— Еще чего, сбрендила, камеру отпирать! Так говорите. Через решетку. Щасс прочих отгоню… А ну убрали рыла, шушера!
Загремело копье о прутья, кто-то взвизгнул, кто-то захохотал.
— Ратери… — Я шагнула поближе, всматриваясь в чумазое неузнаваемое лицо. — Тебя били? Ох… бедный мой…
Глаза его сумасшедше блестели в темноте. Один был обведен траурной каймой и наполовину заплыл; на щеке чернела большая клякса — то ли ссадина, то ли грязь.
— Леста, я ничего не крал.
— Я знаю, знаю. У тебя нашли деньги, мои деньги. Почему ты не сказал, что они мои?
— Леста, слушай. — Холодные пальцы ухватили меня за запястья. — Нельзя мне было говорить. Тебя бы… это… как свидетеля. Позвали бы.
— Призвали как свидетеля. Конечно! Завтра, говорят, будет суд, я приду свидетельствовать.
— Нет. Не надо. Чем докажешь, что деньги твои? Ты хоть помнишь, скоко их там было, в кошельке этом?
— Э-э…
— Во. Я тоже ни черта не помню. А судейские тутошние, смекай, народ ушлый, начнут расспрашивать, кто ты, да откуда, да за какой корыстью приехала… врать начнешь, выворачиваться, а врать ты ни на полстолька не умеешь.
— Умею, когда надо. Я виновата, тебя из-за моих криков схватили…
Ратер пропихнул сквозь прутья руку почти до локтя и сгреб меня в охапку. Разбитые губы воткнулись в ухо:
— Не спорь, а? Ну, не спорь. Не надо мне такого, чтобы с тобой случилось что поганое. Ты смекай, ежели они неладное почуют, от тебя ведь ни в жизнь не отвяжутся. Ежели унюхают, какие сокровища за спиной у тебя … наизнанку вывернут … остров твой по камешку растащат… мантикора… на чучело пустят…
— Ратери…
— Нет, я сказал. Не надо… этого… свидетельств за меня. Не надо. Мне это не поможет, и тебе худа наделает — возьмут нас с тобой обоих за жабры.
— Что же тогда делать? Ты знаешь, что тебе грозит?
— Галеры. Или руку оттяпают, правую. Послушай, Леста. Послушай. — Он перевел дыхание, помедлил и сильно сжал мою ладонь. — Если хочешь помочь… Просто выкупи меня. Внеси за меня залог.
— Какой залог?
— Деньги. Полсотни авр. Мне тут сказали… знающие люди. Это как взятка, только законная. Залогом называется. Под залог меня отпустят. Ты ж потянешь отдать за меня такие деньги?
Он отстранился, заглядывая мне в лицо. Ни с того, ни с сего вспомнился Пепел — как он не более шестой четверти назад точно так же смотрел на меня, с абсолютно таким же искательным испугом в таких же невозможно расширенных глазах.
— Че? — нахмурился Кукушонок. — Не? Почему? Нельзя такую кучу из пещеры выносить? Или… Ты тогда про свирель кричала … она что, впрямь потерялась? Леста! Ты чего молчишь?
— А? Нет, я не молчу. Все в порядке. Я принесу деньги. Сколько ты сказал?
— Полсотни авр. Пятьдесят золотых.
— Эй, голубки! — окликнул стражник. — Давайте прощайтесь. Время идет. Не дай Бог, сменщик объявится.
— Свою долю затребует, — фыркнул Кукушонок. Потом наклонился и мимолетно коснулся исцарапанной щекой моих пальцев, вцепившихся в решетку. — Не забыла таки про меня, дроля белая. Пришла к дураку.
— Ну что ты говоришь, братишка. — Я погладила грязные, всклокоченные волосы. — Ты же по моей вине сюда попал. Ничего, потерпи немного, завтра ты отсюда выйдешь.
— Это верно. Выйти-то я выйду, да вот куда…
— Ратери!
— Ты… это. Если добудешь золото, не отдавай залог сама. Людей с большими деньгами пытать не принято, но береженого Бог бережет… снеси их к батьке моему, ладно? Да назовись как-нибудь позаковырестей. А на суд не ходи, мало ли что. И молодчина, что платье сменила, очень уж оно приглядное у тебя.
— Все, барышня, конец разговорам. — Стражник деликатно постучал меня пальцем по плечу. — На выход!
— Прощай, Леста. Если что… не поминай лихом.
— Ратер, прекрати! Все получится. Слышишь? Все получится!
Стражник уже двигался к выходу, унося с собой фонарь, пришлось спешно догонять. Узники снова загомонили, забубнили, прихлынули к решеткам, потянули со всех сторон растопыренные пятерни. Я оглянулась на Ратера — но не различила его в гроздьях облепивших прутья тел.
На улице уже сгустились сумерки. Я жадно вдохнула сладкий воздух свободы.
— Так того. — Стражник, щурясь, посмотрел на лоскуток неба, зажатый меж тюремных стен. — Как там насчет, чтобы поддержать кротость и это… человеколюбие в душе скромного блюстителя справедливости? — поскреб щетину на подбородке и восхитился. — Эк я завернул!
— Все в руце Божией, — ответствовала я. — А так же в руце моего спутника, коего ты, о предусмотрительный страж, оставил дожидаться по ту сторону ворот.
— Мда?
Страж отпер калитку и выглянул наружу.
— Эй, господин Подзаборник! Вылазь. Получи назад свою благородную госпожу. Эй? Заснул ты там, что ли?
Подвесив фонарь к копью, стражник осветил арку. И арка, и участок улицы за ней были пусты.
— Слинял твой Подзаборник, — констатировал страж. — Вместе с наградой за сострадание… сострадай теперь людям после этого… так и норовят вокруг пальца обвести, ядрит твою переядрит… Черт с тобой, барышня, проваливай подобру, пока я не передумал.
Я не заставила себя упрашивать и скоренько проскочила в калитку, а слова благодарности прокричала уже с воли. В ответ раздраженно лязгнул засов и все затихло.
Выйдя на площадь, я огляделась. Пусто. Только серая кошачья тень мелькнула в дальнем ее конце. Почему Пепел не дождался меня? Почему ушел? Что-то отвлекло его или ему просто надоело сидеть под воротами и ждать?
Сказать по правде, пеплово исчезновение меня разочаровало и обескуражило. Я-то думала что могу располагать им, раз ему все равно приходится таскаться за мной в надежде получить какую-то таинственную помощь, о которой он не в праве попросить прямо. Я-то понадеялась уговорить его продать или заложить с десяток драгоценных безделушек из пустого дома, чтобы добыть денег на выкуп. А теперь… если только попробовать забраться в тот дом самостоятельно? Может, Пепел уже там, в зеленой шелковой комнате, сидит и ждет меня…
Черта с два! Я остановилась посреди площади и попыталась собрать расползающиеся мысли. Чем бежать сломя голову и делать глупости, попробуем мыслить спокойно, обстоятельно и разумно. Что мне требуется? Мне требуется завтра к полудню откуда угодно достать сумму в пятьдесят золотых, и не монеткой меньше. Будь у меня моя свирелька — Ратера уже можно было бы считать свободным. Но свирельки нет, золотые груды недоступны, надо думать, откуда достать деньги.
