Война Семей - Никонов Андрей

– Значит, только через Густаво? – уточнил Павел. – А как же сеньора Гарсиа?

– По мере возможности не обсуждайте с ней ничего, сеньора Гарсиа занимается своей работой, вы – своей. Вы сможете изучить всю информацию, которой мы уже обладаем, но дальше вас, сеньор Веласкес, это не должно уйти. Вы получаете сведения от нас и от своих людей, но не делитесь этим ни с кем. Мне нужен готовый результат. Всё это будет в договоре, который вы сегодня получите, я уже распорядился отослать его вашему адвокату, сеньору Ломаксу, вместе с ключом ограниченного доступа к нашей системе. А теперь я должен вас оставить.

Корс направился к выходу, и Павел остался с Люком Лурье.

– Лидия, – тот едва заметно кивнул в сторону женщины, встречающей гостей, – не пользуется полным доверием, ты должен это понимать. Гус здесь за главного, дела можешь обсуждать только с ним.

– Твой босс, – Веласкес вежливо улыбнулся, – отдал однозначный приказ, ни с кем, кроме него самого, ничего не обсуждать. С твоим сыном в том числе.

– Не много ли ты на себя берёшь, птенчик, – Лурье-старший ощерился, – мои ребята землю носом рыли, чтобы что-то достать, а ты пришёл на всё готовое.

– Лично ты, как я понимаю, был против? – уточнил Павел.

– Это решение Сержа, но ты ходи и оглядывайся, Веласкес, наши ребята не любят проверяющих, а я не всегда смогу их удержать. Мой тебе совет, не мешайся под ногами, не лезь туда, куда не следует, и, может быть, мы поладим.

– Скорее всего, нет, – Веласкес усмехнулся, похлопал Лурье-старшего по плечу и отправился веселиться. По мере возможностей.

Он забрал два коктейля с подноса официанта и сделал круг по нижней площадке. Лидия собрала у себя всю верхушку города, здесь были и советники обеих мэрий, и капитан полиции Нижнего города Стасов, и многие другие. Мимо Павла прошёл мэр Верхней столицы Матеуш Гомеш, не ответив на приветственный кивок, а вот Мириам, которая держала его под руку, молодому человеку приветливо улыбнулась. Попадались и другие знакомые, коктейли уходили один за другим, официанты тут же приносили новые.

Раньше по служебной необходимости Павлу приходилось посещать подобные мероприятия, и теперь он наблюдал за работой коллег с другой стороны. Две ведущие медиакорпорации – «Таймс» и «Ньюс» – прислали сюда репортёрскую верхушку. И сами боссы были здесь, Мишель Ортега мило беседовала с Патриком Лонгридом, вице-президентом «Таймс». Павел поздоровался с Мишель, получив порцию холодного презрения, поболтал немного с Коллинзом и пожал руку Тиму Мелендесу, старшему магу-инспектору Службы контроля.

Гости собрались на аукцион, корпорация «Тайли Энтерпрайз» собирала деньги на новый корпус больницы в Нижнем городе, тех, кто действительно собирался что-то купить или продать, было немного. Искусство на Сегунде находилось под мощным влиянием прародины, один из преподавателей в колледже, где учился Павел, сравнивал время после Разделения с земным Средневековьем, когда через творения и изобретения древних римлян и греков с огромным трудом пытались пробиться Шекспир, Микеланджело, порох и книгопечатание. Бирки на картинах показывали начальную цену, самая дешёвая стоила двести пятьдесят тысяч.

– Сеньор Веласкес, – послышался чуть хриплый голос за спиной, – мне сказали, здесь не будет простых репортёров. Ах, да, вы же бросили это дело и подались в детективы.

Веласкес обернулся, рядом с ним стояла Филипа Суарес. Павел не видел девушку с их единственной встречи в доме Ли Шаня, куда они заезжали с лейтенантом Краузе. Короткие чёрные волосы Филипа перекрасила в красный цвет, в тон платью, прежними остались вздёрнутый носик, слегка выступающая нижняя челюсть, оливковый цвет кожи, серьга с зелёным камнем в левом ухе и насмешливое выражение лица. Дочь Норы Суарес, помощницы начальника охраны Фальков, держала в руке стакан с виски – для мага напиток совершенно бесполезный.

– Неожиданная встреча, – Павел приветливо улыбнулся. – Ты теперь работаешь на Гальяцци?

– Не глупи, от босса к боссу переходят, только если прежний мёртв, а с Генри Фальком всё в порядке, – у Филипы голос был высокий и мелодичный, она говорила тихо, приблизив губы к уху молодого человека. – Я здесь шпионю потихоньку, говорят, Серхио нанял какого-то детектива выяснить, куда делась мадам Крамер, если вдруг его увидишь, пристрели. Особые приметы – у этого мерзавца есть коллекционный Дьяболо.

– Так и сделаю, – согласился Веласкес. – Но я облегчу тебе задачу, этот детектив перед тобой.

– Зачем ты это сказал, – Филипа поморщилась, – девушки любят загадки, а ты весь на виду. Присмотрел себе что-нибудь? Картину, дурачок, через полчаса начнётся аукцион, потом сеньора Гарсиа пригласит всех в свой шикарный отель, и тогда начнётся настоящее веселье. Пойдём, покажу, что я себе выбрала.

Она чуть ли не силой потащила Павла за собой, поставила напротив полотна в скромной тонкой деревянной раме. На нём тщедушный мальчик с выпученными глазами и неестественными тонкими конечностями серо-синего цвета держал на голове деревянное блюдо. На картине не было ни одной яркой краски.

– Ну как? – Суарес положила руку Павла к себе на талию, приблизила губы к его уху, тёплое дыхание приятно согревало висок. – Потрясающе, правда?

– Божественно.

– Перед кем я здесь распинаюсь, дикарь со Свободных территорий. Рассматривай не торопясь, прочувствуй каждый мазок, больше ты этот оригинал не увидишь. Да здесь большая часть покупателей ради этой картины, шедевр Кандиду Портинари, «Мальчик с рогаткой», начальная цена четыре миллиона. Я уверена, уйдёт за пятнадцать. Неужели тебе не нравится?

– Рогатка здорово нарисована, – не стал кривить душой Веласкес, – но я за неё больше тридцати тысяч бы не дал. Прости, глупость сказал, картина отличная, я немного завидую тому, кто её купит, жаль, у меня нет пятнадцати миллионов.

– У меня тоже, – девушка потащила Веласкеса дальше, прямо к сцене с оркестром, рядом с которой медленно покачивались полтора десятка пар. – Ты должен меня пригласить.

Павел церемонно кивнул, протянул руку, Филипа на секунду задумалась, а потом словно нехотя вложила свою ладонь в ладонь молодого человека. Они стояли, покачиваясь под медленную мелодию, девушка подалась вперёд, прижимаясь к магу грудью и бёдрами, ладонь лежала на узкой спине, голову Суарес отвела чуть назад, глядя Павлу прямо в глаза – они были практически одного роста.

– Я подумываю над тем, как её украсть, – сказала она.

– Что?

– Картину. Разве справедливо, что какой-нибудь богатый придурок будет наслаждаться ей, а я нет? Говорят, старушка Каплан держала её у себя в спальне, но наследнички решили, что деньги лучше, чем кусок холста. Целый год размышляли, идиоты, эта семейка катится всё ниже и ниже. Новый владелец наверняка отправит полотно в музей, охрана – дело непростое и затратное. Ты знаешь, что в Доме искусств Верхней столицы, в подземных этажах, у коллекционеров есть собственные комнаты, куда никого кроме них не пускают? Поэтому наверху, в общих залах, висят только копии.

Павел пожал плечами, он легко относился к причудам других людей. В конце концов, когда у него будет несколько сотен миллионов, как знать, может быть, и ему понадобится такая комната, с новыми возможностями потребности людей меняются.

– Ты бы видел своё лицо, – рассмеялась Филипа. – Уверена, в твоей черепушке уже созрел план, как меня остановить. Успокойся, я пошутила.

И поцеловала Веласкеса.

Картины продались все. Серый бразильский мальчик с рогаткой ушёл за семнадцать миллионов, его купил высокий блондин с оранжево-чёрной бабочкой по имени Макс Лонгрид, покупатель сделал ставку, которую никто не попытался перебить, и сдержанно раскланялся, получив свою долю аплодисментов. Филипа отчаянно торговалась за небольшую акварель, но когда сумма перевалила за четыреста тысяч, сказала, что такое дерьмо и сотни не стоит. Веласкес был с ней согласен, акварель и вправду была так себе, тем не менее она нашла своего почитателя всего за полтора миллиона.