Книга мёртвых - Хольбайн Вольфганг

— А как она? — спросил Говард.

— Присцилла? — Вздохнув, я пожал плечами и, допив лимонад, попросил у официанта счет. — Боюсь, не очень-то хорошо, — признался я. — Точно так же, как и раньше.

— И ты все равно собираешься взять ее с собой? — От меня не ускользнула укоризна в голосе Говарда.

Он покачал головой.

— А почему нет? — раздраженно спросил я. — Некрон мертв, а с этой проклятой книгой я уж как-нибудь разберусь. Когда у меня будут силы и время, я попытаюсь разделить сознание Присциллы и «Некрономикона».

Глаза Говарда расширились. Он побледнел.

— Ну-ка, повтори еще раз, — прошипел он.

— Что? — Я не сразу понял, что он имеет в виду.

— Ты же не хочешь сказать, что книга здесь? — пробормотал Говард. — Это какая-то ошибка. Скажи мне, что я тебя неправильно понял. Ты ведь не привез ее сюда?! — Он почти кричал.

— Я же тебе все рассказал.

— Ничего ты мне не рассказал! — завопил Говард и тут же виновато вздрогнул, так как на этот раз не только метрдотель, но и посетители ресторана повернулись к нам. — Ты сообщил мне о том, что произошло с Балестрано, и заверил меня, что с тех пор эта девушка не представляет никакой угрозы. Черт побери, я-то думал, что ты сжег эту книгу или, по крайней мере, закопал ее.

— Сжег? Но ведь это привело бы к смерти Присциллы!

— И ты привез ее сюда? — охнул Говард. — Ты привез эту книгу сюда, Роберт? Сюда, в Нью-Йорк? Где она? — Его глаза бешено вращались.

Я, признаться, не ожидал такой реакции и был удивлен.

— Где она? — сурово повторил Говард.

— В гостинице, — ответил я. — Рядом с Присциллой. Где же ей еще быть?

Смерив меня злым взглядом, Говард вскочил и, затушив сигару в пепельнице так, что пепел рассыпался по столу, повернулся ко мне.

— Отведи меня туда, — приказал он. — Немедленно!

Я не решился возразить ему.

На этот раз я сам оттолкнул швейцара отеля «Хилтон», да к тому же так грубо, что он чуть было не упал во второй раз за этот день. Я побежал по холлу гостиницы, а Говард и Рольф следовали за мной. Вид у Рольфа был угрожающий, так что любой, кто попытался бы остановить нас, сразу же передумал бы это делать. Мы добежали до лестницы и поднялись на второй этаж, но тут я услышал возмущенные возгласы управляющего гостиницей, который, прыгая через три ступеньки, мчался за нами. Его усы воинственно топорщились.

— Мистер Крейвен! — возмущенно говорил он. — Я вынужден попросить вас! Вы заходите слишком далеко! Вы ведь не можете…

Он не успел договорить, так как Рольф, оглянувшись, схватил его за грудки и поднес к носу кулак, бывший ненамного меньше его головы.

— Чего это мы не можем? — фыркнул он.

— Рольф! — В голосе Говарда зазвучали непривычные холодные нотки. — Прекрати это безобразие.

Дождавшись, пока Рольф осторожно опустит на место побледневшего управляющего, Говард подошел к нему и виновато улыбнулся.

— Нижайше прошу вас простить подобную оплошность моего спутника, — любезно произнес он. — Иногда он ведет себя как ребенок, знаете ли. В дальнейшем это не повторится. — Затем Говард повернулся ко мне: — Уладь это, хорошо?

Я кивнул, и мы побежали дальше. Я надеялся, что управляющий вспомнит о моей щедрости и не станет звонить в полицию.

Совершенно запыхавшись, мы добежали до пятнадцатого этажа и ворвались в мою комнату. После шума в холле тишина в моем номере показалась мне угрожающей. Я не видел даже посыльного, который обычно находился в своей стенной нише в ожидании приказов с моей стороны. И дверь в мою комнату была открыта. Сам по себе этот факт не испугал бы меня, ведь работники даже столь невероятно дорогой гостиницы могут иногда допускать ошибки. Но проблема состояла в том, что в двери отсутствовал… замок. Как и большой кусок массивной двери, в которую этот замок был вставлен.

Я хотел пройти дальше, но Рольф, опустив свою огромную лапищу мне на плечо, отодвинул меня в сторону и вошел в комнату первым.

В комнате царил полнейший хаос. Все было разгромлено, как будто тут раз двадцать пять прошли орды Чингисхана. Мебель была разбита в щепки, и я даже не мог вспомнить, где что стояло раньше. Дорогая хрустальная люстра оказалась сорвана с потолка, и осколки засыпали комнату, будто снег. Ковры были порваны, а в полу зияли огромные дыры.

— Господи, что здесь произошло? — пробормотал Говард.

Но я не слышал его слов. Мой взгляд был прикован к двери в комнату Присциллы.

Вернее, к дыре в двери, имевшей очертания человеческого тела. Кто бы ни проник сюда, он даже не пытался открыть дверь и просто выломал ее своим телом.

Чувствуя, как бешено стучит сердце, я приблизился к двери и, преодолев замешательство, в последний момент сумел сдержать отчаянный крик. Оказалось, что эта комната разгромлена, как и первая. Более того, здесь даже была разбита стена. Тот, кто явился сюда, не стал возвращаться тем же путем, каким пришел, а просто побежал дальше — пройдя сквозь стену.

Присцилла исчезла.

А рядом с тем, что осталось от ее кровати, лежала, скорчившись, женщина в белых лохмотьях, бывших когда-то халатом медсестры. Шапочка сползла ей на лицо. Осторожно опустившись рядом с ней на колени, я услышал тихий стон, сорвавшийся с ее губ.

— Она жива! — сказал я.

— Да, — тихо ответил Говард. — Но она умрет.

Он был прав. Ковер вокруг ее тела потемнел от крови. Никто не смог бы выжить с таким тяжелым ранением. Удивительно, что медсестра до сих пор была жива.

— Боже мой, — прошептал я. — Что произошло?

Присев около меня, Говард перевернул умирающую на спину и коснулся ее лица. Я увидел немой вопрос в ее глазах, и от этого мне стало еще страшнее.

— Нет! — воскликнул я.

— Ты должен это сделать, — тихо, но очень серьезно произнес Говард. — Нам нужно выяснить, что здесь произошло, причем как можно быстрее.

Мое сознание еще противилось этой мысли, но на самом деле я понимал, что Говард прав. Миссис Педигрю была нашей единственной свидетельницей, только она могла сказать нам, кто совершил этот погром, а самое главное — что произошло с Присциллой. Неохотно кивнув, я вытянул руку и коснулся пальцами ее глаз и лба, а затем сосредоточился. В этот раз мне было легче установить телепатический контакт, чем обычно, поскольку сознание медсестры уже ускользало в темные пределы небытия и не сопротивлялось моему воздействию, как это инстинктивно происходит у здоровых людей. Но в то же время все обстояло намного хуже, чем я предполагал.

Сперва я почувствовал лишь глубокую холодную боль, боль не физическую, странную и непонятную. Затем я ощутил притяжение. Что-то черное и невероятно сильное пыталось овладеть моим сознанием, засасывая его в себя. Мне стало зябко. Отпрянув, я заблокировал влияние водоворота смерти на мое сознание и вновь установил контакт с умирающей. На этот раз я увидел какие-то образы, но они вращались передо мной в безумном калейдоскопе видений: картины ее юности, банальные мгновения жизни, первый день в школе, первый любовник, разочарование, настолько огромное, что она решила изменить всю свою жизнь. Всего за пару мгновений передо мной быстро, словно в пляске святого Витта, пронеслась вся жизнь умирающей женщины, но не в хронологическом порядке. Видения и образы лились в меня нескончаемым потоком. Пожалуй, это был самый ужасный момент в моей жизни. Я переживал смерть другого человека.

Изо всех сил пытаясь отогнать от себя ужас и освободиться от хватки холодных рук сестры сна, я сосредоточился на последних ее воспоминаниях. Поначалу я почувствовал боль, неописуемое страдание и ожидание смерти. Она лежала здесь и ждала, когда же все закончится. Нападение произошло вскоре после того, как я вышел из гостиницы. Возможно, оно было направлено против меня, а эта бедная женщина и ни в чем не повинный посыльный умерли вместо меня.

Сосредоточившись, я внушил слабеющей миссис Педигрю мысль о том, что ей нужно вспомнить о происшедшем здесь. Мне не до конца удалось считать ее память — я видел лишь поток образов и не связанных друг с другом впечатлений, а вместе с ними — страх и леденящий душу ужас, изливавшиеся в мое сознание. Медсестра заснула у постели Присциллы вскоре после того, как я ушел. Ее разбудили шум из соседней комнаты, приглушенный крик и треск сломанной мебели. Что-то огромное и зеленое взломало дверь. Эта фигура была настолько абсурдна, что миссис Педигрю, парализованная ужасом, даже не могла кричать.