Корабль судьбы (Книга 2) - Хобб Робин

— Если уж тебе так нужен ответ на твой вопрос, — сказал Касго, — то вот он: мое исчезновение выгодно всем поголовно. Уж по крайней мере всем без исключения вельможам, состоящим при власти и деньгах!

— Понятно. Давай перейдем к тем, у кого нет ни влияния, ни особых богатств. Еще у тебя есть союзники.

— О да. Причем такие, что лучше просто не выдумать. И чем, интересно, они за меня станут платить? Палками да камнями? Навозом и грязной землей?

— Прежде чем раздумывать о форме оплаты, тебе следует определиться с тем, почему твоя жизнь и свобода окажутся для них выгодны. Предъяви им достаточно вескую причину — и нужные средства возникнут сами собой!

Сатрап всея Джамелии прислонился затылком к стене. Восковая кожа и глубокие тени под глазами придавали ему вид не озабоченного правителя, а скорее тяжело больного дитяти.

— Все без толку, — проговорил он безнадежным тоном. — Все так далеко… Никто в Джамелии ради меня не захочет и пальцем пошевелить. А мои враги слишком многочисленны. Меня продадут и зарежут, словно праздничного барашка! — И он повел на нее глазами: — Вот видишь, Малта. Не все покупается и продается, как вы, торговцы, привыкли считать.

И вот тут ее посетила блестящая мысль.

— Но если мы все-таки верно судим о жизни, а, государь? — И она даже наклонилась вперед: — Если вдруг так случится, что я — дочь торговца, выросшая на этой самой купле-продаже, — своими купеческими приемами сумею спасти тебя и твой трон, что мне будет за это, мой повелитель?

— У тебя все равно ничего не получится, так что толку попусту предполагать, — был ответ. Касго вяло отмахнулся: — Ступай прочь. Твоя дурацкая затея с прогулкой по промороженной палубе вконец вымотала меня. Я спать лягу.

— Нет, не ляжешь, — твердо возразила она. — Будешь сидеть здесь в потемках и растравлять свои раны, без конца жалея себя. Может, лучше примешь мой вызов? Ты говоришь, это невозможно, а я говорю, что смогу и сумею. Может, заключим пари? — И она подняла подбородок, перечисляя: — Если я спасу тебя, я и сама буду спасена. Ты дашь мне возможность…

— Ну, только не проси звания моей Сердечной Подруги. Подобного унижения я просто не перенесу. Ты еще замуж за меня соберись!

Малта слегка показала зубы:

— Не бойся, до этого я не унижусь. Ты назначишь меня и мою семью своими официальными представителями в Удачном и Дождевых Чащобах. Ты признаешь Удачный и наших торговцев независимым сообществом. А моей семье, Вестритам, достанется исключительно право представлять у нас интересы Джамелии. — На ее лице медленно проявлялась улыбка: осенившая идея постепенно разворачивалась перед ее умственным взором, сияя алмазными гранями. Да, если все получится согласно задуманному, она сможет возвратиться в Удачный. Да как возвратиться! Попробуй тогда кто упомяни ее шрам, попробуй кто чесать языком о ее сомнительных приключениях! Это будет воистину сделка всех сделок, торговый договор из тех, о которых лучшие купцы тщетно мечтают всю жизнь. Даже строгая бабушка ее, пожалуй, похвалит. И может быть, даже семья Рэйна.

— Ну и пари! — прервал течение ее мыслей голос сатрапа. — Ты уже весь Удачный под себя подмять захотела!

— В самом деле? Я ведь тебе и жизнь и трон взамен предлагаю. Разве они не стоят того? — Малта склонила голову к плечику. — Тем более что независимость Удачного уже и так стала реальностью. Ты лишь признаешь существующее положение дел и тем дашь возможность Удачному и Джамелии развивать дальнейшие отношения на дружественной основе. Для тебя проиграть наше пари будет означать лишь выбор правильной политики — и не более. Он внимательно смотрел на нее.

— Мне и раньше доводилось выслушивать подобные доводы. Не буду утверждать, что полностью согласен с тобой. Ну и как ты намерена выторговывать мне трон и свободу?

— Ты меня сначала заинтересуй, — хмыкнула Малта. — И тогда я мигом, добуду необходимые средства. Ну? По рукам?

— По рукам, по рукам, — раздраженно буркнул сатрап. — Все равно это пари — глупое и невозможное, и тебе его нипочем не выиграть. Так почему бы мне и не поспорить с тобой.

— Ты еще и должен мне всячески помогать его выиграть, — не отставала от него Малта.

Он нахмурился:

— Каким образом, интересно бы знать?

— Ты должен стараться предстать перед нашими тюремщиками таким, как я тебе присоветую, и соглашаться с тем, что я стану им говорить. — Малта прямо-таки дрожала от возбуждения. То бездонное отчаяние, то чувство полного поражения, что обуревало ее совсем недавно, — куда все подевалось? Острый ум — вот и все, что оказалось необходимым ей для победы. Может, он-то всегда и был ее главным жизненным достоянием?

— А что ты им собираешься говорить? — поинтересовался сатрап.

— Пока еще точно не знаю, — ответила Малта. — Но ты очень подтолкнул мою мысль, заявив, что в Джамелии ни одна живая душа не выиграет от твоего возвращения. — И она сосредоточенно пожевала губу. — Думаю, нам нужно изобрести причину, по которой пираты сами окажутся заинтересованы вернуть тебя на вершину власти!

ТА, КТО ПОМНИТ, и вожак Моолкин не бранились между собой, не спорили. А Шривер почти хотелось, чтобы они вдрызг переругались. Это значило бы, что по крайней мере кто-то из них наконец принял решение. Но нет. Двое главнейших членов Клубка без конца обсуждали, что произошло, что может произойти и что все это значит. С того дня, когда змеи Клубка Моолкина отказались убить тот другой корабль, змеи просто следовали за Молний и выжидали, что будет дальше. Сама Молния с ними почти не разговаривала, хотя Та, Кто Помнит, и приставала к ней без конца с расспросами, как да что. Казалось, серебряное существо изо всех сил пыталось победить какой-то внутренний разлад — и то ли не хотело, то ли не могло размышлять еще и о посторонних материях. Такая обстановка нерешительности была неимоверно гнетущей. Шривер чувствовала себя зажатой в старую кожу, которую никак не удается сбросить. Прилив сменялся отливом, принося лишь чувство невосполнимой потери. Время неудержимо текло вперед и утекало от змей. Шривер худела, теряла силы. И, что гораздо хуже, утрачивала былую ясность мысли.