За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь

— А где… — прохрипел он.

— Молчи, — посоветовал Хмурий Несмеянович. — Не знаю, как вам, упырям, удается все это перенести, но голосовые связки у тебя восстановятся в лучшем случае завтра, когда отоспишься. Может, тебе еще стаканчик нацедить?

Персефоний вскинул брови.

— Или это опять незаконно? — спросил Тучко. — Смотри сам, я слышал, что вашей братии для исцеления много крови нужно.

— Только не… ценой убийства… — выдавил из себя Персефоний.

— Да жив он, жив! Почти все живы. Людей я парализовал, лешака оглоушил, эльф с гномом сами удрали. Люди теперь связанные лежат, и уж по стакану с каждого из этих идиотов ты имеешь полное право стребовать. Да, в общем, что тебя слушать? — рассердился он вдруг и удалился в комнату, откуда вскоре вернулся с полным стаканом, который поставил на пол около Персефония. — Захочешь — выпьешь, нет — пускай сворачивается.

Запах ударил в голову молодого упыря. Сейчас, немного отойдя после пережитого, он уже ясно воспринимал действительность, и чутье услужливо подсказало ему: это кровь того человека, что был парализован первым. А сначала Тучко угостил его кровью вислоухого Хомутия, у него, кстати, печень на ладан дышит и сердчишко пошаливает. Зато тот, первый, здоров как бык.

Человеческие болезни (за редким исключением) упырям не страшны, только сильно сказываются на вкусе. Здоровая кровь — деликатес… и лучше всего восстанавливает силы.

Искушение было слишком велико для неопытного, усталого, вторую ночь подряд получающего смертельные ранения упыря. Он нервно обхватил стакан пальцами и влил в себя горячую живительную влагу.

— Довольно, — прохрипел он. — Правда, этого хватит. А где Торкес? — вспомнил он.

— Слева от тебя, в углу. Сегодня в этом доме погиб только он.

— Я… убил?

— Натурально, — подтвердил Хмурий Несмеянович. — Опередил меня. Из всей честной компании именно его я собирался отправить на тот свет без разговоров.

— А почему остальные…

— Да что я, зверь какой, в конце концов? — Тучко выпрямился и отвернулся, но, помедлив, все же ответил: — Они все мерзавцы и ублюдки, почти как я, только все-таки немного похуже меня. Каждый из них заслуживает смерти. Но они — мои солдаты. Моя бригада. Понимаешь?

— Нет, — вздохнул Персефоний и закашлялся.

— Ну и слава богу, незачем тебе, — кивнул Хмурий Несмеянович. — Нам придется уходить отсюда, — сменил он тему, — так что на долгий отдых не рассчитывай. Сейчас я соберу вещи и двинем, а то Гемье и Васисдас остальных приведут. Гном и эльф, — пояснил он.

Персефония больше заинтересовало иное.

— Остальных? — сипло переспросил он, потирая саднящее горло. — Сколько их у тебя в бригаде?

— Гораздо меньше, чем было когда-то, — хмуро ответил Тучко и, вернувшись в комнату, стукнул крышкой сундука и зашуршал тряпьем.

— А Жмур? — спросил Персефоний. — Тоже из бригады?

— Тоже. Да лежи ты спокойно, отдыхай, пока можно! — прикрикнул Тучко.

Персефоний и так уже чувствовал, что пора замолчать. Не из-за горла, хотя и из-за него тоже. Но было в интонации Хмурия Несмеяновича что-то особенное, и он должен был узнать, что именно.

— С этим Жмурием связано что-то еще, верно? Он не просто соратник?

Хмурий Несмеянович не спешил с ответом, и Персефоний уже решил, что ничего не услышит, как из комнаты донеслось приглушенное:

— Он мой брат.

Глава 5

НОВОЕ УБЕЖИЩЕ

Боль отпустила, но Персефоний был еще слишком слаб и не представлял, как перенесет путешествие, оставалось только уповать на то, что у Тучко есть еще одно убежище в этом же предместье. Отрицательный ответ Хмурия Несмеяновича расстроил его, однако тот заявил:

— Но мы его постараемся найти!

Искали на удивление недолго и целенаправленно. Новым приютом оказался постоялый двор, называвшийся «Трубочное зелье», до которого Персефоний доковылял, опираясь на плечо Тучко. Оставив упыря и мешок с вещами в тени под забором неподалеку от ворот, открытых, несмотря на ночное время, Хмурий Несмеянович сунул ему в руку свой боевой посох и сказал:

— Обожди-ка здесь.

Он решительно направился внутрь. Отсутствовал не более четверти часа, после чего приблизился быстрым шагом и поторопил клюющего носом Персефония:

— Шагом марш, да поживее. Держись в тени.

Он повел упыря не к двери, а мимо конюшни — к окну в боковой стене. Окно было открыто, за ним обнаружилась запертая изнутри комната.

— Залезай.

Персефоний послушался. Тучко отправил вслед за ним свой мешок и проворно запрыгнул сам. Плотно закрыл ставни и шепнул — большинство людей, очутившись в темноте, начинают говорить шепотом:

— На столе лампа, зажги, а то я ни пса не вижу.

Желтый огонек высветил бедное убранство покоя: стол, две шаткие лавки, койку с тощим тюфяком и обшарпанный сундук. Пол был грязным, в воздухе стоял кислый запах.

Койку занял Тучко, растянулся на ней, не раздеваясь, и закурил. Вид у него был вполне беззаботный, будто не он совсем недавно чудом выжил в свирепой схватке с бывшими сослуживцами. Военная привычка, решил Персефоний, умение расслабляться и мобилизовываться по желанию. Сам он, несмотря на слабость, отнюдь не чувствовал готовности расслабиться.

— Хмурий Несмеянович, вы уверены, что постоялый двор — надежное убежище? Я всегда думал, что, если кто-то кого-то ищет, с таких мест и начинает.

— Верно, — откликнулся тот, пуская в потолок колечки дыма. — Более того: именно хозяин «Трубочного зелья» меня и выдал. Иначе парни никогда не отыскали бы моего убежища так быстро.

— И вы пришли сюда прятаться? — поразился Персефоний.

— Естественно. В моей бригаде дураков, конечно, не было, но искать меня здесь им и в голову не придет.

— Но сам-то хозяин… Разве можно ему снова довериться?

— Больше, чем кому-либо другому в округе. — Полюбовавшись на удивление упыря, Хмурий Несмеянович пояснил, дирижируя самокруткой: — Порода, корнет, порода, все дело в ней. Понимаешь, если ты прячешься не в лесной глуши, обязательно приходится держать связь хотя бы с одним разумным, потому что тебе всегда нужны две вещи: провиант и сведения. При этом важно помнить, что рано или поздно твой поставщик тебя выдаст. А чтобы точно знать, когда и при каких обстоятельствах он это сделает, нужно его породу понять. Хозяин «Трубочного зелья» — воровской пособник, сам себя считает крупной рыбкой, а на деле — пескаришко. Кой-кто из городских щипачей хабар ему скидывает, вот и все… Да, в общем, что долго рассказывать? — прервал он себя, зевнув. — Порода мелкого хозяйчика жизни, вот что главное. Раскусил я его сразу, как увидел…

— Но все-таки ошиблись в нем?

— Нет, сынок, — усмехнулся Хмурий Несмеянович. — Наоборот: рассчитал с редкой точностью. Как я и ожидал, он промолчал, когда его расспрашивал обо мне один человек, и выдал, когда парни пришли гурьбой. И произошло это именно сегодня.

— Если вы знали это заранее, тогда почему вернулись в тот дом?

— А тебя что, бросить надо было, ошалелого? А ну как ты не очнулся бы до рассвета?

— Значит, это из-за меня вы подвергались опасности?

— Ну, была все-таки надежда, что я ошибся в лучшую сторону. Не ошибся… Но, как видишь, все обошлось. Благодаря тебе же, кстати, так что не морочь себе голову.

— Хмурий Несмеянович, — помедлив, спросил Персефоний, — я все-таки не понял, почему вы решили, что хозяин постоялого двора теперь стал надежным человеком.

— Да не надежным, ну что ты, корнет, в самом деле? Хозяйчики жизни надежными не бывают. Но ты сам подумай: кому придет в голову искать разумного там, где его уже один раз предали? А хозяйчик думает, что я уже всех порешил — к кому теперь бежать? И потом, по их воровским законам, он мне теперь как раб…

— Почему? — не понял Персефоний. — Почему он воровского, как вы сказали, закона слушается, ведь он сам не вор?

— Так я что про породу-то сказал? Ну как тебе объяснить… Таким типам нужно чувствовать собственную значимость. Немножечко власти иметь. Для политики наш хозяйчик рылом не вышел. А вот скупщиком краденого — это ему как раз по мерке. Ему кажется, что воры от него хоть чуть-чуть, да зависят, он и рад, понимаешь? А в глубине души, конечно, знает, что давно увяз по уши и никуда не денется, если что. Вот оно-то, «если что», и наступило, когда я пришел живым и невредимым после встречи с четырьмя бугаями. Психология, корнет, великое дело! Эх-х… — потянулся он. — Все, ты как хочешь, а я намерен отдохнуть. Что сказать хотел: я тебя через окно провел, чтобы никто не видел, как ты слаб. Постарайся не выходить, пока не восстановишься…