Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес"

Слухи о готовящемся перевороте и убийстве наследницы престола поутихли, жрицы ни на чью сторону не перешли. Императрица начала изредка появляться на людях и, хоть состояние её и оставляло желать лучшего, но всё же объявлять её окончательно помешанной было рано. Эсер Санья осела в провинции Канси и, казалось, была занята одним — приумножением своего потомства и своего золота.

Совершив над собой громадное усилие, принцесса вернула себе то, что было растоптано жуткой поездкой через трущобы и ощущением, что убийцы гонятся за ней по пятам — сознание своей исключительности, своего предназначения, своего божественного права на трон и власть, которого не смогут отнять никакие Санья.

Она заставила себя смягчиться по отношению к жрицам, ежедневно напоминая себе о том, что они — опора государственной власти, и что Даран всё-таки не предала её мать.

Она стала женщиной, и любовные ласки навсегда изгнали из её постели ночные кошмары.

Воспоминания потускнели и стали казаться детской страшилкой — когда-то давно это было жутко, но сейчас над ними можно было только посмеяться.

И лишь сейчас, на недолгое мгновение, они ожили во всех своих красках перед принцессой, вновь окружённой ненавидящими её людьми.

Она, почти не отдавая себе отчёта в своих действиях, вцепилась в руку юноши, которого уводила на корабль, точно пленного.

И он вдруг остановился, окинул взглядом своих соседей и сказал им что-то успокаивающее, ласковое.

Что-то вроде: «Я не вернусь, но так должно было случиться, ничего страшного, так будет лучше».

Кто-то в толпе зарыдал.

К счастью, закончилось это довольно быстро — принцесса села в паланкин, и шёлковые занавеси навсегда скрыли от её глаз крытые листьями хижины и босоногих жителей островка, провожавших в далёкое плавание своё юное ласковое божество.

Тем же вечером корабль отправился обратно к берегам Астаниса; царил полный штиль, и Даран не пришлось демонстрировать свои способности — или же их отсутствие.

Принцесса приказала переодеть Кайрихи в подобающий наряд. Она была уверена, что поначалу он, рыбацкий сын, привыкший носить холщовую одежду, будет выглядеть в нём довольно нелепо, однако этого не произошло — он не наступил случайно на длинную полу одеяния, не согнулся под тяжестью расшитых драгоценными камнями накидок, не запутался в широких, ниспадающих до самого пола рукавах.

Стоял третий месяц Воды, и одежда соответственного сине-зелёного цвета удивительно шла к цвету его глаз, а многочисленные изумруды оттеняли их необыкновенную глубину.

«Люди и в самом деле решат, что он божество, — с удовлетворением отметила принцесса. — Морское божество с глазами цвета полуденных волн».

— Я довольна моим новым любовником, — весело объявила она Верховной Жрице. — Теперь, пожалуй, можно будет быть более сговорчивой в вопросе выбора мужа.

Даран ничего не сказала, но принцессе снова почудилась насмешка в её глазах — впрочем, она чудилась ей всегда.

«Уж не думала ли она, что я и правда возьму рыбацкого сына в мужья? — с яростью подумала Таик. — Или это, может быть, был её тайный план? Скомпрометировать меня подобным образом, толкнуть на безумный поступок. На что она рассчитывала? Наверное, ненависть совсем застила ей глаза — ясно ведь, что она ненавидит меня точно так же, как я ненавижу всех Санья. Непонятно только, почему двадцать лет назад она не примкнула к Эсер, а осталась с моей матерью».

Чтобы отвлечься от этих мыслей, она решила поговорить с Кайрихи.

Тот сидел на корме, глядя в сторону быстро теряющихся в туманной дымке островов.

Принцесса взяла его под локоть, заставила перейти на носовую часть корабля и позвала переводчицу.

— Я расскажу тебе про ту страну, в которую мы плывём, — сказала она, отпустив руку Кайрихи и пройдясь по палубе. — Она называется Астанис, и история её насчитывает уже около трёх тысяч лет. Это великое, огромное государство, и на сотни тысяч сян вокруг нет ни одного другого, которое могло бы сравниться с ним по силе, богатству и мощи. Императрица живёт во дворце, красота и величие которого превосходит все сооружения, которые были когда-либо возведены в древности. Она обладает несметными богатствами, все подданные кланяются ей и считают своей защитницей, её называют дочерью Солнца и наместницей Богини Аларес на земле…

В голосе её зазвучала гордость; принцесса вдруг поняла, что повторяет те самые слова, которые когда-то говорили наследнице престола на уроках географии, водя указкой из чистого золота по карте провинций, составленной из драгоценных камней.

Это потом девочка узнала, что невиданный размах, с которым содержала двор её мать до того, как её постигла болезнь, почти что полностью опустошил императорскую казну, что остальные провинции, помимо Канси, в которой беспредельно царят враги-Санья, нищают вместе со столицей, что Астанис не так уж велик по сравнению с легендарной Сантьей, и что отсутствие соседей-конкурентов обусловлено отсутствием соседей вообще — с севера, юга и востока государство было окружено непроходимыми горами, а западную часть омывал океан. Где-то очень далеко, в полутора месяцах морского пути, находились другие страны, и корабли их порой достигали берега Астаниса, но Императрица Нанния ещё пять веков назад приказала не вести с иноземцами никаких дел, помимо мелкоторговых, и все порты, кроме кансийского, были закрыты, что оставалось неизменным и по сей день.

— Но почему? — спросила однажды девочка, увидев редкое сокровище — чужеземную книгу с картинками людей в диковинных одеждах, которую привезла Императрице в подарок Эсер Санья, тогда ещё считавшаяся её верной подданной.

— Из соображений безопасности, Госпожа. Незачем иноземцам проникать в нашу страну и вынюхивать секреты жриц, — ответила ей наставница.

— Но ведь божественная сила принадлежит только старшим дочерям знатных семейств — тем, кто появился на свет высокорождёнными и обладает частицей божественной крови. Всем остальным магические формулы, начертанные в великих книгах, никогда не откроют своей сути, так отчего же бояться каких-то чужеземцев? — наивно удивилась принцесса.

На это её наставница ничего не ответила, но вопрос запал девочке в душу, и позже, превратившись в женщину, она нашла на него ответ: магические формулы — лишь пустые слова, и вся сила жриц в том страхе, который они сумели к себе внушить.

— Больше всего на свете, — внезапно произнесла принцесса, облокотившись на перила и глядя в волны, рассекаемые носом корабля, — больше всего на свете я желаю вернуть моему дому ту славу, которой он был окружён во времена моего детства. Всё должно вновь стать точно так же…

Она умолкла, внезапно почувствовав в груди какую-то тяжесть.

Зачем она рассказывает всё это ему? Что он может понять, даже после того, как её слова переведут? Какое ему дело до её страны?

Потом принцесса всё-таки обернулась, почти уверенная в том, что Кайрихи даже не смотрит в её сторону, однако нет — он смотрел, и смотрел как будто бы с интересом.

Что ж, значит, он не собирался, как казалось поначалу, до конца жизни тосковать по родине, отвергая всё, что ему собирались предложить, и медленно, безмолвно угасать от печали.

— Ты будешь счастлив, — сказала принцесса, обрадовавшись. — Тебе понравится во дворце и в моей стране. Я разрешу тебе делать всё, что ты хочешь, не буду ни в чём стеснять тебя. Ты узнаешь наш язык и сможешь наслаждаться трудами наших писателей и поэтов. Ты умеешь читать и писать? Впрочем, неважно. Тебя всему научат.

Она приблизилась к Кайрихи, не сводя с его лица взгляда.

Тот чуть улыбнулся в ответ.

Нет, он не держал на неё обиды.

Таик захлестнул восторг, смешанный с нетерпением.

«Прекрасно! — подумала она. — Может, теперь он будет более сговорчив?»

В груди её разгорелся жар; никто из прежних любовников не вызывал у неё столько страсти с первого же мгновения, как этот, которого было проще, и вместе с тем сложнее всего заполучить.

Взмахнув рукой, она отослала прочь всех слуг и, усадив Кайрихи на подушки, принялась жадно, страстно целовать его.