— Я так не думаю, — сказал Мэттью. — Я слышал слишком много рассказов, и уверен, что и ты их слышал — как тот случай, когда за моими родителям послали убийц, пока они ходили с визитом к прежнему королю. Если бы не твой папа, мои родители были бы сейчас мертвы, и это только один из череды случаев. И то были не боги или волшебники — просто обычные люди. Никто не идеален, никто не бывает в абсолютной безопасности — поэтому есть рыцари, поэтому есть солдаты! И ты, ты можешь быть величайшим из рыцарей!
— Чёрт, да просто заткнись!
— Нет, — сказал Мэттью. — Не заткнусь. Мне плевать, насколько глупым это звучит, но это — правда. Тебе хотелось бы стать волшебником, разве нет? Я слышал твои ремарки — не думай, что я их не заметил. Но знаешь что? Иногда я жалею, что не могу быть тобой!
Это заставило Грэма внезапно остановиться:
— Чего?
— Я сказал, «иногда я жалею, что не могу быть тобой», — повторил Мэттью.
— Значит, ты — действительно идиот.
— Ты просто не можешь видеть себя так, как видят остальные. Я, Коналл, мальчишки в замке, чёрт, даже взрослые — все это видят! Единственное, чем ты не являешься, так это волшебником.
Грэм уставился на своего друга пустым взглядом.
— Ты — идеальный сын идеального рыцаря, а твоя мать — самая преуспевающая дворянка во всём королевстве. Ты танцуешь лучше всех в замке, у тебя безукоризненный почерк, идеальная стрельба из лука, верховая езда… я могу долго продолжать. Ты лучший во всём, что делаешь, и люди это знают. Они это видят. Даже когда ты ходишь, твоё равновесие настолько хорошее, что мне кажется, будто я хожу, ковыляя.
— Я даже близко не могу переиграть тебя в шахматы, — заметил Грэм.
— Будто кому-то есть до этого какое-то дело, — сказал Мэттью. — Смотри. — Протянув руку, он взял с верстака киянку, и без предупреждения метнул её своему другу в лицо.
Грэм поймал её на лету:
— И что это было?
Мэттью одарил его кривой улыбкой:
— Если бы ты сделал то же самое со мной, у меня остался бы жуткий синяк.
— Ты всегда поддерживаешь вокруг себя щиты.
— Смысл в том, что я бы киянку не поймал, и даже если учесть мою собственную неуклюжесть, большинство других людей тоже не поймали бы. Но я знал, что ты — поймаешь, — отозвался молодой волшебник.
— Нет ничего магического в ловле молотка.
— Однажды кто-нибудь наверняка метнёт в меня что-то гораздо хуже, или не в меня, а в того, кто мне дорог — и я надеюсь, что ты будешь рядом, и поймаешь это. — Закончив, Мэттью покраснел от смущения.
Грэм не ответил. Он сам пытался справиться со своим смущением. Первым его порывом было обратить всё в шутку, или подшутить над чувствами друга, но что-то его остановило. Через некоторое время он ответил:
— Ладно. Что мне нужно делать?
— Сперва мы тебя протестируем, чтобы посмотреть, являешься ли ты стоиком. Если нет, то я могу попытаться показать тебе, каково это — использовать эйсар, — ответил Мэттью, прежде чем добавить: — Протяни руку.
Грэм вытянул руку, и Мэттью взял её своей собственной.
— Я попытаюсь направить в тебя часть моего эйсара, — объяснил он. — Если ты стоик, то ничего не почувствуешь, но если нет, то начнёшь ощущать своего рода тепло, почти как жар. Скажешь, если это случится.
Прошло несколько секунд, и Грэм почувствовал нагрев у себя в руке, когда сквозь его плечо в центр его сущности полилось нечто подобное жидкой теплоте. Удивлённый, он сказал:
— Чувствую!
— Хорошо, — сказал Мэттью. — Не отпускай. Я посмотрю, смогу ли я оценить твои испускание и ёмкость.
— Почему это хорошо? — спросил Грэм. — Разве это не значит, что у меня нет иммунитета к магии, как у моего отца?
— Он не имел иммунитет к магии, — поправил Мэттью. — Он был лично неизменяемым в некоторых отношениях, но большинство физических приложений эйсара всё же влияли на него как обычно. — Выражение на лице Грэма сказало ему, что его объяснение было впустую. — В общем — нет, для моих целей это хорошо. Это значит, что некоторые более крутые штуки, которые я хочу сделать с мечом твоего отца, будут возможны.
— Например?
— Дай мне сосредоточиться. Скажешь, если руку начнёт жечь, или если почувствуешь, будто вот-вот взорвёшься.
— Что?!
— Доверься мне.
— Ладно, — сказал Грэм. Он ждал, пока теплота продолжила расти, и начал чувствовать покалывание во всём теле. Через пару минут его рука начала выдавать ощущения того, будто она горела: — Начинает болеть.
— Только рука, или всё тело? — спросил Мэттью.
— Только рука, — ответил Грэм. После этого боль в руке стихла, но покалывание в теле продолжало расти. В конце концов он начал чувствовать, будто всё его тело вибрировало от энергии. Он чувствовал себя сильным и быстрым, гораздо больше, чем обычно.
— Ты всё ещё в порядке? — осведомился его друг.
— Ага, но я чувствую себя очень хорошо, будто могу пробежать сотню миль, и не устать, — сказал Грэм.
Прошла четверть часа, и ощущение продолжало нарастать.
— Ты всё ещё в порядке? — сказал Мэттью с взволнованным выражением лица.
— Чувствую себя чудесно! — пророкотал Грэм. — Не останавливайся!
Мэттью не останавливался ещё десять минут, прежде чем отпустить руку своего друга:
— Хватит.
— Зачем ты остановился?
— Слишком опасно. Какой бы ни была твоя ёмкость, она, очевидно, очень высока, либо ты не можешь правильно судить о том, насколько близко к своему пределу ты подобрался, — ответил Мэттью.
Грэм засмеялся:
— Я не чувствую опасность. Не думаю, что за всю жизнь когда-нибудь чувствовал себя настолько хорошо. — Его голос звучал громче обычного для его ушей, но настроение его было слишком хорошим, чтобы волноваться об этом.
Мэттью выглядел встревоженным:
— Это определённо необычно. Твоё испускание очень низкое, что нормально для большинства не-магов, но ёмкость у тебя очень большая, как у волшебника.
— Я даже не уверен, что означают эти два термина, которые ты всё время используешь, — признал Грэм. — Это хорошо или плохо?
Мэттью пожал плечами:
— Не уверен. Чёрт, мы даже не знаем, что такое «нормально». Никто никогда не изучал ёмкость в обычных людях — возможно, это не особо необычно, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.
— Но что это значит? — с нажимом спросил Грэм.
— Ну, можешь думать об этом как о бутылке вина, — сказал Мэттью, используя ту же аналогию, которую его отец приводил годы тому назад. — Вино в бутылке — это эйсар, магия, энергия, которую мы все используем. Горлышко бутылки — твоё испускание, оно определяет, насколько быстро вино может выливаться из бутылки и вливаться в неё. Твоя ёмкость — это то, насколько велик объём бутылки, сколько в неё вмещается вина.
Твоё испускание было очень низким, вероятно типичным для обычного человека, но ёмкость твоя была очень высока — слишком высока, чтобы её было безопасно проверять таким методом. Я остановился, потому что начал уставать, и начал волноваться, что мы можем зайти слишком далеко, — объяснил Мэттью.
— А что случится, если ты зайдёшь слишком далеко?
Мэттью снова пожал плечами:
— Без понятия. Ты можешь загореться, или взорваться, или потерять рассудок. Вероятно, это будет похоже на то, что происходит, когда ломается одна из железных бомб моего папы.
Это звучало нехорошо.
— О, — сказал Грэм.
— Теперь, когда я знаю твои относительные способности, я могу начать планирование чар для меча, — выдал его друг.
Грэм кивнул:
— Значит, полагаю, ты хочешь, чтобы я удалился? — Он слишком хорошо знал Мэттью. Его друг уже был готов вернуться к своему уединению, чтобы начать работать над своим проектом.
Мэттью улыбнулся.
— Как долго я ещё буду себя так чувствовать? — спросил Грэм. Его тело ощущалось невероятно лёгким, будто он плыл над поверхностью земли.
— Несколько часов или, может, дней, — сказал Мэттью, уже опустив взгляд в свою книгу — его разум начал уплывать прочь. — Просто будь осторожен. Это немного похоже на то, как бывает при получении уз земли, вот только ощущение постепенно пройдёт по мере истощения дополнительного эйсара.
