Невеста без места - Сапункова Наталья

— Что ж, пусть так, — закивала Воевна, — пусть так, княженка моя, — и головой затрясла, потому что опять ей почудилось на миг, что это старая княгиня, бабка Велькина, с ней говорит. — Только вот что, — добавила она, — мы уж побережем твою сестрицу, к тебе не пустим. Вдруг ты на себе беду, ворожбу какую принесла? И сама о том не знаешь. Так ведь не поймешь. Не серчай, милая. Она ведь одна теперь невеста осталась.

— Хорошо, делай, Воевна, как знаешь, — согласилась Велька.

Раньше бы обиделась: как это, сестру к ней не пускать, как будто нечистая она? Как же им не свидеться? Раньше ей сестра родной была, и поговорить, и посмеяться вместе всегда хотелось, а что поучала вечно — так это мелочи, и не обидно, и можно было вовсе не слушать. А нынче…

Нынче оно и лучше, чтобы ни сестру, никого не видеть. Проще. Спокойнее. А Чаяна — да, она одна теперь невеста. И ее во что бы то ни стало надо в Карияр невредимой доставить. А Велька не невеста больше, она…

Она Венко жена. Только так.

Вот вернется Венко… и все будет хорошо. И уедут они далеко, и позволения не спросят, если что — никто им не помешает.

Увела Любица Вельку в шатер, кликнула девок, воды нагрели, одежду принесли, какую положено. Равнодушно переоделась Велька из чужого ветхого в свое привычное — и в этом разницы не увидела. Любица сама, силком повесила Вельке на шею яркое ожерелье. Как увидала ее короткие волосы — ойкнула, чуть не заплакала, но тут же платок достала красный и велела повязать.

— Ты не вздумай еще вдовицей наряжаться, ни к чему это тебе. Нет ни в чем твоей вины. Вот посмотришь, вернемся домой, в Верилог, батюшка твой волхвов соберет, потолкует с ними, уж придумает, как быть. Станешь ты еще невестой, вот увидишь, женихов перебирать будешь! Волхвы сообразят, как дело поправить, а князь не поскупится. И верно ведь, жива ты и здорова, и слава богам за это, мы уж не надеялись, а тут подарок такой. Не о чем тужить, не о чем!

Велька только кивнула, соглашаясь, — и впрямь не о чем.

Любица челядинок прочь отправила, принялась осторожно расспрашивать — да без толку. Сама зато многое рассказала. О том, что пес кариярский, Волкобой, убежал и больше его не видели. Ждут его — а нет, не возвращается.

И о том, что большая часть дружины с княжичами и боярами во главе по лесам ездила — искала Вельку. Да тут места дикие, а оборотни вроде какие-то тайные тропы знают, людям неведомые.

О том еще, как занедужил вдруг нежданно-негаданно княжич Горибор, как раз на другой день после того, как с Велькой беда случилась. И словно ломало его, один раз даже криком закричал. Не иначе как тот же колдун, что Вельку унес, хворь какую тут оставил. Княжича в шатре уложили, боярин Мирята охрану выставил, даже своих, кариярцев, не велел к нему пускать. Но обошлось, ушла хворь, ни на кого вроде не перекинулась.

Горибор… это который Велемил, значит. Старший княжич. Зато Яробран, который в рысьей личине с оборотнем подрался, плох был поначалу, но удивительно быстро на поправку пошел, так что не надо о нем тревожиться.

Еще новость: теперь от вериложцев всем тут заправлял муж Любицы, боярин Городей, потому что воевода Горыныч с полусотней кметей уехал татей ловить, что Вельку похитили. Поклялся ничего не пожалеть, а поймать злодеев и князю Велеславу на суд свезти. Очень уж разволновался воевода, что княжий приказ не исполнил, княженку не уберег, так хотя бы этим с себя вину снять должен. А одного злодея, говорил, в лицо видел и хоть днем, хоть ночью ни с кем его не перепутает — запомнил-де его поганую рожу на веки вечные. А кариярские княжичи и боярин их недовольны, все воеводу удержать пытались, так кончилось тем, что разругался воевода с кариярцами вдрызг, винит их в каких-то тайных злых умыслах и князю жаловаться намерен. И теперь, где носит воеводу с дружиной, никому не ведомо.

Велька поначалу только кивнула, не сильно задумываясь, — зная Горыныча, иного и ждать было нечего. Потом уже, запоздало, удивилась:

— Это он за оборотнями в погоню пустился? А кого же увидеть успел? Касмета, тогда, на пиру?..

Конечно, тогда оборотней много кто видел, но как же теперь воевода догадался, что они похитители? Неужто здесь кто-то из них личину истинную все же показал?

— Он одного видел, когда тот к нам в лагерь приходил, поймали его ночью, да кариярцы выпустили, то ли нечаянно, то ли нарочно. Говорили, что знают его. Вот потому и повздорил наш Горыныч с кариярцами, в обмане их винит, еще не знаю в чем…

Вот теперь Велька поняла, и сердечко ее сжалось.

Получается, воевода с пятью десятками гоняется за Венко? Вот еще не хватало! Счастье, что не знает, где ловить и в каком обличье!

— Да не тать это! — воскликнула она. — Он меня спасал. Это… Он и тогда, ночью, ко мне приходил повидаться. Это мой Венко.

— Что ты говоришь, девонька? — это, оказывается, Воевна в шатре появилась. — Какой-такой твой?..

Дородная боярыня, а ходит временами тихо, как кошка. Даже Любица вздрогнула, от нее попятилась…

Вот и придется хоть что-то, да объяснять.

— Меня оборотни для богини своей украли, — сказала Велька. — Ей и отдали. Да только кровь у меня особая, оказывается, оттого я в огне не сгорела. Касмет того не знал, думал, сгорю и к богине отправлюсь, потому что я арья только на четверть. А мою кровь разбавить нельзя, и стала я огневкой… жар-птицей. А Венко… он меня тогда спасать кинулся, его оборотни и порубили насмерть, да волхва Маренина успела спасти… та, которая меня сжигала… ну, оборотни ей велели… они и ушли сразу, торопились, не узнали, что я жива осталась. А когда я вернулась, надо мне было… надо было девство мое порушить… с мужчиной быть, чтобы меня слуги Огневой Матери, главной Кариной волхвы, в Лесовань не забрали… тогда бы мы уж с вами не свиделись. Так что Венко… он муж мой теперь.

Вот, все сказала вроде.

Любица так и застыла столбом. Воевна руками всплеснула, да и села на подушки, глядела на княженку, будто та кощуну говорила.

— Да что ты? — выдохнула наконец. — Что за глупости? Какой он тебе муж? Он хоть кто?

— Говорит, кариярскому князю служит.

— Все они тати! — воскликнула боярыня в сердцах. — И заявились же на нашу голову! И тебя отдать вынудили, а ведь правильно князюшка не хотел!

— Да, правильно, — должна была признать Велька, — ему бабка насчет меня завещала, чтобы далеко не везли, а замуж сразу отдали. Тогда бы сила моя не проснулась. А вышло все по-другому. Сила это такая, что отказаться от нее трудно. Я вот смогла, потому что уже полюбить успела.

Воевна опять руками всплеснула:

— Это ты брось! Полюбить! Ну, полюбила и полюбила. Мало ли. Что случилось, то случилось, но уж дальше батюшка твой пускай решает. А волхвы на что? Все уладят, у богов спросят, людям скажут… Вот! Как Боги Светлые захотят, так и будет! Вернешься домой, в Верилог… — вот и она про то же, будто от волхвов все теперь зависит…

— Не вернусь я в Верилог, — сказала Велька тихо, но твердо. — А вы не бойтесь, Даруна все про меня батюшке объяснит, и что нет вашей вины в том, что случилось, только судьба моя.

— Как не вернешься, как не вернешься?! И думать, девка, о таком забудь! — боярыня тяжело поднялась, руками в бока уперлась. — Хоть как, да отвезем тебя к батюшке! Это же надо, княженка за кого попавшего замуж собралась! Да разве же такое бывало?

Велька только глянула и промолчала.

Понадобится ей уйти — никто удержать не сумеет. А зря разговоры говорить зачем?..

Так и стало: Велька из своего шатра, теперь отдельного, только для нее и Любицы, почти не показывалась, Любица от нее не отходила и заговаривать бросила — поняла, что княженке только молчать и охота. Возле шатра кмети стояли, охраняли, челядинки, если позвать, бегали шустро и все веленья исполняли, но лишний раз не заглядывали: опасались, видно, что и правда на княженке осталось что-то вредное и опасное. Да и не было от Вельки никаких велений, только Любица распоряжалась. Воевна изредка заглядывала, все ходила, губы поджав, словно злилась то ли на княженку, то ли на весь свет…