– Что это были за звери, на которых ты охотилась?
– Они не хищники были. Я подумала, что значит мясо у них вкусное. Они были такие… Я их раньше не видела: упитанные такие, белые и черные. И мех кудрявый…
Ее прервал смех кхана:
– Да уж, умеешь ты делать глупости! Эти животные – домашний скот. Судя по описанию, стадо овец. Оно принадлежало людям, которые тебя схватили. Понятно, что ты не могла этого знать. Потому тебе и не следовало выходить в степь одной, ты слишком мало знаешь об Отерхейне.
В глазах девушки застыл вопрос.
– Как, вождь? Как звери могут принадлежать? Их земля родила, нас земля родила. Не могут принадлежать.
Теперь пришел черед Элимера удивляться:
– Но ведь у айсадов есть собаки, кони? Разве они не принадлежат вам?
– Нет! – вскрикнула девушка. – Они нам помогают, они – друзья.
Какое-то время Элимер молчал, с интересом смотря на Шейру. Только теперь, благодаря этой простой фразе понял он, насколько широка и глубока та пропасть, что лежит между дикарями и цивилизованными народами. И как ей, Шейре, объяснить, в чем она не права? Немного подумав, кхан все-таки ответил:
– Вот эти овцы, они для людей Отерхейна тоже… хм… помощники. А ты убила одного из них, потому на тебя и набросились.
Во взгляде девушки наконец загорелось понимание:
– Да,- уронила она, – тогда они правы, а я – нет.
Элимер смотрел на нее, все больше поражаясь странной айсадской логике, когда снова вошел Еху. Правда, нес он отнюдь не еду, которую обещал. Мудрый старик тащил небольшой котел с теплой водой и какие-то тряпки.
– Я тут подумал, мой Кхан, гостье нашей, пожалуй, кровь бы вытереть.
– Спасибо, Еху, – сказал Элимер, забирая из рук у старика котелок с душистым отваром и досадуя про себя, что не подумал об этом, а устроил Шейре допрос.
– Вот и ладненько, вот и ладненько, – пробормотал старик. – Ну, а теперь-то старый Еху точно вам поесть соберет, – и снова вышел.
Элимер изучающе посмотрел на айсадку. Да, разгневанные селяне не просто так ее в сарай бросили. Судя по ее виду, деревенские женщины успели ногтями ее исполосовать, за волосы потаскать, а мужчины допрос учинить. Он придвинул котелок ближе к себе, смочил в нем кусок тонкой шерсти, принесенный стариком, и уже собрался отмыть грязь и следы засохшей крови со лба и щек девушки, но она, увидев поднесенную к ее лицу руку, резко дернулась назад.
– Шейра, – проговорил он, – я только хочу протереть твои царапины, чтобы они не загноились и быстрее зажили. Я не причиню тебе вреда.
– Н-не надо, – подозрительно на него косясь, ответила девушка. – Я сама.
– У тебя руки грязные, – ухмыльнулся кхан, откровенно лукавя: просто ему очень хотелось дотронуться до нее. – Да и чего ты боишься?
– Не боюсь, – отрезала Шейра. – Не хочу, чтобы ты дотрагивался.
Рука Элимера опустилась, а во взгляде мимолетно сверкнул гнев.
– Я уже прикасался к тебе, айсадка, когда тащил сюда, – холодно произнес он. – И много раз до этого. Не трать мое время!
Он решительно поднес к ее лицу смоченную в воде ткань. Больше девушка не сопротивлялась, только болезненно поморщилась, когда влага коснулась исцарапанной кожи. А Элимер почувствовал, как все внутри него замерло от этого простого и ничего не значащего прикосновения. Что же такое творилось с ним, почему эта айсадская девчонка вызывала такое желание? И как больно было видеть в ее лице, на которое он хотел смотреть целую вечность, лишь страх и отвращение!
– Зачем ты так делаешь? – спросила Шейра, когда он закончил и бросил уже грязную тряпку в котелок.
– Как "так"? – сухо отозвался Элимер.
– Помогаешь. Я обманула, ушла в степь, а ты не злишься. От соплеменников своих забрал. Помогаешь врагу – зачем? – в ее голосе прозвучало искреннее недоумение.
– Ты не враг мне. Я бы разнес эту деревню, если бы они … – он не договорил. Замолк, как только понял, что слова его звучат словно похвальба малолетнего мальчишки.
– Вождь, не ответил ты. Почему спас, зачем дважды не убил и в племени своем держишь? Ты пророчество узнать хотел. Но ведь горец-Видольд сообщил его тебе? Так почему?
– Шейра, – голос его прозвучал очень тихо, – а ты сама не догадываешься?
Она собиралась ответить, но осеклась, обескураженная странным выражением в глазах этого темного человека. Почему она так боялась его взгляда раньше? Вот сейчас в нем не виделось ничего пугающего. Только какое-то ожидание и нетерпение, словно он хотел еще что-то сказать или услышать. И – совершенно немыслимо – в глубине обычно таких ледяных зрачков чудилась какая-то теплота.
Но темный вождь вдруг резко отвернулся и так же резко спросил:
– Что у тебя с ногой? – словно только что заметил, как неловко девушка поджимает ее.
– Ничего, – слегка рассеянно, отвлекаясь от своих мыслей, произнесла она, – меня тащили, и я…
– Покажи.
Удивившись сама себе, Шейра закатала одну штанину и протянула вождю ногу. И только тут обнаружила, что стопа и щиколотка опухли, и сразу же почувствовала сильную пульсирующую боль, на которую до этого почти не обращала внимания, будучи занята разговором с этим человеком.
Элимер осторожно пробежался пальцами по лодыжке, заставив айсадку поморщиться от боли.
– Ни перелома, ни вывиха, кажется, нет. Уже хорошо. Я скажу Еху, чтобы наложил тебе повязку – в этом деле он мастер.
Он еще раз прощупал ее щиколотку и, как будто убедившись, что все в порядке, скользнул взглядом выше, остановившись на разбитом колене и бедре. Если бы ему раньше кто-нибудь сказал, что эти покрытые синяками и ссадинами ноги покажутся ему соблазнительней холеных бедер Зарины – он ни за что не поверил бы.
Девушка посмотрела на него исподлобья и вдруг опасливо спросила:
– Ты теперь навсегда запрешь меня в той каменной комнате, да?
– Нет, но следить за тобой теперь станут вдвое тщательнее, чтобы подобных историй больше не случалось.
Кажется, его слова ее успокоили. Наверное, больше всего она боялась вновь оказаться взаперти.
– Ложись спать, Шейра, – произнес Элимер, поднимаясь с места. – Я ухожу, меня ждут. Через несколько дней пришлю кого-нибудь за тобой.
– Кого пришлешь? – она метнула на него встревоженный взгляд. Элимер прекрасно понял его значение и с мрачной насмешкой ответил:
– Я пришлю Видольда, не волнуйся, – он заметил на ее лице радостное облегчение и, жестко сжав губы, рванул на себя дверь. И едва не столкнулся со старым Еху. Старик держал в руках глиняные горшочки, от которых исходил сытный аромат съестного, и как раз собирался войти в дом.
– Да ты никак уходишь, Великий Кхан?! – воскликнул сторож. – Что ж так, задержался б до утра, а там бы и в путь.
– Не могу, Еху, пора, – и вполголоса добавил, покосившись на девушку. – Ты уж приглядывай за ней, ладно? Как бы опять в приключение не попала. Да, и еще она ногу повредила…
– Ну, это ничего, это я займусь, скоро начнет бегать.
– Главное, чтобы недалеко, – криво усмехнулся кхан.
– Будь спокоен, повелитель, глаз не спущу.
– Хорошо, Еху. Тогда прощай.
И вскоре фигура кхана скрылась за деревьями, растаяла в фиолетовой ночи.
Старый Еху вошел в теплый, освещенный дом и уселся напротив айсадки, протягивая ей глиняный горшочек:
– Возьми-ка, девонька, поешь, – улыбнулся старик. – Проголодалась, наверное. Ишь, худющая-то какая!
Шейра не заставила просить себя дважды. За время, проведенное в поселении, ей ни разу не давали еды, и сейчас девушке казалось, будто она способна съесть хоть целого оленя. Уплетая жаркое, она поглядывала на Еху. Старик тоже наблюдал за ней, хитро щуря веселые глаза. Почему-то этот сторож сразу вызвал у Шейры симпатию, несмотря на то, что тоже был шакалом Отерхейна.
