Крутен, которого не было - Купцов Василий

Кажется, все забыли о княжиче, уже довольно долго никто не заходил в светлицу. «Оно и к лучшему», — подумал Младояр, — «пойду-ка я проветрюсь, посмотрю, разошелся ли народ». Отрок быстро оделся, натянул простую кольчугу, на пояс — меч, на голову — шлем с личиной — смех да и только, но — что б не узнали! Отрок из дружины княжеской, вот и все, пусть думают — с порученьем каким прислали. «У вестовых кольчуги тонкой работы, железа особого, каленого!» — ни с того, ни с сего позавидовал княжич — «В тонкой кольчуге хоть час бежать можно, не уставая. Мне бы такую!». Младояр выскользнул из палат с черного хода, охрана, легко узнав княжича, никак на него не среагировала.

Народу подле княжеских хором оставалось еще не мало. Кто-то разжег костерчик, пели песни, большинство парней уже приняли бражки или меду, а уж о пиве и говорить нечего — Дидомысл выставил горожанам пару бочонков княжеского, на двенадцати травах, да на чистейшем ячменном солоде сваренном. «Уже все знают, что брат поправляется» — решил Младояр, рассеянно бродя среди гуляющих. Глаза княжича искали, непрерывно рыскали по лицам… И вот Младояр, наконец, нашел то, что искал. Она не ушла, дождалась. Та, с глазами… Сейчас девчушка стояла поодаль, кокетливо кутаясь в расшитый красными птицами платок. Рядом стоял парень, почти на голову выше Младояра, что-то весело говорил молодице, может — уговаривал! Княжич, не долго думая, подкатился к парочке и просто встрял в разговор. После первой же его шутки девчушка так и развернулась. Известное дело, старшие братья давно объяснили Младояру, что бабенки любят ушами. Иначе и быть не могло, коли б бабы выбирали только тех, кто высок и силен, али лицом пригож — зачах бы мир в глупости.

— Слушай, дружинничек, — обозлился парень, неожиданно почуяв в Младояре соперника, — шел бы ты отсюда, покуда цел.

— С чего это ты так? — поддел дылду княжич, — Никак, бражки перебрал?

— А ты, молокосос, думаешь — отрок в дружине, так тебе всюду дорога?

— Ага!

Млад нарывался явно, и тут же чуть не получил своего. Но не зря же каждое утро, кроме всего прочего — рукопашная. Хоть и не подолгу, как некоторые ребята, зато ежедневно, какая ни какая, а выучка. Млад увел голову влево от первого удара, потом просто сделал шаг назад — и второй удар не достал.

— Ну я тебе! — разъярился юноша.

— Осторожно, Капоня, у него ведь меч, — забеспокоилась девчушка.

— У меня меч, красавица, для красоты только, — успокоил девочку Младояр.

— Вот-вот, он его и не поднимет даже, — и дылда, устав махать руками, попытался взять соперника за грудки. Пальцы тщетно хватали кольчугу, а голова недотепы совсем близко…

— Слушай, дурья башка, — рассердился Младояр, подавшись чуть вперед с захватом кисти, потом разворот влево, нога выставлена, дылда на земле, — если будешь тыкать своей харей под чужую личину, другой не будет таким добрым, сломает тебе нос!

— Ты все… Хитростью! — в голосе дылды просквозила обида.

Младояр наклонился над парнем и шепнул ему на ушко пару теплых словечек. Тот вскочил с земли, решив продолжить. Пришлось ударить…

— Не бей его больше, — попросила девчушка, помогая дылде подняться с земли, — ты домой иди, Капоня, иди, прошу…

— Да я ему! Да…

— Ладно, давай мириться, — засмеялся княжич.

Вскоре от парня удалось отделаться. Ушел, не сразу, конечно, хотел честь соблюсти… Оставшись наедине с Сойкой — так звали девочку — княжич дал волю языку. А потом, на темной улочке — и рукам. Сойка, как будто, того и ждала, ее ручки куда только не полезли! Двое подростков мгновенно разгорячились, последовал жаркий поцелуй, от которого на княжича нахлынула такая волна теплоты, такая сладость, ну — куда как круче, чем даже когда он делал раньше сокровенное, мужское. «Вот оно, как по любви сладко-то!» — отметил Младояр, даже в такие мгновения не забывавший пополнять знания.

В постельку княжич вернулся лишь под утро, в состоянии какой-то сладкой легкости. Но напрасно он надеялся соснуть чуток, едва раздевшись, прилег, как перед ним появился Крутомил. Видать — ночью вернулся.

— Ах вот ты где, проказник, — богатырские руки старшего брата вытащили Млада из-под шкуры, княжичу показалось, что он летит — Крутомил подбросил братца в воздух, поймал, прижал к себе. Младояр обнял брата, лишь хихикнул, получая шлепок по голому заду.

— Жив, Крут! — радовался княжич, с любовью глядя на старшего брата.

— А что со мной станется? — улыбнулся Крутомил, — Да на мне ни царапинки. А вот тут, у вас… Ну да ладно, пронесло…

— Ага…

— Я горд тобой, Млад, — заявил старший княжич торжественно, — жаль, меня не было, зато ты был! Но ничего, мы еще этого злого колдуна словим, голову ему открутим!

— Ага!

Младояр редко видел отца в золотом венце. Князь надевал корону лишь в самых торжественных случаях, пренебрегая древними обычаями. А вот в былые времена, рассказывают, владыки везде и всюду ходили, надев на голову венец. Да чего только в прошлом не было. Даже закон, что с непокрытой головой мужу из дома выйти не полагалось. Вот и сейчас на княжичей шапочки натянули бархата красного, с ободками золотыми, каменья вкраплены — у Крутомила зеленые смарагды, у Гориполка — красные лалы. Младояру достались жемчуга…

Не один Дидомысл сидел на пиру, разодевшись во все лучшее. И на княжичах — одни шелка, все — в золотом да серебряном шитье, жемчуга да янтарь, застежки — золотые, как и блюда, с которых едят. Даже ручки у братин, и те — звериными головами с лалами, где глаза! Немало злата и на дружинниках, есть и такие добры молодцы, что покруче княжичей да воевод разряжены — цепи, пояса каменьями изукрашены — кто ж выхваляться в праздник запретит? И все блестит — свечей не пожалели, да еще позади каждого подсвечника — бронзовые щиты-зеркала света набавляют. Рядом с Младояром — братец Крутомил, на рубахе кот рыкающий, заморский, что в Черных Землях живет, вот только грива почему-то синим вышита. Одной рукой старший княжич с блюда ароматные куски жареного мяса подгребает, другой — Младояра обнимает, будто чует, не по себе на пиру младшему брату … Кругом шум стоит, в дуды дудят, струны гуслей перебирают, поют — справа одно, слева — другое, только в ушах звенит!

Почему-то вспомнился Старец Вод. Чего это он так смотрел? Прежде отворачивался — а тут вдруг пристально так? Даже страшно… Будто на жертву избранную… Разумом понятно — ну, во-первых, в Крутене сварожьев внуков в требу богам не дают, времена оны давно минули, да и второе есть. Когда-то, в стародавние времена приносили жертвы, бывало — и сыновей княжеских, первенцев. Ну — Младояр-то третий. Да, вот под слово вспомнилось — есть и третье. Рекам жертвовали не юношей, как остальным божествам, а девушек. «Так что — спи спокойно, Млад!» — усмехнулся про себя княжич.

К вечеру Младояр слинял с пира, оставив отца и братьев продолжать застолье без него. Меды столетние дали о себе знать — его ухода даже не заметили. Любители вин трехлетних — и в вовсе под столами лежат… Княжич пил только сбитень, на хмельное его не тянуло. Все радовались, а Младояр чуял нутром — слишком рано пировать. Нужно было поговорить, да о чем с упившимися рассуждать? Отец лишь кивал, лез целоваться, а Гориполк еще не совсем и поправился-то. Дружинники, хоть и хмельным набравшиеся, почтительно уступали дорогу Младояру, как самому князю почти… «Это не надолго» — успокоил себя Младояр, — «Сегодня героем хожу, завтра-послезавтра забудут, опять отроком стану…».

Княжич не удивился, найдя Иггельда трезвым, с ясным взглядом. Кажется, лекарь оказался вторым человеком в городе, понимавшим, что все не так просто. Ведун усадил воспитанника возле себя, угостил заготовленным молоком, еще теплым, видать — парным.

— Пора нанести ответный удар, — заявил Младояр, — вопрос лишь в том, как отыскать Белого Ведуна.

— Ты плохо считаешь удары, сейчас его очередь, — заметил Иггельд, — если проклятие — это удар, то мы ему уже ответили, когда спасли Гориполка от смерти. Теперь его очередь.