Альда. Дилогия (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович

– Уже хорошо. Мы поработаем с ее внешностью и проверим мастерство. А вот что умеете вы?

– Хорошо – только драться.

– Мечом или вообще?

– Мечом лучше, но и так могу приголубить.

– Тогда вы у нас будете борцом в кругу. Никогда не видели?

– Не приходилось.

– Человек становится в круг и предлагает его оттуда вытолкнуть. Тот, кому это удастся, получает вознаграждение. Но за право участия тоже нужно платить. Поскольку я не знаю, сколько вы продержитесь, то оплачивать возможный проигрыш тоже будете из своего кармана. Вся эта подготовка только на случай, если действительно придется выступать. В противном случае просто прогуляетесь в нашей компании. Теперь ваши лошади… Двух лошадок можно дополнительно запрячь в один из фургонов. А вот что делать с вашим конем ума не приложу.

– Есть одна мысль, – сказал отец. Приоденьте получше одного из ваших парней. Я дам ему пять монет, и он на моем коне едет в ближайший трактир и договаривается с хозяином, что коня перегонят в соседний город. Денег на оплату хватит с лихвой. Обычно в таких случаях хозяину коня дают специальную бирку, по которой он сможет забрать свою собственность. А чтобы вашему человеку не тащиться обратно пешком, а нам его не ждать, пусть возьмет заводного коня.

– Так и сделаем. Давайте ваши деньги. И за коня, и остальное.

Часа через три цирк матушки Хильды развернулся и покатил в обратном направлении к мосту через Парану. В обозе с циркачами Буше путешествовали целых три дня. При этом они смогли убедиться, что стража ищет пожилого мужчину с девушкой. Все, кто попадал под это определение, тщательно проверялись. Цирк никакой проверке не подвергался, беспрепятственно проезжая заставы и городские ворота. За это время было дано несколько представлений, в одном из которых довелось поучаствовать и Альде. Она ловко метала ножи, попадая в подбрасываемые яблоки.

– Какой талант пропадает, – вздыхала матушка Хильда.

Но пришла пора расставаться. С полученными от Буше деньгами Хильда решила на зиму остановиться в большом городе, так как до дождей добраться до нужного места циркачи уже не успевали. Отец с дочерью убрали грим, переоделись в свою привычную одежду, оседлали лошадей и, тепло простившись с циркачами, углубились в лес.

– Мы заметно приблизились к цели, – сказал отец. – Но, если верить тому, что говорят о войне, в этой части провинции могут встретиться разбойники, так что надо быть осторожными вдвойне. И с провиантом здесь хуже. Если получится с охотой, то наличных продуктов должно хватить. Жаль, что времени у нас совсем не осталось. В этом году дожди задержались, но эта отсрочка ненадолго.

Ночевать остановились в лесу, подобного которому Альда еще не видела. Огромные ели уходили высоко в небо, полностью его закрывая своими кронами. Стволы деревьев поросли мхом и были опутаны многочисленными лианами, которые взметнулись вверх на десятки метров в тщетной попытке достичь солнца. Подлеска в этом вечном полумраке просто не было, как не было и травы: все вокруг поросло мхом. Было холодно, сыро и немножко страшно: по приданиям и сказкам именно в таких лесах жили колдуны. Лошадям пришлось скормить последний овес, который берегли на крайний случай. Отец с дочерью прорвали мох, очищая большую площадку для костра.

– Выдирай все до земли, – говорил отец. – Нам только лесного пожара не хватало для полного счастья. Если загорится мох, то мы с тобой здесь и останемся. Вернее, останутся наши обгорелые кости.

– Может быть, тогда обойтись без костра? – робко предложила Альда. – Поставим палатку…

– Нет. То, что мы с тобой никого не обнаружили, еще не говорит о том, что в этом лесу никого нет. А запах костра может разнестись далеко, если поднимется ветер. Лошади не позволят незаметно приблизиться чужим, дадут знать. А в палатке тебя можно брать голыми руками. Ночью же уже достаточно холодно, мне еще не хватало, чтобы кто-нибудь из нас простудился. К утру без костра вообще околеем. Так что рви мох и не разговаривай.

Когда площадку очистили, отец стал стаскивать к ней целые стволы, разыскивая достаточно сухие и не сильно тронутые гнилью. Потом он разжег обычный костер, наломав толстых сучьев и, когда он разгорелся, затащил в огонь одно из заготовленных бревен.

– Прогорит, продвинем дальше, – удовлетворенно сказал он. Дров нам на всю ночь хватит. Давай положи немного мха, а сверху постелем палатку. Хорошая перина получится. На лошадей уже можно набросить попоны, тем более что они у нас на голодном пайке.

Альда лежала на мягкой подстилке изо мха, укрывшись одеялом. От костра несло жаром и ей было тепло. Рядом переминались и время от времени вздыхали кони. Девушка смотрела на пляшущие языки огня, с гулом и треском пожиравшие дрова, и думала о том, как резко изменилась ее жизнь.

– Ты еще не спишь? – тихо спросил отец, постеливший себе постель в стороне от костра.

– Нет еще. Ты зачем лег так далеко, холодно же.

– Пока тепло, а похолодает, тогда и я лягу ближе. Дрова к этому времени прогорят, а жара от углей хватит надолго. Вот ты сейчас пялишься на огонь. Это конечно красиво и все такое, но если из леса придет опасность, то после огня ты долго ничего не сможешь различить в полумраке. Именно поэтому часовые всегда сидят спиной к костру, а те, которые дорожат своей жизнью, так вообще как я – в стороне.

– Папа, а мама, она какая была?

Отец явно не ожидал такого вопроса и замолчал. У них дома эта тема была запретной. Она знала, что отец сильно любил мать, и они вместе прожили, что называется, душа в душу, пока ее появление не зачеркнуло отцовское счастье.

– Внешне она была очень похожей на тебя, – неожиданно сказал отец. – Точнее, это ты на нее похожа. И чем дальше, тем больше. Ты знаешь, я ведь тебя ненавидел, когда ты появилась. Глупо, конечно, в чем может быть виноват маленький ребенок? Тем более, что мать очень тебя хотела, даже несмотря на предупреждение врача об опасности родов в ее возрасте. А в остальном… Ну что я тебе могу сказать? Она была очень добрым и доверчивым человеком, и, несмотря на то что часто страдала от своей доверчивости, веру в людей не утратила до конца. Она за свою жизнь мухи не обидела, тем удивительнее была ее любовь ко мне – человеку, профессией которого было убийство. Я ведь и из армии короля ушел не из-за своего баронства, а из-за нее. В тех годах, которые мы провели вместе, вся моя жизнь. Так было, пока я не увидел тебя через два года после рождения. Все это время ты провела в семье кормилицы. Ты знаешь, что она воспринимала тебя как собственного ребенка? Я ведь потом, когда тебя забрал, не ограничивал вашего общения до самой ее смерти. После рождения я вычеркнул тебя из своей жизни. И вот мы встретились совершенно случайно. Стоит двухлетняя малышка с лицом моей жены, смеется, показывает на меня пальцем и говорит: «Мама, а кто этот смешной дядя?» У меня тогда все в душе перевернулось. Стою я, смотрю на тебя и думаю какой же я эгоистичный мерзавец. Помню еще мысль мелькнула, а как бы она восприняла то, что я бросил нашего ребенка.

Голос отца дрогнул, и он замолчал.

– Спасибо, – сказала Альда. – Давай спать, отец.

Больше они на эту тему не говорили. Когда девушка проснулась, было непонятно, пора вставать или нет. Сна не было ни в одном глазу. От костра, точнее от того, что от него осталось, тянуло жаром. Ночью отец, видимо, неоднократно поднимался, чтобы продвинуть бревно в огонь или положить следующее. Во всяком случае, приготовленных стволов на месте не оказалось, а на месте костра виднелась большая куча тлеющих углей. На этих углях быстро сварили кашу, которой и позавтракали. Кони возбужденно принюхивались к запаху каши и тянули морды к котелку.

– Надо побыстрее отсюда выбираться и накормить лошадей, – сказал отец. – Пока не выедем, придется идти пешком. Подо мхом может оказаться яма или гнилая валежина, не хватало еще переломать им ноги.

Выбирались долго и трудно. Тяжело идти, когда ноги проваливаются в мягкий мох иной раз по колено. Измучились и люди, и лошади. Поэтому, когда вышли в нормальный лес с полянами, заросшими травой, лошади поначалу не могли даже есть из-за усталости. Пришлось сделать капитальный привал и хорошо отдохнуть. После отдыха, когда наконец все наелись, путники сели на лошадей и прибавили ходу. И почти сразу были вынуждены спешиться и, оставив стреноженных лошадей, осторожно прокрасться вперед, откуда слышались крики людей.