Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
– Конечно, – сказал он. – Конечно. Я просто дурку гнал. Люблю подурачиться. – Он положил кий на бильярдный стол и отыскал свою толстую куртку среди груды похожих курток, висевших на вешалке рядом с дверью. – Только дайте я сначала свои манатки из тачки выгребу, – сказал он.
Он то и дело бросал взгляд на Среду, словно опасаясь, что тот с минуты на минуту взорвется.
Машина Гарри Голубой Сойки стояла в сотне ярдов от клуба. По пути им встретилась побеленная католическая церквушка; на пороге стоял мужчина в воротничке священника, провожал их взглядом и затягивался сигаретой с таким видом, будто курить ему было противно.
– Доброго дня, отец! – поприветствовал его Джон Чэпмен, но мужчина в воротничке ничего не ответил; он раздавил пяткой сигарету, поднял окурок, бросил его в урну рядом с дверью и зашел обратно в церковь.
Машина у Гарри Голубой Сойки была без боковых зеркал, шины совершенно лысые, лысее Тень в жизни не видел: идеально гладкая черная резина. Гарри сообщил, что машина жрет много масла, но зато пока масло подливаешь, бегает безотказно, если только, конечно, ее не останавливать.
Гарри Голубая Сойка покидал свои манатки в черный мусорный мешок (манатки состояли из нескольких недопитых бутылок дешевого пива с завинчивающейся крышкой, маленького пакетика с гашишем, завернутого в серебряную фольгу и кое-как припрятанного в пепельнице на двери, хвоста скунса, пары десятков кассет с музыкой кантри и потрепанного, пожелтевшего экземпляра «Чужака в чужой стране» 94.
– Простите, что там, в клубе, выдрючивался, – сказал Гарри Голубая Сойка, передавая Среде ключи от машины. – Вы знаете, когда я получу «Виннебаго»?
– Спроси у дяди. Это он у вас спекулирует подержанными тачками, – прорычал Среда.
– Уизакеджек никакой мне не дядя, – сказал Гарри Голубая Сойка, схватил свой черный мусорный мешок, зашел в ближайший дом и захлопнул за собой дверь.
Джона Чэпмена они высадили в Су-Фоллс 95, у магазина натуральных продуктов.
Среда молчал всю дорогу. С тех пор как они ушли от Виски Джека, он пребывал в дурном расположении духа.
В семейном ресторанчике на окраине Сент-Пола 96 Тень подобрал оставленную кем-то газету. Ткнулся взглядом в пару мест и показал Среде.
– Ты только посмотри, – сказал он.
Среда вздохнул и опустил взгляд на газету:
– Я просто счастлив, что конфликт с авиадиспетчерами был улажен без забастовки.
– Да не это, – сказал Тень. – Вот. Тут написано, что сегодня четырнадцатое февраля.
– С днем святого Валентина!
– Мы выехали где-то двадцатого – двадцать первого января. Я за датами не следил, но помню, что это была третья неделя января. В общей сложности мы были в пути три дня. Как тогда может быть четырнадцатое февраля?
– Мы почти месяц шли пешком, – сказал Среда. – По Бэдлендс. За кулисами.
– Ни хера себе срезали путь! – сказал Тень.
Среда отодвинул газету.
– Засранец этот Джонни Яблочко, задолбал уже со своим Полом Баньяном. В обычной жизни Чэпмену принадлежало четырнадцать яблоневых садов. Он возделывал тысячи акров. Он, конечно, шел в ногу с западом, но в том, что о нем рассказывают, нет ни слова правды, кроме того, что когда-то у него поехала крыша. Но это все неважно. Как твердили газетчики, если правда скучна, мы печатаем сказку. Эта страна жить не может без сказок. Вот только и в них больше никто не верит.
– Но ведь ты сидишь сейчас передо мной и своими глазами все это видишь, разве не так?
– Я в отставке. На меня всем насрать.
– Ты же бог, – тихо произнес Тень.
Среда пристально на него посмотрел. Он, казалось, хотел было что-то добавить к сказанному, но потом откинулся на спинку стула, уставился в меню и произнес:
– И что с того?
– Хорошо быть богом, – сказал Тень.
– Ты действительно так считаешь? – спросил Среда, и на этот раз уже Тени пришлось отводить взгляд.
На стене у туалета при заправке в двадцати пяти милях от Лейксайда Тень увидел самодельное объявление: ксерокопированный листок с черно-белой фотографией Элисон МакГоверн, над которой от руки было написано «Вы меня видели?». Это была все та же фотография из школьного альбома: уверенная улыбка, на верхних зубах пластиковые брекеты – фотография девочки, которая мечтала, когда вырастет, работать с животными.
Вы меня видели?
Тень купил сникерс, бутылку воды и номер «Лейксайд ньюс». На первой странице был помещен заголовок статьи лейксайдского репортера Маргарет Ольсен и фотография мальчика и мужчины: они стояли на замерзшем озере рядом с домиком для зимней рыбалки, напоминающей сарай, и держали здоровенную рыбу. На лицах сияли улыбки. «Самая большая щука: отец и сын установили местный рекорд. Продолжение на третьей странице».
Машину вел Среда.
– Прочти-ка мне что-нибудь интересное, – попросил он.
Тень внимательно проглядел газету, медленно перелистывая страницы, но ничего интересного так и не нашел.
Среда высадил его у дома, рядом с подъездной дорожкой. На дорожке сидела дымчатая кошка и смотрела на него. Когда он нагнулся, чтобы ее погладить, она удрала.
Поднявшись по лестнице на веранду, он остановился у двери и посмотрел на озеро. Оно было сплошь усеяно зелеными и коричневыми палатками для зимней рыбалки. Рядом со многими стояли машины. У самого моста красовался зеленый драндулет, так же, как на фотографии в газете.
– Двадцать третье марта, – с надеждой произнес Тень. – Примерно в девять пятнадцать утра. Так и будет.
– Это сильно вряд ли, – услышал он женский голос. – Третьего апреля. В шесть вечера. Лед оттаивает только к вечеру.
Тень улыбнулся. На Маргарет Ольсен был лыжный костюм. Она стояла у дальнего края веранды и подсыпала корм в птичью кормушку.
– Я прочел вашу статью в «Лейксайд ньюс» про самую большую щуку.
– Увлекательная история, да?
– Скорее, пожалуй, познавательная.
– Я думала, вы уже не вернетесь, – сказала она. – Уезжали ненадолго, да?
– Дядя вызвал по работе, – сказал Тень. – Время пронеслось – мы и глазом моргнуть не успели.
Она положила в поддон последний кубик сала и стала заполнять кормушку семенами чертополоха, которые были у нее насыпаны в пластиковую бутылку из-под молока. Несколько щеглов, в зимнем оливковом оперении, нетерпеливо верещали с соседней ели.
– А про Элисон МакГоверн в газете ничего не было.
– Да не о чем и писать. До сих пор ищут. Прошел слух, кто-то видел ее в Детройте, но оказалось, ложная тревога.
– Бедняжка.
Маргарет Ольсен закрутила крышечку на молочной бутылке.
– Надеюсь, она мертва, – сухо сказала она.
– Почему? – Тень был шокирован.
– Потому что в противном случае все еще хуже.
Щеглы как безумные скакали с ветки на ветку: ждут не дождутся, когда же наконец уйдут люди.
«Ты ведь думаешь не об Элисон. О сыне ты думаешь, – пронеслась у Тени мысль. – Ты думаешь о Сэнди».
В голове всплыла чья-то чужая фраза: «Я скучаю по Сэнди». Кто это сказал?
– Приятно было поболтать, – сказал Тень.
– Ага, – сказала она. – Мне тоже.
Прошел февраль – чередой коротких унылых дней. Иногда шел снег, но по большей части обходилось без снегопада. На улице потеплело, и в погожие дни температура поднималась выше нуля. Тень торчал дома, пока ему не начинало казаться, что он сидит в тюремной камере, и тогда, если только Среда не вызывал его по делу, выходил прогуляться.
Он устраивал себе длительные прогулки за город почти на весь день. Шел себе один и шел, прямо до лесного заповедника на северо-западе или до кукурузных полей и пастбищ на юге. Гулял по засыпанным снегом тропинкам «лесопильного» округа, по заброшенным железнодорожным путям и проселочным дорогам. Пару раз он даже обошел замерзшее озеро с севера на юг. Время от времени встречал местных, туристов или джоггеров – он махал им рукой и здоровался. Но обычно вообще никого не встречал, кроме ворон и зябликов, да еще два-три раза заметил ястреба, который лакомился попавшим на дороге под колеса опоссумом или енотом. Еще ему запомнилось, как однажды орел поймал серебристую рыбу посреди Уайт Пайн Ривер: у берегов вода замерзла, а в центре продолжал бежать стремительный поток. Рыба билась и извивалась в когтях орла, и ее чешуйки сверкали в лучах полуденного солнца. Тень представил: а ну как сейчас она вырвется и уплывет далеко-далеко, прямо в небо, – и мрачно улыбнулся.
