Тринадцатая реальность (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович

– Не замечал раньше за вами трусости, – покачал он головой.

– Боятся все! – ответил я ему. – Страх у человека – это нормальное чувство, которое помогает ему выжить. Превозмогать страх нужно тогда, когда он мешает – в этом и заключается мужество. А когда страх разумный, бороться с ним – это глупость.

– Ладно, может быть, вы и правы, – согласился он. – В любом случае вы это будете решать не со мной. Принято решение вернуть вас в ближний круг императора. Придворных должностей вас никто не лишал, а комнаты остались за вашей семьей, так что нужно только собрать вещи и переехать. Когда вам это удобно сделать?

– Вещи мы соберем хоть сегодня, – сказал я. – А переезжать лучше завтра в первой половине дня. Я здесь хоть и не надрываюсь на работе, но кое-какие дела есть, и их нужно закончить.

– Значит, завтра в одиннадцать будут машины и охрана, – сказал он, поднимаясь с кресла. – Когда выпустите следующую книгу? Сами говорите, что нет работы, а за три месяца не написали ни одной книги.

– На днях отправим рукопись в редакцию, – ответил я, тоже встав, чтобы его проводить. – Книги не пирожки, а мы вам не булочники. Как получается, так и пишем.

Когда я рассказал о нашем разговоре жене, она растерялась.

– Я не против того, чтобы отсюда уехать и вернуться к родителям, но заниматься с этой японкой? Я занималась с теми, кто смотрел мне в рот и делал все, что я говорила. По-другому в этой борьбе просто нельзя. А как ее заставить что-то делать? И потом почему обязательно борьба? Если она, как ты говоришь, дохлая, достаточно обычных упражнений. Их все равно нужно делать, прежде чем переходить к занятиям.

– Посмотрим, – сказал я. – Нужно послушать, что нам скажут, поговорить с врачами и познакомиться с женой Олега. Может быть, все решиться как-нибудь иначе. Мне самому не хочется с этим связываться. Никогда бы не подумал, что такое может прийти в голову императору. Нам с тобой нужно забрать все нужные вещи и проститься с ребятами. Твои ученики будут расстроены.

– Их всего трое, – ответила Вера. – Необходимый минимум они получили и при желании смогут заниматься без меня. А вещи я сегодня соберу, тебе этим заниматься не нужно.

Я в этот же день обошел лаборатории, оповестил всех о нашем отъезде и ответил на некоторые из возникших вопросов. По-хорошему надо было собраться и посидеть за столом с теми, с кем у нас завязались приятельские отношения, но проводить такие посиделки не тянуло. Вера высказалась точно так же.

– Были бы здесь друзья – другое дело, а собираться из-за одного твоего Головина я не хочу. О чем можно втроем говорить весь вечер без водки?

День закончился, а на следующий за нами приехали сразу после завтрака.

– Если вы еще не готовы, велели подождать, – сказал мне командовавший охраной штабс-капитан.

– Давно готовы, – успокоил я его. – Прикажите солдатам забрать вещи.

Провожать нас, бросив работу, вышли все ученые и инженеры. Я помахал им рукой из окна «Медведя» и почему-то подумал, что сюда уже не вернусь. Наверное, Вера подумала о том же, потому что всхлипнула и прижалась ко мне. Нервы у жены в последнее время слегка растрепались. Неустроенность из-за этих переездов с места на место и страх бесплодия действовали на нее не лучшим образом.

До окраин Москвы ехали минут десять и в два раза дольше добирались до дворца. На воротах стояли знакомые офицеры, которых о нашем приезде предупредили заранее, поэтому никакой проверки документов не было. За все время отсутствия родители к нам выбирались всего два раза, а потом только звонили по телефону, поэтому встреча получилась очень теплой. Сестра пока жила здесь, но скоро оканчивала гимназию и собиралась замуж.

Долго мне общаться с родными не дали: зазвенел телефон, и взявший трубку отец позвал меня к аппарату. Звонил сам император.

– Я в кабинете, – сказал он и положил трубку.

Интересно, нельзя было это сказать отцу? Я сообщил родным, что меня вызывают, и поспешил в императорский кабинет. В охране стояли императорские гренадеры, которые меня не знали, но из дверей выглянул секретарь и велел пропустить.

– Проходите в кабинет, князь, вас ждут, – сказал он мне и сел на свое место в приемной.

В кабинете собралась вся мужская часть императорского семейства. Сам Владимир Андреевич сидел за своим столом, а его сыновья заняли стулья, которыми пользовались те из посетителей, кому это позволяли их положение или хозяин кабинета. Я их приветствовал как положено, начиная с императора. Получилось довольно долго, но меня не прервали.

– Закончили? – спросил Владимир Андреевич. – Тогда перейдем к делу. Петр Павлович должен был вам передать, в чем у нас нужда.

– А почему именно я? – спросил я. – И почему обязательно борьба? У вас есть куча врачей, под руководством и наблюдением которых княгиня может заниматься спортивной гимнастикой. Это и легче, и безопаснее, и не вызовет лишних разговоров.

– Я, между прочим, предлагал то же самое, – вставил Андрей.

– А почему вы сами не ограничились гимнастикой? – спросил император.

– Гимнастика развивает мышцы и связки, – ответил я. – Регулярные занятия делают женщину здоровой и сильной. А если заниматься долго и много, намного проще переносятся роды. Я не ограничился физическими упражнениями потому, что моя жена ленилась, и ей было неинтересно нагружать тело пустой работой. Кроме того, борьба закаляет характер и дает возможность испытать себя в схватке, что редко выпадает женщине. Развивается координация движений, увеличивается скорость реакции и появляется уверенность в собственных силах. Вашим женам такое, наверное, не понадобиться, а для моей, да еще при той жизни, которую мы вели, это было нелишним. Мне и сейчас гораздо спокойнее, потому что она может за себя постоять. У Веры оказался талант к борьбе, другим, чтобы добиться ее мастерства, требуется намного больше времени.

– Я тебя все-таки попрошу, – сказал Олег, перейдя со мной на «ты» при отце и брате, заставив их переглянуться. – Я говорил с Еленой, она согласна. Неужели не поможешь?

– Вы не понимаете, о чем просите, – ответил я. – Заняться гимнастикой согласен, могу даже заняться индийской йогой, а заниматься борьбой – увольте!

– Жаль, – сказал Олег. – Я думал, что ты мне все-таки друг.

Его слова меня разозлили и заставили плюнуть на этикет.

– Да, друг! – сердито сказал я. – Но я не смогу заниматься с твоей женой так, как занимался со своей. Дворянки не привычны к труду и к каким-то усилиям, а здесь придется изо дня в день нагружать себя все больше и больше! Конечно, потом она скажет спасибо, но до ее спасибо еще нужно дожить! А до этого ее нужно заставлять заниматься. И нужен постоянный врачебный контроль. У моей жены отец размером с медведя, и никто в их семье серьезно не болел, а японского императора можно перешибить соплей, да и вообще...

Я замолчал, решив, что и так сказал больше, чем следовало.

– Значит, так! – сказал Владимир Андреевич. – В двенадцать покажете великой княгине все, на что способны. Заодно Веру Николаевну осмотрит мой врач. А потом решим.

– Готовься к демонстрации! – сказал я Вере, когда злой вернулся к семье. – Через час будем давать представление для японки. Только не вздумай меня так же приголубить, как при просмотре императором. Ей такое может понравиться, а мне – нет. Надо было вчера отрепетировать для них танец.

Я немного ошибся: смотрела нас не одна великая княжна, а все императорское семейство, да еще два врача в придачу, так что мы смогли увидеть не только Елену Владимировну, но и Александру Августовну. Японка мне понравилась, хотя я их видел более красивых, правда, только на фотографиях, а немка могла работать моделью, если бы была красивее лицом. Фигура у нее была замечательная. Все были одеты без лишней роскоши, но все равно мы в своих кимоно на их фоне смотрелись бомжами. Роль татами выполнял большой персидский ковер, а зрители сели с двух сторон на стоявшие у стен стулья. Перед схваткой император лично представил нас своим невесткам. Дрались мы пару минут, на большее меня не хватило. Вера, как обычно, превратилась в пропеллер, в котором роль мелькающих лопастей выполняли ее руки и ноги. Я за ней постоянно не успевал, пропуская удар за ударом. Было больно, но она старалась не доводить удары до конца, поэтому я продержался так долго.