Драконья Пыль. Проклятие Ирвеона (СИ) - Шию Ольга

Кот, тем временем, размышлял о другом.

— Выходит, ты и ловцов могла так же, — он вывалил язык и закатил глаза.

Шустрый какой!

— Это действует только на мелочь вроде того бегающего куста или болотников. Правда, куст безобидный, а эти могут незаметно присосаться и за ночь полностью обескровить. — Я понаблюдала, как Кот настороженно оглядывается и добавила: — но только если нарвешься на стаю, а тут их всего два было, и тех я прогнала.

— Но они могут вернуться?

— Не сегодня, не бойся.

— Я не боюсь. Просто удивительно. Первый раз о них слышу.

В темноте за пределами поляны насмешливо ухнул филин.

— Вы слишком привыкли ко всему, что вас окружает, и многое не замечаете. А у меня взгляд свежий, незамыленный, — я провела рукой над тлеющими угольками. Язычок пламени с интересом ощупал пальцы и спрятался обратно.

— И что это значит?

— Что ты любопытный болван, — буркнула из одеяльного кокона Меру.

— Эй! — Кот запустил в подругу невесть откуда взявшейся на поляне шишкой.

Я с трудом сдержала зевок.

— Буду спать. А ты смотри в оба.

— Уж поверь, теперь глаз до утра не сомкну, — заверил меня Кот.

***

Я проснулась среди ночи. Костер едва тлел, а светляки исчезли. Кот сладко пускал слюни Вилли в плечо. Меру разметалась по одеялу, волосы перепутались с травой. Мелкие палочники уже успели скрутить несколько тугих волосяных жгутов. Я тихонько на них цыкнула, и снова легла.

Что же меня разбудило? Звезды озадаченно мигнули.

В лесу было тихо. Слишком тихо. Я снова села. Желудок скрутило, а тело стало деревянным. Впервые мне было так страшно, что захотелось втиснуться между Котом и Вилли, а потом еще и зарыться поглубже в валежник. Не видеть и не слышать.

Что именно меня напугало, я не понимала, но напряженно ждала. Хрустнула ветка, еще одна. Я, дрожащей рукой нашарила охапку хвороста, бросила в кострище, дунула, что было сил, закашлялась от поднявшегося пепла. Хворост вспыхнул высоким пламенем. Кусты захрустели целенаправленно. Кажется, я облегчила кому-то задачу. Глупо. Очень глупо, но ждать было невмоготу.

Треск приближался, вместе с ним дрожала земля. Кот непонимающе разлепил глаза, и тут на поляну вывалился огромный черный тигр с горящими синим огнем глазами. Ошалело поводил мордой, рявкнул и бросился ко мне. Я закричала. Слова вырвались сами собой, но я понимала, что в этот раз они не помогут. Тигр не мелкая нечисть, не паразит. Огромного зверя не отпугнуть этими словами. А других я не знала…

Тигр остановился. Затормозил всеми четырьмя лапами, но по инерции продолжил движение и ткнулся в меня огромным мягким лбом, шерстинки щекотнули кожу.

Кот окончательно проснулся и заорал. Котелок с остывшим отваром полетел в зверя. Тигр обиженно рыкнул, развернулся и заскакал по полянке, рассыпая угли и обжигаясь. Друзья сбились в кучку, не зная, как реагировать на тигриные выкрутасы.

Лес ожил. Отовсюду слышались голоса и треск сучьев. Орали вспугнутые сороки, над стоянкой пронеслась огромная стая свиков. Ломая ветки, на поляну ворвались еще два тигра — рыжий и белый. На их спинах восседали смуглые, пестро одетые мужчины. Они гортанно перекрикивались, теснили черного тигра, пока сзади к нему подкрадывалась еще одна гигантская оседланная кошка. Всадница — стройная девушка с яркой замысловатой прической приложила палец к губам, но черный заметил движение моих глаз, и одним прыжком развернулся. Мужчины, не теряя времени, накинули ему на шею веревочные петли. Тигр прижал уши, оскалился, но с места не двинулся, а потом и вовсе лег, заняв все свободное место.

Всадница быстро спешилась, подбежала к зверю, уверенно перехватила веревки, почесала пушистую тигриную щеку, зашептала на ухо.

— Кенолы, — прохрипел Кот.

Один из всадников — беловолосый и слегка раскосый кивнул:

— Мы просим прощения за нарушенный покой. Этот тигр отбился от стада наших соседей, что-то напугало его. Нам очень жаль, что он разорил вашу стоянку. Если это хоть немного приблизит нас к искуплению вины, смиренно просим провести остаток ночи в нашем лагере.

— На закате мы видели неподалеку стаю красных волков, — добавил второй.

Смирения и сожаления в их голосах не наблюдалось, скорее досада, но их можно понять. Погоня за тигром по лесу в темноте кого угодно раздосадует.

Мы быстро собрали пожитки и побрели по лесу вслед за всадниками. Девушка зажгла фонарь под стеклянным колпаком и вручила его Коту, а сама повела обоих тигров в поводу. Вилли восхищенно разглядывал зверей, а Меру настороженно — их хозяев.

— Боги всемогущие! — бормотал взъерошенный Кот. — Подумать только! Тигры, волки, болотники какие-то непонятные. Я, знаете ли, городской житель. Каменные стены, узкие улицы, крыша над головой и настоящая постель — это по мне. А вся эта глушь… нет, увольте.

— И по чьей же, интересно, вине мы бредем по этой глуши в окружении тигров и волков? — невинно поинтересовалась Меру.

Кот затих.

Лес успокаивался. За пределами освещенного круга еще слышались шорохи и всхлипы, но все реже. Ночь снова расстелила покрывало безмятежности, щедро украсила его россыпью звезд, приправила запахами прелых листьев, сырой земли и поздней осени.

— Красные волки не заходят так далеко на север, — задумчиво протянул Вилли, — редко покидают прибрежные степи. Странно.

— Сейчас много странного творится в мире, — не оборачиваясь, бросила наездница, — не стоит без охраны и оружия бродить по лесам. Дикие звери, дикие люди, дикие времена.

— А я о чем! — оживился Кот. — Крыша над головой и мягкая постель — все, что мне нужно.

— Сказал тот, кто полжизни прожил на улице, — раздраженно бросила Меру.

— Так на улице, не в лесу, — резонно возразил Кот, — в цивилизации.

Глава 4

Кенолов цивилизация, в определенном смысле, почти не коснулась. Как и сотни лет назад, они кочевали отдельными группами, разводили овец и тигров, изредка заезжали в города, устраивали незамысловатые представления. Народу нравилось. Вокруг расписных шатров собирались толпы молодежи, а горожане постарше презрительно воротили носы. Они помнили, что еще двадцать лет назад обладателей замысловатых причесок в стране не жаловали, а кое-кто застал времена, когда за голову кенола платили неплохие деньги.

Кочевники изо всех сил старались показать, что они уже не те варвары, что веками посягали на благополучие и целостность славной Тувосарии, а скромные овце-тигроводы и, по совместительству, артисты.

Каждая группа кочевала в определенном условном секторе, но иногда они пересекались, обменивались новостями, молодежь знакомилась, создавались новые семьи и, иногда, отделялись в самостоятельную группу. Друг друга они называли соседями, хотя, между двумя группами могло быть приличное расстояние.

В этом лагере было человек пятьдесят, столько же тигров и в пять раз больше овец. Почти все уже спали, суета со сбежавшим тигром быстро улеглась, и люди пытались выспать из ночи как можно больше.

По периметру лагеря горели большие лампы, заправленные душистым маслом — отгоняли непрошеных гостей и обозначали территорию.

В качестве извинения, нам предоставили маленькую крытую повозку. Шатров сегодня не разбивали, наутро собирались отправиться в путь. Кенолы двигались к столице, с заходом по все попутные поселения, в том числе и в Тридорожье.

Заснуть в пропахшей тиграми и терпкими благовониями повозке я не смогла. Лежала на жестком матрасе и лениво разглядывала узоры на цветной ткани, как в детстве — дедушкин ковер.

Вообразить, что я лежу в своей старой кровати не получалось. У нас дома всегда пахло свежестью, не было сваленных кучей тюков и разноцветных подушек. Не висели под потолком связки трав, расписные мешочки и звенящие украшения: сияющие звезды, луны, замысловатые иероглифы, поддельные драгоценности и кристаллы с искрами внутри. Дед был и остается аскетом. Он часто говорил, что вся эта мишура лишь отвлекает от сути. На чистом холсте проще нарисовать свою картину, чем пытаться создать шедевр поверх чужого яркого и бессмысленного рисунка. Он бы и от ковра избавился, но, подозреваю, что хранил его из сентиментальности, одно из немногих проявлений слабости.