О моём перерождении в сына крестьянского 1 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Лейта медленно кивает. Но молчит.

– Смотри, что вырисовывается, – сказал я, на миг приподнимая лист с записями о её статусе. – Как я понял, твой класс сосредоточен на максимальном усилении целительных чар за счёт своеобразного донорства. Целитель не просто внедряет в пациента маноконструкты, призванные исправить вред, который выявлен диагностикой, но ещё и накачивает это всё собственной жизнью. Делится ею с больным. Что наверняка особенно эффективно в тех случаях, когда тот ослаблен.

– Да. Всё верно.

– Однако у метода явно есть недостатки. Они есть всегда и у всего, вопрос в том, как их вовремя распознать... кхм, кхм. Первое, что приходит мне на ум: инфекционные заболевания. Они сами по себе есть хищная микроскопическая жизнь, которая пожирает жизнь больного, как хищник – пойманную жертву. Очевидно, что идея дать инфекции больше ресурсов для размножения – не самое лучшее, что можно придумать, и жертвенность в таком случае скорее вредна, чем полезна.

Лейта моргнула.

– Ты много знаешь о целительстве для... не специалиста. Я ещё в начале... заметила. Откуда?

– Если бы я помнил! В моей голове столько осколков знаний, в том числе совершенно диких... вот ты, например, знаешь, что у звёзд есть своего рода жизненный цикл? Что они возникают, загораются, а потом либо невероятно медленно, десятки и сотни миллиардов лет, остывают – либо вспыхивают так, что на краткое мгновение по меркам их долгой жизни, на дни и недели, в одиночку затмевают совокупный блеск миллиардов иных звёзд, и... можно сказать, умирают?

– Не-е-ет...

– А я вот знаю. И даже могу описать процесс подробнее, в деталях. Откуда? Как ко мне попало это знание? Чего и кому стоило добыть нечто настолько... глубокое и масштабное? Память молчит. Я даже не могу гарантировать, что это знание достоверно, потому что в моей голове есть и знания, достоверность которых заведомо снижена и зачастую противоречит другим знаниям. Очевидно, что величественной картине медлительной звёздной жизни, озарённой термоядерным пламенем, полностью противоречит иная картина, повествующая о том, как солнце заправляют дровами и вручную выкатывают на небо обычные люди, что даже не воины и не маги.

– При чём тут солнце?

– Так ведь солнце – тоже звезда. Просто самая близкая и яркая.

Глаза и зрачки Лейты снова расширились до предела. Если так дальше пойдёт, я могу подсесть на это чудесное зрелище...

– Про звёзды я бы послушала потом. Это... интересно, но... есть более интересный вопрос. Что ты знаешь о целителях и исцелении? Пусть даже самое недостоверное.

– Недостоверное? Ну...

Один из осколков памяти блеснул особенно ярко и яростно. Вероятно, сработала ассоциация с ещё не вполне успокоившимся в моей душе зелёным громилой, хотя – какая разница? Я мог попробовать припомнить многое: историю о ветеринаре единорогов, рассказ о враче на космической станции, небыль о похождениях боевого жреца, на всю голову ушибленного войной, или даже про некромантку, которая за две повести и две книги не подняла ни единого зомби, зато много кого вылечила... жертвуя собственные кровь и боль, кстати, прямо как...

Но. Выбор сделан, выбора больше нет.

– Знаешь, Лейта, раз уж зашла речь о недостоверном, позволь рассказать тебе сказку.

– Сказку? – изящные брови приподнимаются парой лебединых крыльев.

– Да. Длинную и причудливую сказку про целителя из древнего ордена Азаринт...

Не то чтобы выдуманные истории вообще не имели хождения по Цоккэсу. Имели. Люди и прочие разумные всегда остаются собой, так что внесистемная способность воображать, придумывать и сочинять в магическом мире никуда не исчезает. Но...

Полагаю, потенциально самые лучшие, самые талантливые, отвязные и смелые сочинители в этом мире разделили участь иных потенциальных новаторов: инженеров, художников, архитекторов, учёных, математиков, философов и всех прочих, кто мог бы поменять Цоккэс безо всякой магии. Мечты особенно заманчивы, когда недостижимы; фантазии тем ярче, чем слабее и ущемлённей тот, в чью голову они нисходят, чтобы расцвести миллионами невыразимых оттенков.

А в этом мире способность мечтать ярко, мечтать выпукло и рельефно, мечтать достоверно – каким бы противоречивым ни казалось сочетание этих слов – слишком легко конвертировалась в личную силу. Полагаю, гениальные писатели в нём обычно не выдерживают соблазна и превращаются в магов.

Пусть тоже гениальных, но...

В общем, мир, полный реальных чудес, на бриллианты выдумки оказался до обидного беден. Это я ещё во время работы перепечатником отметил.

На этом фоне уже сама завязка истории Илеи Спирс, подразумевающая перемещение не на иной материк, а в иной мир – причём оба мира, исходный и конечный, совершенно не походили на Цоккэс... о да: одно только это могло стать диким, не умещающимся в голове новаторским приёмом. А уж то, что в ином мире может быть радикально иная система развития, с другой структурой примерно всего... ещё один революционный ход. То, что один-единственный человек, достаточно жестокий к себе и щедрый к другим, способен стать достаточно сильным, чтобы менять политический рельеф целых держав просто как не самый важный побочный результат своего развития... и более того: в конечном итоге превзойти как хтонических чудищ, так и космических богов родом из других измерений...

Полагаю, шансов на то, что неискушённую душу Лейты не заворожит история целителя Азаринта, существовало примерно так ноль. Даже совершенно точно зная, что мой пересказ – выдумка, фантазия, не имеющая отношения к реальности фикция, о чём я не ленился напоминать всю следующую неделю, пока длился этот самый (весьма вольный, должен признаться) пересказ, Лейта всё равно ждала каждой новой порции, как голодный ждёт миску, полную наваристого бульона.

И когда я закончил, попросила добавки. А то!

– Не имею ничего против, – ответил я, – мне и самому приятно вспоминать всякие небылицы. Но, как сказал один мудрый человек, в грёзы нельзя насовсем убежать, краток век у забав... реальность вокруг требует заботы. И, в частности, надо вспомнить про выбор пути развития.

– Хотела бы я повторить путь Илеи... – вздохнула Лейта. – Хотя бы его начало.

– Да, было бы здорово. Но за неимением чудесных мутагенов...

– Мутагены есть. И даже чудесные.

– А вот с этого места поподробнее. О чём ты говоришь?

После чего всю следующую неделю уже Лейта «развлекала» меня сказками Венского леса... хм. То есть совершенно правдивым по большей части повествованием о том, какие ценные ништяки можно, если повезёт, налутать в Лесу Чудес с местной флоры и фауны. А также грузила азами теоретической алхимии и другими ценными сведениями, которые мы совместными интеллектуальными усилиями сводили в нечто более цельное, последовательное и упорядоченное. Ну, старались свести.

Чаще не получалось. Но тем ценнее выходили редкие успехи.

Надо заметить, обучение это оказалось обоюдно продуктивным. Ведь Лейта благодаря своей новой особенности могла не только вспоминать, но и переосмысливать известное; а я ещё и подбрасывал в топку дровишки наивных вопросов пополам с нетривиальными подходами.

Взять, например, такое прекрасно знакомое большинству Ассур явление, как смещение природы маны к живе, то бишь энергии жизни. Когда я обозвал это алхимической мутацией, Лейта в первый момент посмотрела на меня, как на младенца, не понимающего, что он лепечет... а потом ка-а-ак пояснила, почему это полнейшая глупость и бред... да так допояснялась, что итоговый вердикт, совмещённый с результатами самодиагностики, оказался ещё жёстче:

– Это что же получается? Я – тетанический магический мутант! Моя особенность Целительный Сдвиг обеспечивает меня духовным органом, подвергающим ману в резерве алхимической трансформе по нестихийному пути. И если посмотреть на меня как на монстра, то я определённо являюсь источником ингредиентов серебряного ряда ценности.

– Ничего страшного, с кем не бывает.