Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей

Глава двенадцатая. Волок.

– До Выстра три перехода, так?

Згур оглядел собравшихся. У старого, сбитого из неструганных досок стола собрались его командиры. Неярко, чуть потрескивая, горел светильник. Пахло горячим маслом и мокрой кожей.

– Если быстро идти, совершен-понятно, – Гусак взглянул на расстеленную по столу мапу, покрутил головой. – Дорога плохая, комит!

– Моя думай, тепло будет, – вставил Сажа. – Моя думай – снег таять будет. Моя и наша быстро не идти…

Ночевали в селе – пустом, брошенном. Згур, запретив трогать нехитрый скарб селян, устроился в маленькой землянке, очень похожей на ту, в которой когда-то жила Ластивка. Здесь и собрались. Все – кроме Ярчука. Мрачный венет предпочел уйти ночевать в соседний сарай – не иначе к приходу мертвяков готовился.

Згур задумался. Верно! Оттепель затянулась, скоро дорогу совсем развезет.

– Телеги бросим. Вещи – во вьюки, раненых – на конные ноши.

«Катакиты» недоуменно переглянулись. Пришлось объяснять свой нехитрый замысел, вспоминая, как будет по-румски «вьюк». Спорить не стали, но Чудик, бросив на мапу беглый взгляд, остался явно недоволен:

– Дело не в телегах, компарос. Даже если мы пойдем быстрее, у Выстра нас встретят. Вы заметили – село пустое!

– Ну, совершен-понятно, – начал было Гусак, но худощавый махнул рукой:

– Погоди, компаро! Весь день на дороге мы никого не видели, но жители все равно ушли. Значит, о нас знают. Когда мы подойдем к Выстру, то ткнемся лбом в ворота.

– Вынесем к хренам собачьим! – криво усмехнулся Крюк.

– А если нет? Там каменные стены в двадцать локтей высоты. И главное, компарос, нам нужны галеры или хотя бы несколько лодей. Как только мы начнем приступ, они снимутся с якоря…

– Совершен-понятно, – подумав, кивнул Гусак. – Чего же делать-то, а, комит?

Згуру стало не по себе – все глаза смотрели на него. Вот тебе и задачка, сотник! Как это называл дядя Барсак? «Достижение внезапности»? Какая уж тут внезапность! Новости от села к селу передаются побыстрее, чем голубиной почтой. В Выстре наверняка уже знают…

– В Выстре уже знают, – повторил он вслух. – Знают, что несколько сот мятежников отступают на закат. Чего они делать будут?

– То самое. В штаны, – предположил Крюк.

– Совершен-понятно, – улыбнулся Згур. – Они будут просить подмоги. Как думаете, им пришлют помощь?

Все удивленно переглянулись. Чудик взглянул на мапу.

– Едва ли, компаро комит. Разве что рекой. Но Кей-Сару сейчас не до какого-то там городишки…

Згур кивнул:

– Допустим. А теперь представим, что где-то через пару дней в Выстру подъезжает отряд в… скажем, двадцать конных латников – из войска Кей-Сара. Пустят они его?

– Пустят, – согласился Крюк. – Опять же в штаны, уроды. От радости. Но нам-то что за радость, комит?

– Постой-постой! – Чудик привстал, хлопнул себя по лбу. – У нас есть кони, есть доспехи!..

На мгновение за столом настала тишина.

– Ух ты! – наконец, вымолвил Гусак, Сажа же, не удержавшись, завопил, подпрыгнул:

– Комита! Комита! Комита придумала! Комита все знай!

– Отставить! – Згур улыбнулся. – Итак, подберете двадцать человек. Проберетесь в город и откроете ворота, когда мы подойдем. Старшим пойдет…

– Я пойду! – заявил Крюк. – Я в коннице три года лямку тянул. Погляжу, какого цвета у них кишки!..

Когда все разошлись, Згур решил проведать венета, рассудив, что бедняге Ярчуку в его сарае и скучно, и грустно, и, наверняка, некому руку пожать, разве что крысам – и мертвякам, когда они изволят явиться. Так и оказалось. Грустный «чугастр» сидел прямо на охапке старого, подгнившего сена и беззвучно шептал заклинания. На «боярина» он даже не взглянул. Згур подумал и пристроился рядом.

– Ждешь? – поинтересовался он, дав венету время отшевелить губами. Тот только вздохнул.

– Можно кощуну спеть, – воодушевился Згур. – Или песню-оберег.

– Котору? – вскинулся венет. – Ты скажи, молодой боярин! А то я здешних мертвяков не знаю. На них особа песня нужна!

Згур еле сдержал улыбку. Что бы спеть? Да любая подойдет, если слова чуток поправить…

– Да вот есть одна…

Згур оглянулся – не услышит ли кто?

Ярчук пошевелил губами, запоминая. Наконец, тряхнул головой:

– На третью ночь спою! Да и ты приходи, боярин! Вдвоем мы мертвяков враз одолеем! Кубыть кутят!

– Всенепременно…

Стало немного стыдно. Легко смеяться над доверчивым «дикуном»! Хотя одни боги знают, что у этого лохматого на уме? Может, он и сам сейчас над «молодым боярином» посмеивается, только виду не кажет.

– А я вот с людью говорил, – внезапно сообщил Ярчук. – Интересна людь, однако! Выходит, они не просто за серебро служат. Они супротив бояр воюют!

– Злых бояр, – поспешил уточнить Згур, сразу же вспомнив Чудика. Венет серьезно кивнул.

– Злых бояр. Вот и кумекаю, а не боги ли их на Сурь нашу послали?

Вот даже как! Ай, да «чугастр»!

– Злы у нас бояре, боярин молодой! Шибко злы! Был один… Род наш под корень извел, меня еле живого оставил. А отец его…

Венет тяжело вздохнул, отвернулся. Смеяться Згуру сразу же расхотелось. А ведь и вправду! Не добром «чугастр» свою Сурь покинул. Вернется – и прямиком «злым боярам» в лапы!

– Мы на них Крюка напустим. Скажем, что твой боярин – вент. Знаешь, что он с его кишками сотворит?

Ярчук вновь погрузился в раздумья. Наконец, покачал головой:

– С ним-то я и сам переведался! Да вот беда – людь наша покорствует дюже. Перед кожным боярином на брюхо падает, сапоги целует. Може, если ты им про свой Край расскажешь, как вы бояр извели, да «катакиты» эти поведают…

– И покажут, как это делается, – Згур не выдержал, улыбнулся. – А что? Неплохо!

Ярчук почесал седоватую бороду, тоже усмехнулся:

– А ты совсем другим стал, боярин! Дивно даже!

– Я? – поразился Згур.

– Ты, вестимо. Как мы с тобой спознались, в тебе злости полным-полно было. Меня живьем проглотить хотел. С большим боярином Ивором говорил – аж зубами скрипел. И не на него была злость, и не на меня даже. Вроде бы ты на себя злился, да на остальных душу срывал. Будто забрали у тебя что-то, без чего и жизни нет…

Згур не ответил. Наверно, прав «чугастр». Его, как щенка, выкинули с родной земли. Или… Улада! Все эти недели он старался забыть, не думать…

– Знаешь, Ярчук, песня есть. Сполотская. Там такое начало:

Сердце сжалось болью. Что за ерунда? Глупая песня и не про него, Згура, вовсе! Разве Улада – его любимая?

– Ишь, складно! – вздохнул венет. – «Сам я другому тебя отдаю.» Извини, молодой боярин, в душу к тебе лезть не хотел. О другом я. В Валине-городе, да и опосля ты вроде как сам себя утерял…

Згур пожал плечами. Может и так…

– А сейчас что, нашел?

– Пожалуй, и нашел. Как людь эту переметную встретил, так и сам переменился весь. И злоба сгинула, веселость откуда-ниоткуда взялась. Ведь попервах ты зарезать меня готов был! А теперь – и помочь рад. Да не потому, что полюбился я тебе…

Вот ведь как завернул, «чугастр»! Згур улыбнулся:

– А может, я домой собрался? Отвезу тебя в твой Лучев, а сам…

– Нет! – Ярчук упрямо мотнул головой. – Это ты, боярин, сам себе говоришь. Не домой тебя тянет! Да чего уж там! После сам поймешь.

Венет ссутулился, вновь беззвучно зашевелил губами. Стало ясно – разговор окончен. Нелепый разговор, ненужный. Згур даже не обиделся на пустые слова. Не иначе венета совсем тоска загрызла, что он, на соломе сидючи, мудрствовать начал!