Он побелел совершенно и почти упал на табурет, мгновение смотрел в пол, потом негнущимися руками положил на пол обруч и арфу, словно отрекаясь от них.
– Я хотел увезти ее домой. Больше он не сказал ничего.
– Нет, – повторил я, – Лахлэн… мне очень жаль.
Он молча вытянул из-под камзола тонкий кожаный шнурок, снял его через голову и протянул мне побрякушку…
Да нет, не побрякушку. Это было кольцо, сквозь которое и был продет кожаный шнурок. Я повернул его и в свете свечей увидел герб – арфа и корона Эллас.
– Таких колец всего семь, – тон его был почти деловым. – Пять у моих братьев, еще одно – на руке моего отца, – он, наконец, поднял на меня взгляд.
– О да, я хорошо знаю обычаи Царствующих Домов – я сам принадлежу к одному из них.
– Лахлэн, – повторил я. – Или..?
– О, да. Куинн Лахлэн Ллеуэллин. Мой отец умеет выбирать имена, – он немного нахмурился, на лице его читалось отчуждение. – Но у него одиннадцать детей, так что все к лучшему.
– Наследный принц Эллас Куинн, – кольцо выпало из моей руки и закачалось на шнурке. – Во имя всех хомейнских богов, почему ты не сказал об этом?…
Он дернул плечом:
– Это был договор между мной и моим отцом. Видишь ли, я не такой наследник, который нужен Родри. Мне больше нравилось играть на арфе, чем управлять страной, и лечить – больше, чем ухаживать за женщинами, – он улыбнулся одними губами.
– Я не был готов к трону. Я не хотел иметь жены, которая привязывала бы меня к замку. Мне хотелось покинуть Регхед и увидеть всю страну – увидеть самому, без сопровождающих. Быть наследником так… обременительно, – на этот раз улыбка была более похожа на улыбку Лахлэна, которого я знал, – думаю, тебе это немного известно.
– Но… почему ты не сказал Торри? И мне! – я подумал, что это было непростительной глупостью с его стороны. – Если бы ты сказал, ничего этого не случилось бы!..
– Я не мог. Это был наш с отцом договор, – Лахлэн потер бровь и взглянул на арфу. Он сидел на табурете, ссутулившись, и его крашеные волосы тускло поблескивали в свете свечей.
Крашеные темные волосы. Не седые, как он говорил мне – совсем другого цвета.
Я сел, прижался спиной к холодному камню стены. Я думал о Торри и Финне, едущих сейчас сквозь дождь, и о сидевшем передо мной Лахлэне.
– Почему? – наконец задал я мучивший меня вопрос.
Он вздохнул и потер глаза:
– Поначалу это было просто игрой. Есть ли способ лучше узнать свою страну, чем пройдя ее вдоль и поперек неузнанным? Мой отец согласился на это, сказав, что, коль скоро я решил поиграть в эти игры, мне придется играть в них до конца. Он запретил мне открывать мое имя и титул – кроме как под страхом смерти.
– Но не сказать об этом мне… – я покачал головой.
– Это было ради тебя самого, – я нахмурился, и он кивнул в ответ. – Когда я впервые встретил вас и понял, кто ты такой, я немедленно написал отцу. Я рассказал ему о том, что ты собираешься сделать и о том, что я не верю в осуществление твоих планов. Отобрать Хомейну у Беллэма? Невозможно. У тебя не было армии, не было никого, кроме Финна… и меня, – он улыбнулся. – Я пошел с тобой потому, что захотел увидеть, что из этого выйдет. А еще потому, что мой отец, узнавший о твоих планах, желал тебе победы.
Я почувствовал, как во мне закипает гнев:
– Он не послал мне помощи…
– Хомейнскому принцу-самозванцу? – Лахлэн сделал отрицательный жест. – Ты забываешь – Беллэм хотел породниться с Эллас, он предложил Электру наследнику престола Родри. Не в интересах Эллас было поддерживать Кэриллона на его пути к трону, – его тон несколько смягчился. – Хотя я готов был помочь тебе всем, чем мог, мне приходилось думать об интересах нашего королевства. У нас тоже есть враги. Это должно было остаться твоей битвой.
– Но все же ты пошел со мной. Ты рисковал собой.
– Я ничем не рисковал. Если помнишь, я не вступал в бой, играя роль менестреля. Это было нелегко… Меня учили владеть оружием с детства. Но отец запретил мне сражаться – и, думаю, это было разумно. Еще он сказал, что я должен смотреть – и учиться всему, чему могу. Если ты победишь в войне и удержишь власть в течение двенадцати месяцев, Родри предложит тебе союз.
– Прошло больше времени, – заметил я.
– И разве ты не послал гонцов в соседние королевства, предлагая руку твоей сестры? – краска залила его лицо. – Я не могу предлагать того, что мне не принадлежит. Мой отец – Верховный Король. Твое предложение должен был принять он, а мне оставалось ждать его решения, – он на мгновение прикрыл глаза. Лодхи, но я думал, что она подождет…
– Я тоже так думал. Ох. Лахлэн, если бы я знал…
– Я понимаю. Но не я должен был сказать это, – его лицо было почти отталкивающим. – Такова доля принцев.
– Неужели ты ничего не мог сказать ей? Он уставился в пол:
– Я хотел этого – столько раз, что и сам не могу сосчитать. Однажды я даже заговорил с ней о наследнике Родри, но она только приказала мне молчать.
Она не хотела думать о замужестве, – он вздохнул. – Она всегда щадила мои чувства, пытаясь – как и ее брат Мухаар – убедить меня, арфиста – не желать невозможного. Я думал о том, что она изменит мнение, когда узнает. Когда узнаешь ты. Я наслаждался ожиданием.
Я закрыл глаза и откинул голову. Я вспоминал арфиста в Элласийской харчевне, одарившего меня видениями былого. Я вспоминал, с каким терпением и пониманием он принимал мое презрение – я называл его шпионом, а он был просто другом.
Как я приказал ему убить человека, чтобы выяснить, сумеет ли он это.
Так много было между нами – и так мало… Я уже знал, что он сделает теперь.
– У тебя не было выбора, – наконец сказал я. – Видят боги, я знаю, что значит принять высокий сан и ответственность. Но ты не должен себя винить, Лахлэн. Что ты мог сделать?
– Рассказать, пусть и против воли отца, – сейчас он казался таким беззащитным – а я привык видеть его сильным. – Я должен был рассказать. Хоть кому-то. Хоть что-то.
И все же это не привело бы ни к чему. Мы оба понимали это и – молчали, потому что даже одно слово причинило бы новую боль. Можно любить женщину, которая любить другого, но нельзя заставить ее любить, если она не хочет этого.
