Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109

– В чертоги мертвых своего народа?.. – подозрительно отозвался халиф. – Ты в этом уверен, о шейх?

Джунайда передернуло:

– Нет. Но что с того верующему ашшариту?

Аль-Мамун медленно встал:

– Что-то ты от меня скрываешь… А, Кассим?

Суфий затеребил край серого от пыли рукава хирки:

– Какая разница, о мой повелитель?.. Он, – Джунайд кивнул вниз, в серо-синюшную груду тряпья и пыли, – должен уйти из аш-Шарийа. Мы должны сделать все, чтобы его больше ничего с нами не связывало. А уж куда он пойдет потом…

– …нас не трогает, ибо он свое отслужил? Многоумным знатокам магии вроде тебя пора посадить на поводок кого-то другого? – тихо проговорил аль-Мамун – и удивился, как зло у него это сказалось.

А поскольку злость не утолилась сказанным, Абдаллах свирепо продолжил:

– Мне никогда не нравились наши легенды про джиннов в кувшине, о Кассим. Каждый раз я жалел, что у джинна не получилось засадить в кувшин человека – чтобы другим неповадно было лезть в дела, превышающие разумение, избегать труда и развращать правоверных россказнями о дармовых богатствах. Ибо Всевышний ничего не дает даром. За все нужно платить. Чем мы заплатим за это, о Кассим?

Суфий молчал.

– Что с ним произойдет, когда я его отпущу? – рявкнул халиф.

– Я не знаю, – твердо ответил Джунайд и посмотрел Абдаллаху в глаза.

Так они стояли друг напротив друга довольно долгое время. Суфий вдруг продолжил – очень тихо:

– Я точно знаю одно, мой повелитель. Если ты не оборвешь поводок клятвы, он останется в аш-Шарийа. Бесприютным духом. Мстительным.

– А сигила? – быстро спросил аль-Мамун.

– Поздно, – снизив голос до шепота, ответил Джунайд. – Поздно. Связь души с плотью слишком слаба, сигила не удержит его внутри телесной оболочки.

Аль-Мамун сделал шаг назад:

– Я так не могу.

– Благородно, – мурлыкнуло под ногами.

Халиф вздрогнул, но в последний момент взял себя в руки.

Черный кот прошел в изголовье к спеленутому в пыльное тряпье телу и сел, положив кончик хвоста к передним лапам.

– Очень благородно с твоей стороны, о человек, думать о последствиях в таком положении, – снова пошевелились белые усы на черной морде. – Полдореа был мне другом, и я ценю твой порыв.

Зеленые миндалевидные глаза джинна светились во мраке. Абдаллах сглотнул. Стало еще холоднее. Он вдруг заметил, что весь дрожит.

– Поверь мне, о человек, – мрачно проговорил черный кот, – у тебя нет иного выбора. Ты не можешь вытащить Полдореа… оттуда. Зато можешь снять с него эту вашу удавку.

– Ты не говоришь – освободить, Имруулькайс, – тихо сказал аль-Мамун.

– Я ничего не знаю наверняка, – так же тихо отозвался кот. – Я не знаю, куда он пойдет и что с ним будет. А вот про мстительных неупокоенных духов я знаю достаточно – поверь мне, о человек…

– Это правда, о Кассим? – Абдаллах повернулся к суфию.

– Что именно? – с кошачьей мягкостью отозвался тот.

– Пора, – мурлыкнул джинн. – Отпусти его. Избавь нашу землю от опасности. Нашу, человек, – ибо землю аш-Шарийа делят джинны и люди…

В камнях свистел ветер. Небо в проломах над головой заплывало чернотой ночи.

– Отпусти его, – прошептал суфий. – Скажи ему «прощай», о мой халиф.

– Что-то вы от меня скрываете, – чувствуя, как утекает меж пальцев песок времени, в отчаянии пробормотал аль-Мамун. – Что-то вы не договариваете… Что-то, что я знаю, но не могу собрать воедино…

– Мы теряем время, о человек, – зашипел джинн. – Ну?!.

Время текло, текло сквозь пальцы, как белый песок в опрокинутой колбе стеклянных часов…

– Вы – как он, вы не врете, вы недоговариваете…

– Непра-аавда, – мурлыкнул кот. – И Тарег, и Кассим сказали тебе полную правду, истинную правду, не утаив ни единой ее части…

Время утекало, утекало, что же это могло быть… Письмо… Разговор с лекарем… «Это касается меня одного»… Что-то он еще должен был знать о Тарике… что-то еще… что же это может быть? «Это правда? – Что именно?»

И тут его осенило.

– Хватит меня дурачить! – вынырнул из сумеречного полуобморока Абдаллах. – Тарег и Кассим сказали правду? А ты, котяра? Ты – всю правду мне только что сказал? А? Что именно из тобой сказанного – правда? Ну! Отвечай!

Кот вздыбил шерсть и злобно рявкнул:

– Смотрите, какой умный! Спрашивай!

– Где наврал, тонкохвостый?

Джинн опустил загривок, вздохнул и посмотрел на Джунайда:

– Ну что, Кассим. Прямой вопрос. Ты меня просил помочь – я помог. Но это прямой вопрос. Извини.

– Ничего не поделаешь. Отвечай, Имруулькайс, – сухо отозвался шейх.

– Я соврал насчет того, что Полдореа нельзя вытащить.

– Ух ты! – выдохнул аль-Мамун. – Джунайд, а ты зачем мне врал?

– Я не врал, – с какой-то бесконечной усталостью отозвался суфий. – Я тебя берег, о мой халиф. Тарега… можно вывести к свету. В теории. Но сейчас вокруг него – ночь, а оттуда мало кто возвращается. Я полагаю, что путешествие не принесет тебе блага. Ты можешь остаться там навсегда.

– Там – это где?

– Я уже сказал, – сказал Джунайд. – И не буду повторять вновь, чтобы не искушать тебя, о мой халиф. Я не хочу держать ответ на Последнем суде за то, что своими руками направил халифа аш-Шарийа к гибели.

– А за то, что отправил нерегиля бродить после смерти, шайтан знает где, ты отвечать не будешь?

– В хадисе сказано, что каждое наше деяние будет взвешено и спросится за самые тяжкие. Погубить тебя – более тяжкий грех, чем погубить Тарега. Ты еще жив и можешь спасти аш-Шарийа, когда наступит время бедствий. Он, – Джунайд кивнул на пыльное тело, – нет.

– Откуда ты знаешь? А если я его верну?

– Даже если вернешь, – пожал плечами Джунайд. – В четыреста девяносто первом году нерегиля в аш-Шарийа не будет.

– Что?!

– Его нет в гороскопе, – отчеканил суфий.

И тут аль-Мамуна оставили последние силы.

Он сполз по щербатой стене и с бессильной яростью пробормотал:

– Как же я вас ненавижу… Как же я вас ненавижу… Я не-на-ви-жу все эти ваши бредни, пророчества, гадания, гороскопы, астрологию, алхимию, магию, смутные сказки, мутные притчи…

И тут же осекся. Притчи. Притчи…

О Всевышний. Притчи.

Ну конечно.

– Собака… – прошептал он, поднимая взгляд на бледнеющего на глазах Джунайда. – Собака и суфий… Притча о собаке и суфии – с дурацким, якобы не идущим к делу толкованием… которое просто относилось вовсе не к битве с аль-Джилани!

Кот и шейх медленно переглянулись.

– Я угадал! – счастливо ахнул аль-Мамун. – Притча относилась к нынешнему делу и положению! Собака! Собака сама находилась на одной из стоянок пути суфия!

Джунайд покорно вздохнул.

– Собака – это Тарик! Тарик – на стоянке пути? Какой? – вскакивая на ноги и отряхиваясь, строго спросил Абдаллах.

– Его зовут Тарег – если ты хочешь отыскать его на дороге созерцания, – тихо ответил Джунайд, не поднимая глаз.

– Где он, о шейх?

– Я уже отвечал тебе, – упрямо отвернулся суфий.

– Я вспомнил, – вскрикнул аль-Мамун. – Вспомнил! Ночь. Он на пути, и его стоянка сейчас – ночь!

– Не надо, – с очень человеческой печалью сказал кот. – Ты не вернешься. Это очень далеко.

– И очень страшно, – бесстрастно выговорил Джунайд.

– Ты там был? Ты ходил в темную ночь? – тихо спросил аль-Мамун.

– Ночь – бесконечна, – ответил суфий.

– Я найду там ответы на мои вопросы?

– Ночь – не время для вопросов.

– А для ответов?

– У каждого своя ночь. Твоя вера – это тоже ночь.

– А мне недостаточно веры! Я хочу знать! Знать, что нас ждет! Я хочу пройти за ним по пути созерцания и получить знание. Знание истины. Я хочу узнать про четыреста девяносто первый год. Узнать наверняка.

Джунайд вдруг оскалился – свирепо, прямо как джинн:

– Зна-аать? Узнать наверняка-ааа? Да кто ты такой, чтобы задавать Всевышнему вопросы и получать на них ответы?!

– А кто ты такой, чтобы знать про Его ответы?!

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109