Путь тени - Суренова Юлиана

– О чем ты! У нее жизнь, о которой никто и мечтать не мог, не смел! Она… – караванщик не мог найти слов, чтобы передать вдруг нахлынувшие на него чувства – нескрываемого восхищения и потаенной зависти. – Она не живет, а грезит!

– Увы, – вздохнув, тихо молвил хозяин каравана, лицо которого вдруг, осунувшись, постарело, погрустневшие глаза поблекли, – она именно живет. И ее жизнь – далеко не так сладка, как может показаться со стороны. Сколько всего ей пришлось пережить, через сколько бед пройти. А сколько раз она стояла возле самой грани смерти…

– Но ведь все это позади! Господин Шамаш покровительствует ей… И вообще, жизнь – она для всех нелегка, двулика. И нет человека, к которому она хоть однажды не поворачивалась худшим лицом… Да и счастье не в том, чтобы видеть лишь ее красоту, а не уродство. Счастье… Оно… Оно в том, чтобы вокруг было столько всего, столько событий, переживаний… жизни, чтобы не было ни мгновения времени на мысли о смерти, на сожаления о потерянном в минувшем… Счастье – оно в том, чтобы жить, а не мечтать о жизни.

– Вот именно, – с этим хозяин каравана был как раз согласен. – А кто тебе мешает жить? Разве ты не сам бежишь от жизни? Евсей, у тебя уже в волосах седина, а глаза – наивного ребенка. Где, за какими мечтами и фантазиями осталась твоя семья? Не пора ли тебе перестать искать владычицу грез и обратить свой взгляд на простых смертных?

– Я… – летописец вздохнул. Ему было больно думать, не хотелось говорить о потерянном времени. Он и сам только недавно начал понимать, сколь многого лишился… лишил себя… Да какая теперь разница? Даже если у него еще будет своя семья, дети, ему так многого уже никогда не увидеть! Ему не встречать сына после испытания, не видеть дочь в платье невесты, не возиться с внуками. Просто потому, что людской век краток. И если не начать жить вовремя, отодвигая все на потом, на все просто не хватит оставшегося времени. – Это еще одна причина, по которой мне хотелось бы родиться вновь…

– И ты отказался бы ради этого от всего, что имеешь сейчас? От судьбы летописца?

Евсей нахмурился. Он как-то не думал об этом.

– Ну… Наверно, для меня нашлось бы какое-нибудь другое дело. Я мог бы стать дозорным. Или возницей… Только работорговцем – вряд ли, к этому у меня никогда, что бы ни изменилось, не будет расположена душа. Так что… Но ведь все это лишь мечты.

– Мы живем в особое время. Мы – спутники бога солнца… – умолкнув на миг, Атен поднял взгляд, устремив его прямо в глаза брата. – И нам нужно быть очень осторожными в мечтах. Потому что они могут исполниться.

– Так это замечательно!

– Мечтать – замечательно. Но не обрести исполнение мечты.

– О чем ты?

– Хотя бы о том, что, чтобы родиться вновь, нужно, по крайней мере, умереть.

– Ну и что? Кто вообще в наше время боится смерти? А когда знаешь, что за ней последует перерождение…

– Но ведь не все исполняется так, как нам того хочется. Тем более, когда мечтаешь о подобном. У жизни и смерти разные повелители. Даже если Один на твоей стороне, Вторая может изменить… какую-нибудь, казалось бы на первый взгляд малость, а на поверку – очень многое.

– Что, например?

– Тебе ведь не все равно, кем родиться – мальчиком или девочкой?

– Вообще-то…

– Свободным или рабом?

– Ну, это… У рабов ведь не может быть детей…

– В нашем караване или в каком-то другом? – продолжал Атен, который словно решил по каплям выдавить из души брата эту мечту, досуха…

– Ладно, хватит, – мрачно глянул на него летописец. Хозяин каравана знал, что делал. У Евсея было богатое воображение. Даже слишком, и он уже представлял себе – рабыня в каком-нибудь крошечном, забытом богами караване… – Б-р-р… – его прошиб пот.

И все же… У этой мечты была еще одна фантазия – не переродиться вновь, а поменяться телами с кем-нибудь… Хотя бы с Ри, у него вся жизнь впереди. Жизнь, которой он так расточительно пренебрегал! Парню уже давно было пора жениться. И вообще, самым лучшим в этой фантазии было то, что он ничего не терял. И все делалось наверняка. Он знал Ри, знал его семью. И еще. Что там у них с Сати произошло на самом деле, в чем был разлад – не важно. Значение имело совсем другое – Евсею нравилась эта девочка. Он мог бы сказать даже, что влюблен в нее…

Если бы только он был моложе! А так… К чему ей старик? Да и неправильно это – молодым нужна молодость.

– Знаешь… – когда он вновь заговорил, его речь была медлительно-задумчива, казалось, что голос звучит откуда-то издалека, словно принадлежал и не ему вовсе, а кому-то другому. – Кажется мне это, или все на самом деле, однако… Нынешняя ночь… Она особенная. Не такая, как другие. Удивительная и неповторимая. Время, когда и стар, и млад на грани яви и грез погружаются в мечту. И не важно, верят ли в ее исполнение, хотят ли этого. Все просто живут своей фантазией, счастливые от ее легкости даже больше, чем он самого радостного дня жизни… У меня такое чувство, что боги создали ее именно для мечтаний… Которые непременно сбудутся…

– Это невозможно, – качнул головой хозяин каравана. В отличие от брата он оставался спокойным и рассудительным, словно на него это нечто, внутреннее сияние, наполнившее воздух, не оказало никакого влияния, – мечта, она лишь до тех пор мечта, пока не знает исполнения, которое уничтожит ее.

– И все же? Даже зная это? Почему бы просто не пофантазировать! Неужели тебе ничего не хочется?

– Хочется. Покоя.

– Нет, это совсем не то! Я имел в виду… Ладно, брат, – неожиданно, отказываясь от спора, Евсей двинулся к краю повозки, – я, пожалуй, пойду. Порою мечтать лучше наедине с собой, ведь не всем мыслям нужно общество.

– Ступай. Спокойной ночи тебе.

– И тебе, брат. Спокойной ночи…

Хозяин каравана лишь повел плечами и только потом, когда полог задернулся за спиной покинувшего повозку летописца, кивнул.

"Да уж… – вздохнув, Атен широко зевнул, прикрыв рот ладонью. – Действительно, странное какое-то состояние… Полусонное. Но спать не хочется… Мечтательное…

Мечты… – его губ тронула задумчивая улыбка, когда он вспомнил… подумал о том сне наяву, в котором видел дочь невестой. – Уже скоро… Мати все больше и больше походит на нее…" Ему вновь, как тогда, давно, страстно захотелось, опережая течение времени, заглянуть в грядущее, на миг очутиться в том дне, чтобы увидеть все наяву и узнать…

"Интересно, кого она изберет в свои супруги? Каким он будет? – Атен уже ревновал дочь к этому человеку. Но не только. В нем жил и другой интерес, ведь мужу Мати предстояло стать хозяином каравана после него. И муж Мати должен быть достоин этой чести. Он должен быть силен и смел, иметь особое чутье, позволявшее обходить опасности. И вообще… – Но главное, конечно, главное, чтобы он сделал Мати счастливой. Вот бы увидеть его! Может быть, это кто-то из наших… Или, если нет, если это горожанин – тем более. Надо знать судьбу в лицо, чтобы не пройти мимо. Мне бы только увидеть…" Его голова начала клониться на грудь, и так, медленно, незаметно для самого себя Атен задремал.

Караван спал.

В полудреме брели сквозь снежную пустыню олени, мечтательно пожевывая привидевшуюся им сочную зеленую траву.

Сладко посапывала детвора под мягкими меховыми одеялами, видя во сне сказочные края, полные света и тепла, запахов и вкусов, а главное – такие многоцветные и яркие, какие могут явиться лишь во сне.

Чутким, трепетным сном забылись подле них уставшие за день родители, которым даже в этот миг не было дано совершенно отрешиться от забот. Даже в мире грез они были со своей семьей – единым целым. Единственно – более спокойными, уверенными, поскольку заранее знали, что все будет хорошо, что рядом нет никаких угроз, что жизнь, текущая своим чередом, радостна и безмятежна.

Даже глаза дозорных начали слипаться, образы дремы наложились на тени яви, сплетаясь в причудливый узор – паутину, чтобы, в конце концов, укрыть все вокруг.

Сон затуманил душу, которая не ощутила, не вздрогнула в то мгновение, когда луна вдруг соскользнула с небес, все звезды в один миг погасли, и в мире воцарился мрак, тот мрак, которого никто никогда не видел, но боялся больше всех страхов света.