Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна

Ничего не произошло. Но когда голос Ярика сочувственно посоветовал ей не переживать, потому что под грудой никого нет, все остались наверху, и может, пойдем уже отсюда, пока не застукали, куча без предупреждения взмыла к зияющей дыре, извергавшей в ночь клубы дыма. И не успела Лёлька подумать, что кто в покоях не спрятался, тому конец, как дым пропал, и вместо мусорной тучи, зависшей было у пятого этажа, забелела девственно-ровная стена.

Утро следующего дня началось со сплетен. Нет, Чаёку не проронила ни слова о событиях ночи, но служанки, принесшие воду для умывания и завтрак, чесали языками с самозабвением тысячи сорок. Из их разговоров княжичи узнали, что часа в три ночи на дворец тайсёгуна напал сам Адарету, что в соевый соус, подавшийся во дворце тайсёгуна невзначай попал порошок звездной травы, отчего у всех обитателей дворца начались видения, что половина Вечных восстала и пыталась убить тайсёгуна, в то время как вторая половина его защищала, что первой жене тайсёгуна с пережору на ночь приснился кошмар и она переполошила весь Запретный город своими воплями о пожаре и пропавшей стене, хотя прибежавшие на ее крик люди копоть нашли только на чайнике, а стены все были на месте, и даже не треснутые, что если стражу везде утроили, не иначе, как сам котэнгу, не вслух будь сказано, взбунтовался и улетел, и ночью можно теперь будет свободно ходить по Запретному городу – если, конечно, полюбовно договориться со стражниками…

В конце концов Чаёку, вынырнувшая из своей непонятной задумчивости, не выдержала и отослала болтушек прочь, оставшись единолично докармливать и одевать Ивановичей. В ответ на вопрос Ярослава о том, про что всё-таки говорили служанки и что случилось во дворце Миномёто, она нахмурилась еще больше и сказала, что у некоторых людей, похоже, пятнадцать ушей, двадцать языков, и ни одного мозга. У Ярика хватило сообразительности показать, что он принял это на свой счет, и вечером ребят ждала тройная порция пирожных и извинений как компенсация морального ущерба [137].

Поздно вечером после двадцатого обсуждения вчерашнего променада Ярик вдруг расширил глаза, хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Я понял!!!

– Что ты понял? – несколько ревниво уточнила Лёлька, по умолчанию единолично присвоившая себе эту функцию.

– Почему ты подумала, что нашла комнату Синиоки!

– Ну и почему это?

– Потому что саби, ваби и сибуй!

– Ч-че-го?..

Видя, что короткий путь сестре ни о чем не сказал, возбужденный открытием Яр тут же пустился в объяснения:

– Саби, ваби и сибуй! Как Чаёку рассказывала! Чем старее вещь, чем заслуженнее, чем больше на ней следов перенесенных ей испытаний, тем больше она ценится! Ты сказала, что мечи там были зазубренные, доспехи дырявые, а знамена порванные! Это значит, что всё это когда-то было в бою, о котором Шино захотели сохранить память, а иначе всё это добро они починили бы или выбросили! А кому еще Миномёто отдаст самое драгоценное, что есть в роду, как не своему наследнику?! И покои отдельно – это же тоже для них хорошо! Ты посмотри, как они там живут – как селедки в бочке, а тут целый отдельный коридор, никто не мешает, под ногами не путается!

Лёлька задумалась, силясь найти брешь в логике брата, но, наложенная на действительность, логика представала пред ней подобно крепостной стене – монолитная и непробиваемая.

– Где ты раньше был, страновед малолетний… – только и пробурчала она.

– Вслепую за тобой тащился, если ты помнишь, – отозвался мальчик.

Лёлька ответила ядовитым "Бе-бе-бе", обняла Тихона и зарылась с головой под одеяло. Тренировки Иканая двух прогулянных ночей подряд не простят.

Через три дня вечером, выпроводив служанок чуть более резко, чем обычно, Чаёку пошепталась со своим амулетом, поозиралась, пошепталась еще и жестом подозвала княжичей поближе. Наказав им стоять рядом и не двигаться, она выудила из-за пояса уголек, очертила круг и, раскрошив остатки между ладонями, посыпала ими головы ребят. Ярке черная пыль попала в нос, Лёльке – в глаза, и когда один прочихался, а другая прослезилась, окружность вокруг них горела низким синим пламенем.

– Ух ты… – моргнула и прищурилась девочка.

– Что? – недоуменно нахмурилась дайёнкю, и Лёлька прикусила язык. Если она не должна была видеть огня – она его не увидит.

– Ровный круг у вас какой получился, говорю, Чаёку-сан. У меня бы тыква вышла, или вообще огурец, – проговорила она.

Девушка рассеянно кивнула и обняла их за плечи, утверждая Лёльку в подозрениях, что сейчас последуют очень неприятные известия.

Предчувствия ее не обманули.

– Ори-сан. Яри-сан. Я не хочу вас пугать… хотя… сама испугалась до дрожи. Сегодня днём ко мне прокралась Синиока.

При упоминании Синиоки Ярик, утренированный до состояния полупустого бурдюка, навострил уши. Чаёку, не замечая перемены в подопечном, взволнованно продолжила:

– Она подслушала разговор Змеюки и Оборомоту. Они были очень злы после состязания. Император практически плюнул им в лицо! Но отомстить самому Маяхате они не могут, и поэтому…

Голос ее сорвался. Сердце Лёльки ёкнуло.

– И поэтому они решили, что Обормоту постарается убить Яри-сан во время поединка, или искалечить его.

– Я не боюсь! Я всё равно буду с ним драться! У меня уже почти получается! – Яр взъерепенился, как бойцовый воробей.

– Цыц, – бережно шлепнула его по макушке сестра и рассудительно, стараясь не выдать паники, овладевшей ею, проговорила: – Дурак, что не боишься. Он этим делом на пять лет дольше тебя занимается. И ты не смотри, что палка не меч. Если от души приложит, да в нужное место, то и лапти можно откинуть.

– Ори-сан! – Чаёку заломила в отчаянии руки. – Я не знаю, что делать!

– Нажаловаться императору? Тайсёгуну? Сказать Змеюке, что мы про ее планы знаем? Использовать магию для защиты Ярки? – идеи посыпались из девочки как орехи из дырявой корзины, но на каждую Чаёку только растерянно мотала головой:

– Если жаловаться, будут спрашивать, откуда нам известно. И если мы скажем, что от Синиоки…

– Понятно, – угрюмо кивнула Лёлька. – Отменяется.

– Использовать магию невозможно тоже. Весь совет Вечных будет присутствовать, и если кто-то хоть заподозрит, что я помогла вам или помешала Обормоту… А они заподозрят, не успеет Яри-сан выйти на бой. Я бы рискнула, но я всего лишь четвертая ученица, а это значит, что есть почти три десятка магов сильнее меня, а для такого мага, да еще одной школы со мной, мои попытки будут видны, как костер в ночи…

– И это понятно, – потускневшим голосом произнесла Лёка.

– Но если ничего больше не придумается… – на Чаёку было жалко смотреть, словно это ее готовились избить или убить через два дня. – Яри-сан может заболеть. Или сломать что-нибудь.

– Мне Обормоту сам без вас сломает что-нибудь. Спасибо, – пробормотал Ярослав, наконец-то впечатлившийся нависшей угрозой. Героем он пробыл не так уж долго, а трусишкой – семь лет, сила привычки…

– Но можно же вообще отказаться от поединка! – спохватилась Лёлька. – Мы на него не напрашивались!

– Я… я… – княжич хотел сказать что-нибудь отважное, но торопливо закрыл рот, чтобы на волю не вырвалось что-нибудь вроде радостного "Я согласен!".

– …Это ведь только они… то есть вы всё время что-нибудь теряете – то лица, то… еще чего-нибудь, – княжна дипломатично опустила "ум, честь и совесть".

– Они… – горько усмехнулась дайёнкю. – Я в последнее время и впрямь стала думать про нас с вами как один клан, а про моих земляков и даже родичей – "они". Я никуда не годная дочь и член клана Кошамару. Стыд мне и позор!

– Зато вы очень годный человек. Хоть куда, – Ярка крепко взял ее за руку. – И нам очень повезло, что вы с нами.

– Мы вас любим! – Лёлька порывисто обняла девушку за талию и прижалась лицом к ее широкому поясу, пахнущему мятой и корицей.

– Милые мои… – девушка порывисто обняла их в ответ, чуть не плача, и замерла.