Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович

— Знаю, уходи! Я исполнил свой долг. А выслушивать и утирать слезы не намерен. Особенно женщине, торгующей живым товаром.

— А вы не тем же бизнесом занимаетесь? — в её голосе послышался вызов. — Не досугом?.. Только я продаю проституток, тварей, порождённых родом человеческим. А вы?.. А вы продаёте вольных, диких зверей, природу. И доставляете наслаждение убийством.

Кажется, бандерша тоже владела волчьей хваткой и умела отдирать кожу от рёбер, однако он мысленно с ней согласился, ибо нечто подобное уже приходило в голову, только никак не связывалось с бизнесом проституции, точнее, никогда не думалось, что можно провести такие аналогии.

Но не рассказывать же ей о вотчинном Урочище…

— В самом деле, есть сходство, — подтвердил он. — Охота на зверей — древнейшая профессия… Так что вдвоём нам всегда будет тесно. Освободи мою территорию.

Будто заведённая игрушка, она механически исполнила женский танец сборов в дорогу: беспрестанно двигаясь, механически побросала вещи, спрятала украшения в кошелёк, невидящими глазами стреляя в зеркало, набросала грим на лицо, мазнула губы помадой и, сгибаясь под тяжестью ноши, медленно побрела к воротам. Охранница Люта вдруг злобно заметалась на цепи, залаяла, перекрывая выход, но бандерша словно и не заметила этого, прошла мимо и уже за воротами вдруг бросила сумку и облегчённая, сначала пошла скорым семенящим шагом, потом неловко и некрасиво побежала.

И её не следовало жалеть…

Едва она скрылась за поворотом дороги, как из лесу прибежали возбуждённые и одновременно подавленные егеря, воткнули лопаты.

— Слушай, Сергеич! Не понял, что за дела? — с ходу начал Карпенко. — Нет там Кудеяра! Кровь есть, обрывки тряпок на месте схватки, шерсть волчья… И больше ничего!

— Опоздали, — заключил тот и развёл руками. — Спите на ходу!

— Он что, рвань, ожил и уполз? Убежал? «Горгона» сработала быстрее, опередила и убрала труп.

— И к лучшему. Нет трупа — нет преступления…

— Кто его порешил-то? — опасливо поинтересовался старший егерь. — Неужели волки?

— Божья десница…

Они ничего не поняли, затосковали.

— А что нам-то делать? — угрюмо спросил Агош-ков.

Но прозвучало — чем искупить вину? Повязаться с президентом тайно схороненным Кудеяром для них сейчас было самым надёжным средством: не то что позволит арестовать — сам защищать станет…

— Идите по домам, там жены скучают, — посоветовал Ражный.

Они все ещё надеялись на что-то, хотели быть полезными, однако при этом из-за жёсткости и упрямости характера не могли унижаться и просить милости, пощады.

— Кстати, — заметил Агошков. — Эти-то не все уехали. У них тут за старой поскотиной джип застрял.

— Джипы не застревают, — буркнул он. — Все, валите, ребята.

— На хрен! Не застревают! — немедленно встрял Карпенко. — Чуть свернул с дороги и уханькался! Посадка-то низкая, только по асфальту кататься.

— Зачем он туда свернул — вот в чем вопрос, — загадочно добавил наблюдательный Агошков. — И ещё момент! Когда я только заметил джип, у него над крышей тарелка была, круглая такая, аллюминиевая, что ли…

— Да не было никакой тарелки! — Карпенко на правах старшего говорил с лёгким пренебрежением. — Куда бы она делась? Улетела?

— Сергеич, я видел! Сначала тарелку заметил, потом только машину! Это же антенна…

— Может, летающая тарелка? — съязвил старший егерь.

Агошков уже не обращал внимания, чуял интерес Ражного.

— Мы подошли, предложили толкнуть. А в кабине этот сидит, ну, тот, самый борзой, который на тебя чуть драться не кинулся. И на нас чуть не кинулся! Мы к нему по-человечески — он как с цепи сорвался… Хотели сделать козью морду, но там в кабине ещё кто-то сидел. И может, даже не один…

— Никого там не было! — разгорячился Карпенко. — Я ж видел! Хоть и стекла чёрные! Ты просто ссыканул!..

— Я ссыканул?!

Ражный не дослушал этой перепалки и демонстративно ушёл в дом. Ещё около получаса расстроенные егеря толкались по территории, после чего выгнали мотоциклы и уехали.

Зарезанный Молчуном Кудеяр, должно быть, сильно смутил «Горгону»: такой оборот и для Ражного был внезапным, для Поджарова тем более. Финансист не верил в колдовство и догадывался, что может на самом деле стоять за столь жестокой и неожиданной расправой; конечно же, он считает, что волк действовал не самостоятельно, а по команде. Они бы отдали своего надёжного агента под полную волю Ражного, но для другой цели — посмотреть, записать на плёнку отработку неких ударов или приёмов борьбы и заодно получить видеоматериал смерти Кудеяра, которым можно связать ещё прочнее. Теперь же если у Под-Жарова и есть какой-то компромат, то лишь на Молчуна…

Сейчас ему важно было остаться на базе одному, и им тоже. Защита своей вотчины всегда была делом самого вотчинника, и лишь в исключительных случаях, когда речь шла о спасении священной рощи или сохранении тайны существования Сергиева Воинства, с ведома Пересвета подключались и независимо действовали вольные араксы. Случай был тот самый, но пока свяжешься с каликами из Сирого Урочища, пока те расшевелятся и сообщат боярому мужу, а тот, уподобясь штабному генералу, изучит обстановку и примет какое-то решение, пройдёт неделя. Исполнять же святой долг вотчинника следовало сегодня и немедленно. Ражный был волен сам избирать тактику и стратегию защиты. Поскольку же он вёл свой род из охотников, то и действовал сообразно, хотя сам сейчас находился, как волк, в окладе.

Противник, вооружённый электроникой, находился сейчас в «застрявшем» джипе и видел больше, чем он сидя у мониторов, мог одновременно быть повсюду, тщательно контролируя каждый шаг в пределах базы. Лишить его зрения можно было за четверть часа, но коль пошёл на «сговор» с финансистом, видеоглаза Ражному были нужнее, чем японцу, для которого и снималось это кино. Не исключено, что он уже сидел в «навигаторе» и лично наблюдал за всем, что происходит на территории базы и в помещениях. Прежде чем встретиться, Хоори хотел сам убедиться, что согласие Ражного и его условия не игра, не приманка, а для этого надо было показать ему нечто такое, что поразит воображение и снимет все сомнения. Он был слишком осторожным, чтобы поверить на слово даже своему компаньону Поджарову.

Но в Сергиевом Воинстве существовал неписаный закон: всякий араке, будь он вольным, вотчинником, иноком, боярым мужем или даже Ослабом, должен принять добровольную смерть, если существует явная угроза раскрытия таинства существования Засадного Полка и если иным способом пресечь её невозможно. Умереть, чтобы вольно или невольно не выдать Правила — способов, методов тренировки, источников происхождения энергии аракса. Ни тех, что были всеобщим достоянием Воинства, ни собственных, родовых и наследственных. Причём и жена аракса обрекала себя на погибель, не могла избежать мук плена, допросов и пыток; жены поединщиков никогда не посвящались в тонкости борцовского ремесла, хотя знали, под чьей рукой они живут, какому делу служат и чей продляют род.

Однако женский глаз много чего замечал и видел. И если араке смерть принимал лютую да благородную, вступая не в единоборство — в открытый бой с полчищем супостатов и бился до последнего дыхания, го жена его, дабы не умереть от руки своей, запиралась на какую-нибудь высоту — скалу, крепостную башню, на конёк дома своего или дерево и бросалась вниз головой.

Как, например, княгиня Евпраксия с младенцем-княжичем…

Ражный был ещё холост и потому в схватку с полчищем вступал спокойно, не заботясь о душах, зависимых от его воли. Он отлично видел главную цель — во что бы то ни стало выманить из убежища, заполучить японца Хоори, теперь уже окончательно убедившись, что Поджаров и даже Каймак всего лишь его подручные, выполняющие каждый свою функцию. Одному он доверил готовить базу для супербизнеса — борцовского шоу, послал курсировать по свету и заводить знакомства с сильными и влиятельными мира сего, другому ничуть не меньше: сидеть дома, изучать и обставлять объект шпионами, фиктивными жёнами и видеоаппаратурой. Иначе бы финансист давно подмял и выбросил на улицу, а то и заразил СПИДом своего шефа, которого искренне ненавидел.