«Нет ничего постоянного. Пирамиды рушатся, металл — ржавеет. А память и подавно».
Смерть вновь появилась передо мной.
«Что с ним? Почему он ничего не помнит? Из-за ран? Или ударился головой?»
Смерть лишь пожала острыми плечами.
Я просканировал парня, но не увидел никаких повреждений головы, только сильные гноящиеся раны, оставленные, кажется, каким-то зверем — на лбу, щеках, подбородке. На мозг было наложено какое-то заклятие, которое я принял за обезболивающее.
«Ничего не помнит — потому что так кому-то надо», — загадочно ответила Смерть.
«Что это значит?»
Я вновь начал сканировать магическим зрением голову Андрея — на этот раз более внимательно. Вскоре обнаружил печать, скрытую блоком. Несомненно заклятие. И весьма изощренное, сложное. Распутать не получилось.
«Они специально стерли ему память?!»
«Не стерли — заблокировали».
«Но зачем?!»
Смерть не ответила.
У палатки послышались голоса. Я показал Андрею, чтобы он молчал про меня, сам спрятался под кровать.
Внутрь зашли двое. Я не видел кто именно, но судя по разговору — врачи. Они что-то сонно говорили про потерянные карточки, потом перешли к обсуждению возможных альтернативных способов лечения раненных.
— Все, ёлки-палки, гноится, — произнес один. — И никакие мази не помогают. Я к Марковичу уже два раза ходил, докладывал.
— А он что?
— Да только рукой, ёлки-палки, машет, мол, лечите как хотите, это не его проблема.
— Как же, не его! Проверка прибудет из Центра — тогда посмотрим как он запоет!
— Да не до этого им сейчас, ёлки-палки, — грустно сказал первый. — Слышал, что твориться?
— Ты про прорыв второго кольца?
— Про него самый, ёлки-палки.
— Слышал. Слишком много слышал, — второй загадочно вздохнул.
— Что так?
— У меня друг — вместе с ним на медицинском учились, так у него брат двоюродный в разведроте был, которая недавно вернулась.
— Да ну?!
— Ей-богу. Он один из тех счастливчиков оказался, кто живым и невредимым пришел.
— Повезло!
— Так он рассказывал, что там, за Барьером, твориться.
— Ну?
— А что «ну»? Тьма кругом и голоса какие-то повсюду перешептываются. Посветишь — никого. Уберешь фонарик — опять словно кто-то совсем рядом стоит. Болото кругом и плачет постоянно кто-то во тьме, будто бы маленькая девочка. Страху натерпелся.
— Жуть, ёлки-палки!
— Еще какая! Самое страшное, говорит, это когда врага не видишь. Ну вот будь он любой, хоть три метра ростом, ты все равно понимаешь — три метра — это не пять, как-нибудь справимся. А тут ничего не видно. Выхватывают, говорит, из тьмы и жрут.
— А магические фонари?
— Да через раз помогают. Гамильтон дерьмо делает, ломается часто. В общем, страхота.
— Поэтому солдатам блок и ставят на память.
— Верно! Тот парень, из разведотряда, говорил, что у тех, на кого было нападение, совсем плохо с головой становится. Если блок не поставишь — с ума можно сойти.
— Да тут, ёлки-палки, всему гарнизону надо ставить — такого насмотришься, и вспоминать не охота!
— Верно!
Из разговора стало понятно, почему Андрей ничего не помнит.
Я дождался пока врачи сделают обход и едва они вышли, шмыгнул к выходу. Уже готов был уйти, как вдруг увидел, что черная тень Смерти наклонилась над одним из лежащих.
«Отойди от него!» — приказал я.
Но та не слушала, стояла спиной ко мне, ссутулившись, что-то бубня и содрогаясь.
«Отойди!» — повторил я.
«Поздно!» — вдруг резко обернулась Смерть. Ее руки были испачканы в чем-то маслянисто-черном.
Хищно сверкнув красными зыркалами, Смерть прошипела:
«Поздно! Он мой!»
И вновь принялась грызть душу умершего, чавкая и хлюпать.
Настроение было хуже некуда. Я выругался, пошел прочь.
Тем же маршрутом, что и пришел, начал возвращаться назад, на заготовочный участок. Но вновь пришлось остановиться и спрятаться — впереди шли солдаты.
Пока пережидал, невольно засмотрелся на Барьер. Его величественность производила на меня странные чувства. Мне казалось, что Барьер — живое существо, причем не самое доброе.
«А может, так оно и есть?» — вдруг подумал я.
Ведь не могли же люди построить такого исполина. Или все же могли?
И словно ответом на мои молчаливые вопросы в голове возник образ, смутный, непонятный. Величественная тень, поднимающаяся до самого неба, расправляющая спину словно от долгого сна. По сравнению с ней я был букашкой и о моем существовании тень даже не предполагала, как не предполагает человек о существовании какого-нибудь муравьишки, когда идет по траве. Многовековая спячка закончилась и оно — это величественное существо, а может быть и сам Бог, — оживало.
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Барьер по прежнему стоял неподвижно. И лишь люди-муравьи ползали по его верху, совсем крохотные, беспомощные.
* * *
Я вернулся в заготовительный участок примерно через пол часа. Что могло пойти не так? Я думал, что ничего. Парни пришли со столовой, уставшие, вымотанные. Наверняка расселись по углам и клюют носом.
Как же глубоко я заблуждался!
Возню из каморки услышал еще на входе в сам участок. В основном цехе людей не было — все ушли в курилку, спрятаться в тени и обсудить последние слухи, — поэтому особого внимания шум не привлек.
— Я тебе твоих тараканов в задницу засуну! — раздался дребезжащий голос Шталина.
— Да я… Ах!
Глухой удар. Возня.
Я ускорился.
— Ты за своих насекомых мне ответишь сполна, гнида!
— Это не…
Вновь глухой удар.
Я ворвался в каморку и ожидаемо увидел Шталина, сцепившегося с Климом.
— Разойтись! — рявкнул я, но те даже не услышали.
— Он не причем! — зарычал Евгений, защищая товарища и накинулся на Шталина.
— Куда прешь, малявка? Зашибу!
— Живо успокоились!
И вновь это не подействовало, только узбеки отошли еще дальше к стенке, спрятавшись за ящики.
Поняв, что словами тут бесполезно что-то делать, я создал небольшое заклятие и обрушил его на дерущихся.
Глушащая волна раскидала драчунов по углам.
Шаталин врезался в стену, застонал. У остальных тоже посадка была не из мягких. И лишь узбеки уважительно захлопали в ладоши, словно желая вызывая на бис.
— Вы что, совсем с ума по сходили?! — закричал я. — Деретесь друг с другом! Вы же одна команда!
— Этот повелитель мух первый начал, — вытирая кровь с треснувшей губы, произнес Шталин. — Таракана мне за шиворот подкинул.
— Это не я! — жалобно запищал Клим.
— Это не он! — поддержал его Евгений.
— А тебя, малявка, никто не спрашивает! — сквозь зубы прошипел Шталин.
Он поднялся, начал отряхать одежду.
— Сидел, никого не трогал — а тут этот, — Шталин кивнул на Клима. — Своими способностями мне таракана прямо с потолка за шиворот закинул. Нет, ну это нормально?!
— Не я это! — запротестовал Клим.
— А кто еще? Кроме тебя тут никто тараканами не управляет!
Шталин вновь пошел на Клима, намереваясь отвесить тому оплеуху.
Но Евгений выскочил вперед, закрывая собой парня.
— Не тронь его, а то…
— А то — что? — усмехнулся Шталин и замахнулся.
Я успел встать между ними — одной рукой оттолкнул Шталина, другой — толкнул в грудь Евгения.
— Успокоились! Живо!
Шталин хмыкнул, но отошел. Евгений залился краской, смутился. Я тоже растерялся, но и сам не понял почему. Что-то на подсознании подсказало, что я поступил не совсем правильно.
Я глянул на Евгения. Что за чертовщина?
— Прекратить споры! — опять рявкнул я, чтобы хоть как-то стряхнуть с себя это странное чувство.
— Ладно, хрен с вами! — махнул рукой Шталин. Потом обратился к Климу: — Но если еще раз такое повториться — глаза тебе вырву.
Я вновь посмотрел на Евгения, на его округлое детское лицо, на залитые румянцем щеки, на голубые глаза с огромными ресницами, на шею…
И меня как током шарахнуло.
