сегодня свыше трехсот пятидесяти пунктов, новый исторический максимум.
На следующее утро, я прибыл в офис в половине седьмого, намереваясь подготовиться к вечерней встрече с банкирами. Но едва я успел снять пальто, как мисс Говард постучала в дверь кабинета.
— Мистер Стерлинг, — ее обычно невозмутимый голос звучал встревоженно, — пришла срочная телеграмма из Лондона. Помечена как «крайне важная».
Она протянула мне желтый бланк Western Union Telegraph Company. Отправитель Джеймс Уилсон из лондонского банка Rothschild Sons, с которым я наладил деловые отношения несколько месяцев назад при переводе части активов в европейские банки.
Текст телеграммы заставил меня похолодеть:
«СТЕРЛИНГ ТОЧКА CLARENCE HATRY GROUP ОБАНКРОТИЛАСЬ ВЧЕРА ТОЧКА ПОТЕРИ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ФУНТОВ ТОЧКА ЛОНДОНСКАЯ БИРЖА В ПАНИКЕ ТОЧКА ЕВРОПЕЙСКИЕ ИНВЕСТОРЫ МАССОВО ВЫВОДЯТ КАПИТАЛЫ ИЗ АМЕРИКИ ТОЧКА РЕКОМЕНДУЮ ЭКСТРЕННЫЕ МЕРЫ ТОЧКА УИЛСОН»
