Ласточки улетают осенью (СИ) - Баукина Елена

   - Милейшие, прошу вас по-хорошему, будьте разумны... ну хоть немного... Верните сапоги, сатрапы!

   - Умолкни э-э-э! - свирепо прорычал охранник, угрожающе стукнув по закрытой двери. Замки на дверях звякнули.

   - И не подумаю! - крикнул неожиданно даже для себя самого Горознай и прикусил губу.

   - Ну всё, ты меня уже разозлил, - ответил страж.

   Дверь угрожающе заскрипела, отворилась, и в неё ввалился круглобокий мужик в засаленном кафтане и с факелом в руках. Его лицо покрывали ямины и прыщи, крупный мясистый нос в половину лица нервно задвигался. Кулаки этого, как показалось мэтру, чудовища в человеческом обличье, напоминали два кузнечных молота. И эти молоты крепко сжимали в коротких пальцах дубину. От стража несло луком, элем и перегаром. Этот запах въедался Мишелю в нос и бодрил не хуже нюхательной соли.

   - Сейчас ты у меня получишь сапоги, - проворчал охранник.

   Горознай вскочил на ноги, гремя кандалами, и приготовился к побоям. Он надеялся, что этот детина забьёт его до смерти.

   - Отдай мои сапоги! - повторил алхимик низким раздражённым тоном.

   - Я тебя воспитаю, эльф! Ты у меня станешь послушней дворовой девки! - страж перехватил дубину поудобнее.

   - Остынь, Громила, - послышался голос второго человека, заглянувшего в двери камеры. Его лицо казалось излишне сальным, на подбородке, между складок кожи, проглядывала колючая щетина. - Этого эльфа велели не трогать. Лучше верни ему сапоги, от греха подальше...

   Громила сморщился ещё больше, но теперь уже не от гнева, а от жадности:

   - Ты что, Вонючка, такими сапогами и сам маркиз бы не побрезговал...

   - Загнётся ещё, тебя маркиз тогда самого на сапоги пустит! - перебил его скользкий Вонючка. - С тебя довольно монеты и кольца.

   Громила пихнул Горозная в живот дубиной. Полуэльф сложился напополам и застонал. Стражи оставили алхимика в покое и вышли из камеры. Мастер присел на лавку у стены и долго смотрел на маленькое оконце под высоким потолком камеры, закрытое железной решёткой. В окне иногда мелькали чьи-то пятки и слышались отдалённые человеческие голоса. Дверь снова приоткрылась, и в неё влетели запылённые сапоги мэтра.

   Горознай попытался подняться с лавки, но не смог. Окончательно окоченевшие ноги не слушались. Мишель вспомнил, как однажды в холодную зиму ему с учителем Боданом Змеелюбом приходилось не раз ампутировать отмороженные пальцы рук и ног. Один из их пациентов долго и мучительно умирал от гангрены, начавшейся от отмороженных ног. "О, Сцина, пошли мне более лёгкую смерть!" - думал полуэльф, стуча от холода зубами.

   За дверями слышался шёпот стражей:

   - Сама чародейка Мэг Лори распорядилась не трогать эльфа до её прихода, - говорил Вонючка.

   - Я служу маркизу Харту, а не этой двинутой бабе! - проворчал Громила.

   Мишель доковылял до сапог, наклонился над ними и первым делом ощупал одно из голенищ. Мензурка оказалась раздавленной. Мэтр ругнулся про себя: "Чтоб вас понос разобрал!"

   - Тех троих сопляков... - проворчал Громила.

   Горознай замер, услышав эти слова, стараясь не греметь кандалами, подкрался к двери камеры и приложил к ней заострёное ухо.

   - Каких сопляков? - переспросил Вонючка.

   - Тех, что из-под руин достали... - уточнил Громила.

   Мишель закусил палец.

   - Сам Маркиз велел пока приберечь. И этого, остроухого, тоже. Так чародейка сказала.

   Мишель схватился за сердце, облегчённо вздохнул. Ножные кандалы не влезали в узкие голенища его сапог. Он сел на лавку, заёрзал и заругался:

   - Я вам покажу, где глисты зимуют!

   - А мне плевать, что эта баба сказала, - прорычал недовольно Громила. - Чародейка она или ведьма, всё одно - баба. А шлюх я привык любить и тискать, а не слушать их болтовню.

   - Эй, люди, - крикнул Мишель. - Не найдётся ли у вас кружки воды и какой-нибудь пищи? У меня два дня во рту ни крошки не было. А то ноги протяну!

   Услышав в ответ ругань, полуэльф ухмыльнулся. Мысли о смерти на время отпустили его разум. Он натянул сапоги, подвернув мягкие голенища. Похлопал руками по бёдрам:

   - А не спеть ли мне песню... про любовь?

Пасс3

   Мэг Лори спустилась в темницу, в её коридорах раздавалось писклявое и фальшивое пение полуэльфа.

   - Как по речке лодочка плыла, там девчонка мальчика ждала...

   В коридоре сидели стражи с кислыми минами на лицах, затыкая пальцами уши. Мэтр развлекал их пением уже не один час кряду.

   - Господа, я так не люблю осень и слякоть, но очень люблю первый снег и зиму, - послышалось из камеры. - Снег очищает улицы и из него можно лепить славных снежных баб.

   Услышав эти слова, Мэг Лори остановилась на мгновение. Эолит, идущая следом за хозяйкой, подняла на неё ясные зелёные глаза.

   - Идиоты, живо пустите меня к нему, - приказала она стражам неуверенным голосом.

   - Да как угодно! Хоть заткнётся... - проворчал громоздкий мужик.

   Перед чародейкой распахнули двери.

   Мишель стоял на лавке, закутавшись с головой в одеяло, словно в плащ с капюшоном, смотрел через оконце под потолком на улицу и пил воду из глиняной кружки. На стенах, среди плесени появились пентаграммы, изображения деревьев, травы и снежинок, начерченные грязью и кровью.

   - Мне так хочется дожить до первого снега. Он скоро выпадет. Все приметы об этом твердят.

   - Как чествует себя пленник? - спросила чародейка тюремщика.

   - Хорошо сидит! - ответил Громила. - Все время жалуется на сырость, песни поёт и поучает нас жизни. Просили заткнуться, даже одеяло вон дали... Без толку.

   - Вы его били? Что-то он странно себя ведёт, - подозрительно спросила Лори.

   - Хотелось бы, но нет!

   - Что-что? - строго переспросила Мэг.

   - Госпожа, у меня таких гадких пленников не было никогда, - пожаловался Громила. - Если он петь и хулиганить не прекратит, я это самое...

   - Что-что это самое? - свела брови волшебница.

   Тюремщик поперхнулся и выпрямился перед ней:

   - Да ничего, пошутил я.

   - Будешь с маркизом шутить, понял?!

   - Понял, но ведь вы не расскажете ему, госпожа?! - виновато улыбнулся Громила.

   Мэг ничего не ответила, с презрением посмотрела на стража, открывшего ей двери, зашла в камеру к Горознаю вместе с Эолит. Эльфийская девочка несла в руках чуть подрагивающую свечу и жалась к хозяйке. Дверь за ними тут же закрыли.

   Полуэльф спрыгнул с лавки, гремя ножными кандалами, поставил кружку с водой на лавку, откинул с головы одело. Взгляд его сразу остановился на большеглазой девочке со свечой в руках.

   - Добрый день, с кем имею честь беседовать? - обратился он с лёгким поклоном к хозяйке Эолит.

   Мэг Лори вздрогнула: она не ошиблась, перед ней действительно стоял друг детства.

   - Лягушонок... - вырвалось у неё из уст само собой.

   Алхимик напряг зрение и слух:

   - О, Сцина, пресветлая, Мэг, Мэг Лори! - полуэльф, похоже, забыл о тяжёлых цепях, осторожности, всех бедах и бросился навстречу девушке.

   Мэг Лори в одно мгновение оказалась в его тёплых и крепких объятьях. Почувствовала дыхание Леоноля у своего уха и обжигающее приятное прикосновение его пальцев. Что-то похожее она чувствовала от прикосновения эльфийской девочки Эолит. Правда, если прикосновение Эолит доставляло ей страдание, то прикосновения мэтра Горозная приносили целую палитру ощущений: горечь, боль, радость, страх, горькое отчаянье...

   - Что с тобой сделали? - вдруг спросил он, крепко сжимая её плечи. - Ты совсем холодная, словно...

   - Мёртвая... - завершила чародейка его мысль.

   - Согрею тебя, согрею, - Леоноль принялся растирать пальцы Мэг Лори между своих ладоней. - Мэгги, я не надеялся увидеться с тобой. Ты помнишь моё обещание всегда оставаться твоим другом?

   - Нет, ты обещал это той другой Мэгги. Той бедной глупой девчонке!