Уже совсем стемнело, с ужином было покончено, в костер подбросили побольше дров, чтобы он ярче горел, и все расположились у огня. Четыре горгульи стояли на часах между валунами, окружавшими привал, вглядываясь в темноту.
Харкорт сидел в задумчивости рядом с остальными, не вслушиваясь в их разговоры. Днем они успели осмотреть зачарованную долину. В том месте, где они в нее вошли, она была похожа на узкое ущелье, но потом становилась шире, окаймлявшие ее холмы понемногу отступали все дальше и обрывались у реки, куда впадал ручеек, бежавший по дну долины. У подножья холмов по обе стороны долины тянулись ряды валунов, которые в незапамятные времена скатились со склонов или отделились от возвышавшихся повсюду скал. Ближе к середине долины валунов было меньше, но вся она заросла вековым лесом; местами могучие деревья теснились почти вплотную друг к другу. Подлеска под ними почти не было, но кое-где землю ковром покрывали цветы.
Над долиной постоянно висел туман, в котором скрывались окружающие холмы. Там, где находилось солнце, в сером пологе тумана проступало светлое пятно, но самого солнца видно не было. Вокруг стояла глубокая тишина, все звуки казались смягченными и глухими. Даже сухие листья на земле были постоянно влажны и не шуршали под ногами.
Несколько раз Шишковатый и Харкорт поднимались по склонам холмов до тех пор, пока туман не начинал редеть, и смотрели, нет ли поблизости Нечисти. Но никого не было видно.
– Все равно они здесь, – сказал Шишковатый. – Никуда они не ушли. Подстерегают нас.
– Скоро они не уйдут, – сказал Харкорт. – Они знают, что мы в ловушке.
– Можно попробовать пересидеть их, – сказал Шишковатый. – Рано или поздно им надоест.
– Рано или поздно у нас кончатся запасы еды, – возразил Харкорт. – С самого начала у нас их было не так уж много, а теперь прибавилось еще три едока.
– В ручье есть рыба, – сказал Шишковатый. – Тут, пожалуй, найдется и дичь. Я видел несколько кроликов. Время от времени сюда могут забредать олени.
Харкорт покачал головой.
– Наступит день, когда нам придется прорываться отсюда с боем.
– Об этом нужно будет как следует подумать, – сказал Шишковатый. – Может быть, общими усилиями что-нибудь придумаем.
– Я не совсем понимаю, что происходит, – признался Харкорт. – Коробейник дал нам понять, что это место зачаровано, потому что здесь похоронен святой, который пытался изгнать Нечисть. Как по-твоему, может захоронение само по себе стать источником чар?
– Должен сказать, – ответил Шишковатый, – что я не так уж хорошо разбираюсь в чародействе. Но мне кажется, что одно только захоронение вряд ли может быть источником таких могучих чар, какие, по всей видимости, дают знать о себе здесь.
– Значит, чтобы навеки сохранить бренное тело нашего святого, это место должны были заколдовать несколько чародеев, – сказал Харкорт. – Или один, но необыкновенно одаренный.
– В свое время, – сказал Шишковатый, – в этой стране, наверное, было немало чародеев – и достойных уважения, и злонамеренных. И, может быть, здесь все они объединили свои чары, чтобы воздать должное тому, кто был могущественнее их всех.
– Ты хочешь сказать, что этот святой мог быть чародеем?
– Нет, ничего подобного я не хочу сказать. Скорее всего, он был поистине святым. Только иногда мне кажется, что разница между святым и чародеем не так уж и велика.
– Иоланда сказала мне одну странную вещь, – заметил Харкорт. – Она сказала, что коробейник – чародей с очень скверной репутацией. Намекнула, что он гораздо могущественнее, чем старается казаться, и вынужден притворяться ничтожным, чтобы не привлекать лишнего внимания.
– На мой взгляд, этот чародей и впрямь не такая уж важная персона.
– Возможно, так он только маскируется, – возразил Харкорт.
– Может быть, но я бы на него много не поставил.
Сейчас, сидя у костра, Харкорт припомнил, что, когда они ходили по долине, он испытывал какое-то странное чувство. Вся эта местность казалась не вполне реальной. Там, за завесой тумана, где поджидала Нечисть, все было ясно и просто. Сюда Нечисть вступить не решалась, а под ногами даже не шуршали лежащие толстым ковром сухие листья. Пламя костра отчасти ослабляло ощущение нереальности, а освещенные им валуны и неподвижные фигуры горгулий, стоявших на часах, выглядели вполне реальными, так что странный мир этой долины как будто немного отступил, но отступил совсем недалеко, на какие-нибудь несколько шагов.
– Мне кажется, у нас две проблемы, – говорил тем временем Децим. – Точнее, одна проблема и один вопрос. Проблема в том, как нам отсюда выбраться. А вопрос в том, как мы вообще здесь оказались и куда намерены отсюда двигаться.
– По справедливости, Чарлз, – сказал аббат, – теперь, пожалуй, пора им все сказать. Иоланда, я уверен, кое-что уже поняла, но ни Нэн, ни Децим…
– Да, ты прав, – согласился Харкорт. – Давай расскажи им все.
В самом деле, какой теперь смысл хранить тайну дальше? Иоланде, наверное, следовало бы знать ее с самого начала. А теперь, когда все они связаны круговой порукой, оказались в одной и той же ловушке, окруженные Нечистью, об их замысле должны знать и Нэн, и Децим, и, пожалуй, даже коробейник.
Аббат уселся поудобнее и приготовился рассказывать.
– Это длинная история, – заговорил он. – Я начну с самого начала, а вы понемногу поймете, в чем дело.
Как это похоже на Гая, подумал Харкорт. Начать с самого начала и раскручивать историю не спеша, чтобы ничего не упустить. Сам он, конечно, рассказал бы ту же историю совсем иначе. Впрочем, он не исключал, что у аббата получится лучше.
Все слушали аббата с большим вниманием, не шевелясь и не задавая вопросов. Рассказ велся невероятно долго – аббат не пренебрег ни одной мельчайшей подробностью.
– Вот как было дело, – сказал он в конце концов. – Теперь я рассказал вам все.
Некоторое время все сидели молча, потом Децим сказал:
– Насколько я понимаю, вы точно не знаете, где находится это поместье, в котором надеетесь найти призму, а возможно, и Элоизу.
– Мы знаем только одно, – ответил аббат. – Оно лежит где-то к западу отсюда, и, видимо, не так уж далеко. Думаю, что совсем рядом.
