Свита Мертвого бога - Мазова Наталия Михайловна

С непередаваемым изяществом она сумела обратить все, на чем держалась власть Элори, против него самого. Он мог придать ей любое обличье, заменить ее маску на какую угодно другую – но сам порядок вещей, заведенный здесь, не позволял ему сорвать эту маску совсем.

Только с кожей – но это стало бы нарушением договора над белым огнем, что был превыше самого Элори, и Повелитель Снов прекрасно понимал, чем это может кончиться для него.

Проклятая наследница Тысячеликого связала его по рукам и ногам его же собственными путами, и ему оставалось лишь стискивать зубы в бессилии, глядя на гибкое тело, замершее в зовущей позе. И все сильнее нарастало осознание: Тайбэллин Неролики не должна жить. Само существование женщины, прошедшей через руки Тысячеликого, было угрозой его могуществу – даже если эта женщина не имела ни малейшего представления, в чем заключается ее сила и ее опасность…

И снова – но как? Это тебе не Рахдис. Та проблема решилась на удивление просто – достаточно было отыскать в Замке подходящего человека родом из этого самого Синедолья и кое-что ему пообещать. А потом в дневном мире разбойники напали на купеческий обоз, указанная персона получила кистенем в висок и более не беспокоила Элори своим фанатизмом и слишком многими знаниями.

Однако Тай находится под защитой обители, да еще женской, куда не так просто попасть лихому человеку с тяжелым предметом. А кроме того, это не та женщина, которая позволит за милую душу взять и осчастливить себя по голове. Ее пришлось бы убить – а в данном случае убийство пойдет только во вред Элори.

Оставался последний способ: свести с ума, выжечь мозги накалом наслаждения, как выжигал он их многим другим – когда-то ради забавы, потом в наказание. Правда, в самом начале Элори уже испытал ее таким способом, и она устояла, но тогда он вложил в свое прикосновение едва ли половину настоящей мощи. Обычным женщинам, правда, хватало и этого – ну, а ей, видимо, придется дать двойную или даже тройную норму. Ничего, ему есть откуда черпать силы, он справится…

На следующую ночь, когда Тай вошла в покои Элори, ее ждал долгоживущий, высший из высших, на чьих руках переливались ногти, словно выточенные из перламутра…

Все последние десять дней он прикасался к ней только руками без перчаток. Другая бы уже давно простилась с рассудком от невозможности выносить ТАКОЕ и сейчас пускала бы слюни где-нибудь в тихом уголке дневного мира или бегала по Замку забывшей себя пленницей. Элори больше устраивал первый вариант – однако не реализовался даже второй. Он не добился ничего большего, чем закушенная губа и нервная дрожь в коленях.

В последнюю ночь он не отпускал ее все отведенное время, овладев ею семь раз. Впрочем, он уже давно сомневался, что глагол «овладеть» имеет по отношению к Тай хоть какой-то смысл.

Когда она встала и принялась трясущимися руками натягивать на себя платье, он еще надеялся, что ее разум дал трещину. И тут она посмотрела ему прямо в глаза и произнесла с еле сдерживаемой яростью: «Считай, что тебе объявлена война».

«Я эту войну уже проиграл по всем статьям, – ответил он, отводя взгляд, ибо это было совершенно очевидно. – Будь свободна, горькая хризантема».

Тысячеликий добился своего, оставив в Замке наместницу, которую нельзя уничтожить ничем. Теперь оставалось лишь надеяться, что умрет она от старости, и до самой смерти никто так и не объяснит ей, в чем заключается ее опасность не только для Элори, но и для его извечного оппонента из лагеря Порядка.

Однако Элори лучше, чем кто бы то ни было, знал, насколько зыбка и призрачна такая надежда. Хотя бы потому, что в результате своих похождений эта женщина изрядно сократила себе шансы умереть естественной смертью…

Распахнулась дверь, и две «черных кошки» втолкнули в покои третью, растрепанную и испуганную. Урано с трудом припомнила ее имя – Хана, кажется… нет, Хара. Следом за ними в покои вошел мужчина с виду лет сорока (хотя на самом деле ему было за пятьдесят), в черном атласном облачении, перепоясанном простым узким ремешком, тоже черным.

– Ждите за дверью, – коротко бросил он стражницам. Те поклонились и бесшумно скользнули прочь. Подойдя к подушкам, в которых полусидела укрытая шелками Урано, вошедший знаком приказал Харе опуститься на колени, сам же придвинул одну из низеньких скамеечек и сел.

– Что ж, возлюбленная господина моего, – произнес он ритуальное обращение, в котором, однако, не только не чувствовалось трепета, но и сквозило откровенное презрение, – для начала еще раз повтори, когда ты в последний раз спускалась в сокровищницу храма.

– Я уже сказала, – хрипло проронила Урано. – Это было в первые дни июля, сразу после Праздника Кораблей.

– И сколько обходов своих владений ты совершила после этого?

– Три, не считая того, который должен быть сегодня, – Урано облизнула пересохшие губы. – Или здесь кто-то разучился считать?

– Теперь говори ты, – Верховный жрец Черного Лорда слегка ткнул в спину коленопреклоненную «кошку».

– Свидетель мне господин наш Смерть, – начала та торопливо, – что в ночь после вашего, госпожа, предпоследнего шествия по своим владениям я стояла на посту у сокровищницы. Вы, госпожа, подошли ко мне, кутаясь в шаль, и приказали открыть дверь. Когда я спросила, что у вас с голосом, вы, госпожа, сказали, что простудились и потому пришли за своей книгой. Через несколько минут вы, как всегда, вышли с книгой в руках и удалились к себе.

– Ты хорошо помнишь, что это было именно в ночь после предпоследнего шествия? – ровным голосом уточнил Верховный жрец.

– Еще бы мне не помнить, могущественный господин, – снова зачастила Хара. – Как раз на следующее утро госпожа приказала снарядить галеру в погоню за женщиной, которая ее оскорбила, а потом вернулась только через два дня и на обгорелом корабле. Такого не забудешь.

– Что ты скажешь на это, возлюбленная господина моего? – Верховный повернулся к Урано.

– Скажу, что эта подлая тварь лжет! – яростно бросила Урано. – Ту ночь я проспала в своих покоях.

– Однако же свидетелей этому нет, – холодно произнес Верховный. – Все слуги в один голос твердят, что в ту ночь ты приказала им не беспокоить себя до двух часов после рассвета. Так что одна из вас, безусловно, лжет – вот только которая? И не может ли быть так, что правду говорите вы обе? Значит, госпожа в ту ночь сказала тебе, что простужена? – снова обратился он к Харе.

– Истинно так, могущественный господин, – закивала та. – Дескать, продуло ее на морской прогулке.

– Вижу, возлюбленная господина моего, что морские прогулки не идут тебе на пользу, – издевательски заметил Верховный. – Тебе следовало бы раньше отказаться от них – тогда, полагаю, не случилось бы того, что случилось, – с этими словами он извлек из широкого рукава тонкий шнурок и молниеносным движением набросил на горло Харе. Урано, побледнев под своей маской, следила, как посинело лицо девушки, как выкатились из орбит глаза и вывалился язык. Через пару минут все было кончено. Бедная «кошка» даже пискнуть не успела – Верховный был мастером своего дела.

Выпустив жертву, которая тяжело осела к его ногам, он громко, словно кастаньетами, щелкнул правой ладонью.

– Унесите это и сожгите на Очищающем алтаре, – приказал он явившимся стражницам и замолчал, дожидаясь, пока распоряжение будет выполнено. Лишь когда дверь за ними закрылась, он снова повернулся к Урано.

– Теперь мне все ясно. То есть не все, но вполне достаточно для принятия решения. Думаю, не надо тебе объяснять, каким оно будет.

– Эта дрянь лгала, – снова выговорила Урано, холодея от страха. – Не знаю, чего она хотела добиться своей ложью, но ты достойно воздал ей за грязный язык.

– Это ты зря. Девочка всего лишь чересчур много знала, но язык у нее был чистый. Ибо есть еще трое младших жрецов, которые видели, как ты разгуливала той ночью. Очную ставку с ними я тебе устраивать не буду, иначе пришлось бы убрать и их, а это ни к чему. Но смею думать, ты уже сама поняла, что из этого следует.