Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 151
«Хочет, чтобы я себя легче чувствовал», — подумал Марк.
На самом деле ему становилось все труднее.
«Предложил бы сигарету!..» — думал он, постепенно убеждаясь, что Уизер не знает о нем ничего.
Обещания Феверстона растворились в тумане. Наконец Марк собрал все свое мужество и заметил, что ему еще не совсем ясно, чем именно он может быть полезен институту.
— Уверяю вас, мистер Стэддок, — сказал Уизер, глядя вдаль, — вам незачем… э-э… совершенно незачем беспокоиться. Мы ни в коей мере не собираемся ограничить круг вашей деятельности, не говоря уже о вашем плодотворном сотрудничестве с коллегами, представляющими другие области знания. Мы всецело, да, всецело учтем ваши научные интересы. Вы увидите сами, мистер… Стэддок, что, если мне позволено так выразиться, институт — это большая и счастливая семья.
— Поймите меня, сэр, — сказал Марк. — Я имел в виду другое. Я просто хотел узнать, что именно я буду делать, если перейду к вам.
— Надеюсь, между нами не может быть недоразумений, — сказал и. о. — Мы отнюдь не настаиваем, чтобы в данной фазе решался вопрос о вашем местопребывании. И я, и все мы полагаем, что вы будете проводить исследования там, где этого требует дело. Если вы предпочитаете, вы можете по-прежнему жить в Лондоне или в Кембридже.
— В Эджстоу, — подсказал лорд Феверстон.
— Вот именно, Эджстоу. — И Уизер обернулся к Феверстону. — Я пытаюсь объяснить мистеру… э… Стэддоку, что мы и в малейшей мере не собираемся предписывать или даже советовать, где ему жить. Надеюсь, вы со мной согласны. Где бы он ни поселился, мы предоставим ему, в случае надобности, и воздушный и наземный транспорт. Я уверен, лорд Феверстон, что вы объяснили, как легко и безболезненно решаются у нас такие вопросы.
— Простите, сэр, — сказал Марк, — я об этом и не думал… То есть я могу жить где угодно. Я просто…
Уизер прервал его, если это слово применимо к такому ласковому голосу:
— Уверяю вас, мистер… э-э… уверяю вас, сэр, вы и будете жить, где вам угодно. Мы и в малейшей степени…
Марк почти в отчаянии решился сказать:
— Меня интересует характер работы.
— Дорогой мой друг, — сказал и. о., — как я уже говорил, никто и в малейшей мере не сомневается в вашей полнейшей пригодности. Я не предлагал бы вам войти в нашу семью, если бы не был совершенно уверен, что все до единого оценят ваши блестящие дарования. Вы среди друзей, мистер… э-э. Я первый отговаривал бы вас, если бы вы думали связать свою судьбу с каким бы то ни было учреждением, где бы вам грозили… э… нежелательные для вас личные контакты.
Больше Марк не спрашивал — и потому, что он должен был сам уже все знать, и потому, что прямой, резкий вопрос изверг бы его из этой теплой, почти одуряющей атмосферы доверительности.
— Спасибо, — сказал он, — я только хотел немного ясней представить себе…
— Я счастлив, — сказал Уизер, — что мы с вами заговорили об этом по-дружески… э-э-э… неофициально. Могу вас заверить, что никто не намеревается загнать вас… хе-хе… в прокрустово ложе. Мы здесь не склонны строго разграничивать области деятельности, и я надеюсь, такие люди, как вы, всецело разделяют неприязнь к насильственному ограничению. Каждый сотрудник чувствует, что его работа не частное дело, а определенная ступень в непрестанном самоопределении органического целого.
И Марк сказал (прости его, Боже, ведь он был и молод, и робок, и тщеславен):
— Это очень важно. Мне очень нравится такая гибкость…
После чего уже не было никакой возможности остановить Уизера. Тот неспешно и ласково вел свою речь, а Марк думал: «О чем же мы говорим?» К концу беседы был небольшой просвет: Уизер предположил, что Марк сочтет удобным вступить в институтский клуб. Марк согласился и тут же страшно покраснел, ибо выяснилось, что вступать туда надо пожизненно и взнос — двести фунтов. Таких денег не было у него вообще. Конечно, если бы он получил здесь работу, он смог бы заплатить. Но получил ли он? Есть тут работа или нет?
— Как глупо, — сказал он. — Оставил дома чековую книжку…
Через несколько секунд он снова шел по лестнице с Феверстоном.
— Ну как? — спросил он.
Феверстон, видимо, не расслышал.
— Ну как? — повторил он. — Когда я узнаю, берут меня или нет?
— Привет! — заорал Феверстон, кинулся куда-то вниз и, схватив своего друга за руку, мгновенно исчез.
Марк спустился медленно и оказался в холле, среди каких-то людей, которые, оживленно беседуя, шли подвое, по трое налево, к большим дверям.
2
Долго стоял он здесь, не зная, что делать, и стараясь держаться поестественней. Шум и запахи, доносившиеся из-за двери, указывали на то, что народ завтракает. Марк не был уверен, идти ему или нет, но потом решил, что еще хуже стоять тут как дураку.
Он думал, что в столовой — столики и он найдет место подальше, но стол был один, очень длинный, и места почти все заняты. Не найдя Феверстона, Марк сел рядом с кем-то, пробормотав: «Здесь можно сесть где хочешь?» — но сосед его не услышал, ибо деловито ел и разговаривал с другим своим соседом.
Завтрак был превосходный, но Марк с облегчением вздохнул, когда он кончился. Вместе со всеми он пересек холл и очутился в большой комнате, куда подали кофе. Здесь он увидел наконец Феверстона и одного из своих коллег, Уильяма Хинджеста {69}, которого (конечно, за глаза) называли Ящерка Билл и просто Ящер.
Как и предвидел Кэрри, Хинджест на заседании не был и вряд ли знал Феверстона. Не без страха Марк понял, что тот попал сюда как бы в обход всемогущего лорда. Занимался он физической химией и был в их колледже одним из двух ученых мирового класса. Надеюсь, читатель не думает, что в Брэктоне собрались крупные ученые. Конечно, передовые люди не приглашали нарочно тех, кто поглупее, но, как выразился Бэзби, «нельзя же иметь все сразу!..». У Ящера были старомодные усы, светло-рыжие, с проседью. Нос его походил на клюв.
— Вот не ожидал, — вежливо сказал Марк. Он всегда побаивался Хинджеста.
— Хм? — сказал Ящер. — Что? Ах, это вы, Стэддок? Не знал, что они вас подцепили.
— Жаль, что вас не было вчера на заседании, — сказал Марк.
То была ложь. Прогрессисты не любили, чтобы Хинджест ходил на заседания. Как ученый он принадлежал им, но, кроме того, он был аномалией, и это им очень не нравилось. Дружил он с Глоссопом. К своим поразительным открытиям он относился как-то небрежно, а гордился своим родом, восходившим к мифической древности. Особенно оскорбил он коллег, когда в Эджстоу приезжал де Бройль. {70} Знаменитый физик был все время с ним, но когда кто-то потом восторженно обмолвился об «истинном пиршестве науки», Ящер подумал и сказал, что о науке они вроде бы не говорили.
«Хвастались предками», — прокомментировал это Кэрри, хотя и не при Хинджесте.
— Что? Заседание? — сказал Ящер. — С какой это стати?
— Мы обсуждали проблему Брэгдонского леса.
— Ерунда какая!
— Наверное, вы бы согласились с нашим решением.
— Какая разница, что вы там решили!
— То есть как?
— А так. Институт все равно забрал бы лес. Это они могут.
— Странно! Нам сказали, что, если мы откажемся, они поедут в Кембридж.
Хинджест громко хмыкнул.
— Вранье. А странного ничего не вижу. Наш колледж любит проболтать весь день впустую. И что институт превратит самое сердце Англии в помесь американского отеля с газовым заводом, здесь тоже ничего странного нет. Одно мне непонятно — зачем им этот участок. — Мы это скоро увидим.
— Вы, может, увидите. Я — нет.
— Почему? — растерянно спросил Марк.
— С меня хватит. — Хинджест понизил голос. — Сегодня же уеду. Не знаю, чем вы занимаетесь, но мой вам совет, езжайте назад и занимайтесь этим дальше.
— Да? — сказал Марк. — Почему вы так думаете?
— Такому старику, как я, ничего, — сказал Хинджест, — а с вами они могут сыграть плохую шутку. Конечно, что кому нравится.
