Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115

— Матушка родами плоха…

— подробности?

Одеяло полетело в сторону, Софья принялась натягивать платье, не особо стесняясь ни брата, ни Вани Морозова, который верным оруженосцем маячил за царевичевым плечом.

— Сам не знаю. Отец гонца прислал, чтоб мы хоть попрощались. А то боится, не успеем…

Софья кивнула.

— Пять минут мне дай — косу переплести… а, пес с ней! В возке разберу! Кто едет?

— Анюша тут решила остаться. Да и Татьяна себя не слишком хорошо чувствует.

— одним словом — тетки не едут. Ну и ладно…

Софья натягивала сапожки, а сама лихорадочно размышляла.

Да, скорее всего, они останутся без матери. Так — и не слишком бы жалко, не так уж они и близки были, но свято место пусто не бывает. Погорюет батюшка пару — тройку лет — да и женится на другой. А вот кто это будет, какая она будет… ой, Ё! Шире вселенной горе моё.

Одним словом — надо теперь многое менять в своих планах.

— Царевна…

Одна из девочек протянула Софье дорожный сундучок с самым необходимым. Служанок Софья не терпела. Положено — вот и положите где?нибудь в уголочке, а раздеться — одеться она и сама сможет. Да и косу заплести… ладно! Пусть останется одна служанка, а на остальном — девочек будем тренировать. Как за платьем следить, как шить — вышивать, волосы заплетать, за лицами следить, за фигурой… пусть учатся. Кто лучше оценит их усилия, чем подопытный кролик?

В Кремле было… молитвенно.

Все молились и мельтешили.

То есть молился царь, не выходя из собора. Молились все Милославские, не отходя от царя и предчувствуя свое скорое отдаление от него. И так?то царь их терпел ради жены, а сейчас вовсе погонит.

А мельтешили бабы по царскому терему.

Алексей под руку с Софьей пролетели по нему вихрем, распугивая боярынь и боярышень, как куриное царство. Кто?то попытался их остановить, задержать — легче было ловить молнию.

Царевич так рявкнул, что остальные ему дорогу заступать и не осмелились… а в покоях царицы было…

Пожар в бардаке во время потопа. И даже дым был — от ладана, которым курили вокруг несчастной.

Едва увидев ее, Софья поняла, что дело плохо.

Так люди, которые собираются жить долго и счастливо — не выглядят. Заострившийся нос, запавшие глаза, щеки, с которых в единый миг словно стесали всю плоть, пожелтевшая пергаментная кожа…

Тетка Анна — Морозова — плакала в углу, под кроватью тихо скулила старуха служанка. Причитали хором какие?то женщины — Софья бы их сейчас одну от другой не отличила. Развелось тут…

Алексей опустился на колени у материнского ложа. Взял руку, больше похожую на птичью лапку, коснулся губами.

— Мамочка…

Бесполезно.

Это только в бдразильских сериалах героини могли очнуться от горячки. Здесь же…

— Что с матушкой?

От толпы причитающих отделился невысокий человечек — личный царский лекарь, Лаврентий Блюментрост.

— Антонов огонь, ваше высочество.

Софья прищурилась. Вообще, в медицине она была не специалист, но…

— Давно ли?

— Как родила, так и…

Ага. Значит — родильная горячка, скорее всего — с осложнениями, плюс инфекция — по нынешним временам — смертельно.

— Сколько она уже так лежит?

Софью Блюментрост ответом не удостоил, продолжая глядеть на царевича. Тот, уловив непочтение к сестре, прищурился и с расстановкой произнес.

— Ты вопрос царевны слышал?

— Два дня, ваше высочество…

Лекарь даже чуть поклонился.

— а что с ребенком?

— Царевна Евдокия Алексеевна вечор скончалась.

Софья кивнула. Плохо.

— Сонечка, ты тут останешься?

— Да, я пока тут побуду. А ты к батюшке?

— Да… молиться буду. Мы… останемся.

Непроизнесенное поняли оба. Пока царица или не оправится, или не преставится. За второе голосов определенно больше.

Впрочем, стоило Алексею выйти за дверь, как Софью просто оттерли в сторону, а вокруг царицы опять закружился хоровод из матушек — нянюшек — бабок — боярынь… Софья плюнула — и решительно оттеснила Блюментроста в дальний угол.

— Герр Блюментрост, уделите мне толику внимания?

— ваше высочество, но царица…

— доктор, а вы можете излечить от Антонова огня?

Сказано было с такой едкой иронией, что Блюментрост невольно пригляделся к девочке. Худая, с необычно серьезными глазами, темные волосы падают на некрасивое лицо — пока еще гадкий утенок. Что вырастет Бог весть, но разум там уже достойный лебедя.

— Ваше высочество, наука…

— Не знает таких случаев, не считая чуда Божия. Я поняла. Доктор, вы к нам надолго?

— Ваше высочество, я надеюсь…

— я бы хотела, чтобы вы посетили царевичеву школу. Хотя бы ненадолго.

— Ваше высочество, позволено ли мне будет узнать — зачем?

За суматохой на них пока не обращали внимания, но Софья понимала — это ненадолго.

— Разумеется. О вас идет хорошая молва, а нам нужен специалист. Не волнуйтесь, насильно удерживать вас там не будут. Я попрошу брата пригласить вас?

— Я буду весьма благодарен, ваше высочество.

Софья кивнула и выскользнула из угла, пока никто не заметил, что она спокойно и свободно разговаривает с мужчиной по — латыни. Блюментрост проводил ее удивленными глазами, попытался вспомнить, что говорили о царевне Софье — и не смог!

Говорили о ней в тереме ну очень мало.

Да, есть такая. Да, живет с тетками в Дьяково по слабости здоровья — ей свежий воздух нужен. Но — и только. Хотя слабости здоровья он у ребенка не заметил, наоборот. В тонких пальцах, на мгновение стиснувших его руку, чувствовалась сила и уверенность, да и в том, как царевна управляла своим телом — не движется так слабый и болезненный человек. Ой, не движется…

Кого бы расспросить?

Вот про царевича Алексея… а ведь говорила девочка вполне уверенно. О царевиче сплетничали намного больше. Что к сиротам он милостив, что создал специальную школу, чтобы не скитались они по дорогам, что учат там детей письму — счету… но к чему там лекарь?

Босяков лечить?

Ну так что же, Лаврентий не собирался чиниться. Приблизиться к нынешнему царю ему удалось. А вот к следующему… удастся ли?

Надо попробовать.

Долго ему размышлять не дали. Царице опять стало хуже.

Алексей Алексеевич обвел взглядом свои покои. Хоть и не занимал их никто, хоть и наезжал он сюда наездами, а все одно — тесно, душно…

Отец в храме остался, за матушку молится, а Алексея отослал. Не по детским силам несколько дней в храме отстоять. Алексей и не возражал. Да, батюшка, конечно, не по детским, как скажешь…

Софья уже приучила братца к тому, что лучшая молитва — делом. Да и Аввакум, уж на что бунтарь по натуре, а что?то не на коленях стоит в церкви, вот уж нет!

Детей учит, по домам крестьянским ходит, старается помочь… да, за его, Алексея, счет, но у него не отломится, работы в школе на всех хватит, а для крестьянской семьи приработок — это возможность выжить, а то и прикупить скотинку, птицу…

Так что молится надо иначе. От молитв в церкви матушке ни жарко, ни холодно. А вот ежели б батюшка ей сказал — не надо тебе более рожать, я и тому рад, что уже есть! Двенадцать детей! Пусть даже и не все живы, но ведь все равно много, а она надорвалась!

Впрочем, отца виноватить тоже не стоит. Просто самому такой ошибки не совершить. Соня уже успела разъяснить, насколько вредны для женщины частые непрерывные роды… и откуда только сестренка столько знает?

Хотя это?то вопрос смешной. Сколь он сестру помнит — она и читает с легкостью, и все прочитанное запоминает, память у нее идеальная, ему бы такую. Нет, он тоже не жалуется, но… иногда ему мало кажется. Соня — та уже на шести языках говорит бегло, а он все еще путается…

Хорошая у него сестренка. А когда время придет — надо будет сестер замуж повыдавать, хватит монашек в царской семье плодить. Только вот за кого бы Соню выдать, чтобы она рядом оставалась?

Легкий стук в дверь оборвал его размышления. Софья как чуяла. Пришла, на ложе уселась, горсть орехов из блюда утащила.

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115