Грань безумия - Дивов Олег

– А против кого ещё? Ворочун в этих местах куда более реальная опасность, чем все лесорубы разом.

– Тихо! – Раллих остановился, подняв руку. – Что это?

Издалека на грани слышимости донёсся переливчатый вой.

– Оборотни голос подают, – спокойно ответил Стан.

– Так ведь день сейчас, и луна не в той четверти…

– И что с того? Они в человеческом обличии поют. Я тоже так могу и повыл бы в ответ, но не стоит зря внимание привлекать. Набегут, разбирайся с ними потом. Пока получается, лучше втихаря идти.

Они спустились к реке. Там у самого уреза воды стоял плот: три связанных бревна. Сверху на брёвнах лежало несколько каменных плит.

– Откуда плот?

– Я связал, чтобы на тот берег сподручней попадать. А каменюки навалил, чтобы разливом не унесло.

– У тебя тут целое хозяйство.

– Какое хозяйство?.. – с горечью откликнулся Стан. – Я два раза заимку строил, отличную, хоть круглый год живи, и каждый раз являлся Ворочун и всё разносил в щепки. Я еле ноги успевал унести. Случайно такие вещи не бывают. Ненавижу!

– Зачем тебе заимка в гиблых местах?

– По-настоящему гиблые тут только трясины, где ни заимки не построить, ни вообще ничего. А на сухом заимка нужна от оборотней. Землянку-то они разроют и тебя достанут, что барсука из норы, а в заимке ты царь и бог.

Под разговоры плот освободили от камней и спустили на воду. Шесты пришлось вырубать новые, прежний снесло половодьем.

– Что нас на том берегу ждёт? – спросил Раллих, налегая на шест.

– То же, что и на этом. Только там развалины города… – как вы говорите, он назывался? – Пернбур… А вообще, его Мёртвым городом кличут.

– Должен же Вымерт где-то кончиться…

– Он и кончается. Сам я не был, но купцы рассказывают, что по ту сторону Вымерта будет Серебристая Марка.

– Постой! Ты хотел сказать – Серебряная Марка? Но это на другом конце земли!

– Я и не говорил, что это близко. В Серебристую Марку корабли ходят, а сухим путём туда дороги нет. Прежде была, а тысячу лет назад Вымерт перегородил.

Плот приблизился к противоположному берегу, закрутился в обратном течении, но пара сильных толчков загнала его в тихую заводь. Стан спрыгнул в неглубокую воду, упершись жердиной, принялся выталкивать плот на берег. Раллих с секундной задержкой последовал за ним.

– Говорят, – отдуваясь, продолжил Стан прерванный рассказ, – у Серебристой Марки прямой границы с Вымертом нет, там сплошные степи. А в степях никаких государств быть не может. Кочевники там. Налетят, ограбят и утекут неведомо куда. Потом и кочевников также разобьют, а на их место другие приходят. Когда леса начинаются, там можно было бы жить, но вместе с лесами начинается Вымерт. Всё, как у нас: посёлки реже, нечисти больше. В глуши уже не посёлки, а отдельные хутора, самый упёртый народ живёт.

Припрятав шесты, путники поднялись на обрыв.

– Вон наша дорога где, – указал Стан. – Там ещё остатки каменного моста видны.

Вышли на почти заросший тракт, полюбовались сверху на обломки моста. Через полчаса они уже шли, порой прорубаясь сквозь разросшийся кустарник.

– Пройдёт ещё сотня лет, от дороги следа не останется, как будущие охотники обходиться станут?

– Значит, надо постараться, чтобы Вымерт дальше не разрастался, – твёрдо сказал Раллих.

– Для начала надо бы охотой заняться, косулю промыслить или олешка. А то скоро есть нечего будет.

Ни косулю, ни оленя добыть не удалось, но Раллих, в арсенале которого имелся лук, подбил тетерева, тот был испечён на углях и съеден в тот же день.

– Не понимаю, – сказал Раллих, обсасывая крылышко косача. – Получается, что здесь можно неплохо жить.

– Один у самого города живёт, особняк караулит.

– Так!.. Это уже интересно. Ты его видал?

– Видал и разговаривал. Видел даже, как он дерётся. Но это было давно.

– И каков он?

– С виду старичок. Ютится в полуразваленной башенке, она каменная, поэтому Ворочун его не трогает. От оборотней отсиживается в подвале. Колдовской силы в нём не заметно: то ли не проявляет, то ли её и нет. Я с ним поговорил, и разошлись миром.

– А что за особняк, который он караулит?

– Это отдельная история. Есть неподалёку от города некое строение, такими бывают загородные дворцы столичных богатеев. Стоит целёхонький. От города и развалин почти не осталось, а особняк словно вчера выстроен. Чародейств, опять же, не заметно, ну да это дело наживное: сегодня нет, завтра будут. Короче, подозрительное место. А старик поблизости живёт. Говорит, что сторож.

– Внутри – что?

– Внутрь не попасть. Может быть, вы слышали сказку: «Принцесса Шиповник, или Спящая красавица». В сказке королевский дворец шиповником зарос, чтобы никто пройти не мог. Так и тут: всюду колючие заросли, тёрн и шиповник – прохода нет, совсем как в сказке.

– Если верить сказке, там юная принцесса почивает…

– Вряд ли. Ночами на башенке огонёк брезжит. Значит, кто-то там бродит, а не просто спит. Но живой он или нет – не скажу.

– Сторож что говорит?

– Сказал, там его невеста живёт, но покуда замуж не хочет. А как согласится, то из дома выйдет.

– Забавно. Сторожа мы пощупаем и его невесту тоже.

– Осторожней надо, у сторожа палка – не чета нашим. Сам он человек мирный, но дерётся больно. Впрочем, к Сторожу наведаемся потом, сначала надо в город. Завтра должны дойти.

В город на следующий день они не попали.

Полоса кустарников кончилась, тракт проходил через светлый бор. Местами сосновые корни взломали каменную кладку, но в целом дорога уцелела, идти было легко. Раллих держал наготове лук, высматривая добычу, но дичи не попадалось. Зато начались неприятные события. Поначалу показалось, будто одна из сосен накренилась и падает. Треск ломаемого дерева разнёсся окрест.

– Ворочун! – выкрикнул Стан.

Поблизости не было ни канавы, ни случайной ямы, ничего, где можно было бы укрыться.

– В кусты! – кричал Стан. – Дальше от больших деревьев!

Среди сосновых стволов показалась необъятная туша Ворочуна. Ростом он был в половину самой высокой сосны, а толщины совершенно неохватной. Тумбообразные ноги попирали землю, передние лапы праздно свисали ниже колен. Есть ли у него нашлёпка головы, Раллих не мог разглядеть, но если верить Стану, то и башка была. Зато Раллих разобрал, что жуткий треск – это голос самого Ворочуна, который покуда шагал, ничего не выворачивая.

Стан уже лежал между кусточков можжевельника, которые не могли ни скрыть, ни защитить его. Туда же метнулся и Раллих, но не упал ничком, а встав на одно колено, вскинул лук. Стрела ударила в грудь чудовища, повисела немного и, отвалившись, упала на землю. Даже в высушенную доску стрела должна была вбиться глубже.

Ворочун не заметил, что кто-то пытался на него напасть. Он вновь издал громовой треск, сграбастал столетнюю сосну, одним движением переломил её и отшвырнул в сторону. Треск дерева слился с воплем Ворочуна.

– Ах, мерзавец! – пробормотал Раллих. – Так это ты песенки поёшь таким способом! А хорошо ли вот так запоёшь?

Раллих выхватил из сумы мешочек, в котором хранились несколько кусочков искряка, и, не развязывая, швырнул в брюхо чудовища. Полыхнуло пламя, вереск и можжевельник дружно занялись, заполыхали обломки поваленного дерева.

Ворочун остановился, захрустев с удвоенной силой, и принялся затаптывать огонь.

– На, гад! – крикнул Стан и запустил в ненавистного древолома разом весь мешок искряка, предназначенного для продажи.

Огонь взметнулся, заворачиваясь смерчем, верхушки сосен разом вспыхнули. Ворочун ревел, ворочаясь в пламени.

– Отползаем! – срывая голос, заорал Стан. – Кто бы ни победил, нам придётся худо!

Повторять не пришлось. Оттаскивая вещи, путники поползли прочь, затем поднялись и, пригибаясь, побежали, стараясь уйти из-под ветра. Громовой треск преследовал их, и было не понять, то ли трещит огонь, дорвавшийся до смолистой древесины, то ли расщепляется ломаемое дерево, то ли вопит Ворочун, встретивший достойного врага.