И она сунула мне еще один блин, обмакнутый в сметану.
Слопал я жирный блин, и, правда, сразу мне полегчало, только привкус в глотке такой странный остался, словно я целую неделю один чеснок лопал… без хлеба!
Закину я за спину мешок с харчишками, взял в руки мандарину, а Арина Световна мне говорит:
– Не бери инструмент!.. Инструмент твой дорогой, редкий, вдруг бежать придется или прятаться, он тебе мешать будет, да и повредить по нечаянности можно! Оставь у меня… у меня он в полной сохранности будет!
Как мне было не согласиться. Положил я мандарину на стол, а и жалко мне с ней расставаться, чуть снова слезы у меня не брызнули. Однако сдержался я, поклонился хозяйке и… просипел:
– Благодарствую Арина Световна, за все добро, что ты для нас сделала. Может, могу чем отплатить тебе?..
Арина Световна махнула рукой, улыбнулась и говорит:
– Иди уж, плательщик… – и добавила не слишком понятно, – Дело свое сделаете, вот и будет полная отплата!
Взяла она мою мандарину и в комнату ушла.
А я поклонился еще раз ей вслед и на двор. А со двора – на улицу.
Двинулся я к центру города, и парк зверья в той стороне, и человек, из-за которого я в столицу решил вернуться, там же обретался. Человек этот, Сергуня Заячий Зуб, почитай, один в столице знал, где меня отыскать, он-то и дал мне весточку, что дело для меня в столице появилось! Иду, в общем я, по сторонам поглядываю, зелье – оно, конечно, дело хорошее, но и самому поберечься не грех.
Прошел я, наверное, с полпути, дома, по сравнению с окраиной на этаж, а то и на два подросли, людей стало поболе, да и публика все чистая пошла, на меня искоса поглядывают. И тут, как назло, из подворотни вылезают две собачонки – на мордах крупными буквами написано «Надзорный приказ», и прямо ко мне. Бегут следом, чуть ли на пятки не наступают, впереди кобелек, покрупнее, а за ним совсем мелкая сучка. Бегут и переговариваются:
– Слышь, подруга, парень-то на Шептуна похож!..
– Ты что, какой шептун!.. Какие теперь могут быть шептуны в столице?!! Да и разве от шептунов так пахнет, от шептунов лаской пахнет, а от этого пахнет – того гляди, башмаком под брюхо получишь!! И вообще, ты бы держался от него подальше, а то потом придется мне тебя… в лекарню сдать… на опыты!
– Вот то-то и оно, что пахнет от него… противно, а он на нас даже не оборачивается!.. И драться явно не собирается… Внимаешь, что я тебе говорю?.. Явное противоречие между органолептическим опытом и социально-безопасным поведением испытуемого!!
«Ах, ты, – думаю, – тварь позорная!! И слов-то каких, гад, набрался заумных!! Ну ты погоди, щас ты у меня получишь от… испытуемого и опыт… органолептический, и… социально-опасное поведение!!
И как только этот кобель потянулся в очередной раз к моей штанине принюхаться, я с разворота и врезал ему под ребра носком сапога! Ох он и визжал, сроду я такого визгу не слышал, только теперь уже и разобраться-то нельзя было, что он там такое визжит – ясно только что что-то жалостное! А подруга его тявкает в ответ:
– Я тебе говорила!! Я тебя предупреждала, чтобы ты от этого живодера подальше держался!! А ты – органолептический опыт, органолептический опыт!! Вот и получил по своей органолептике сапогом!!
Тут даже у меня настроение изменилось!
«Жалко, – думаю, – я этой сучке тоже под брюхо не врезал, чтобы не доводила парня!»
Пошарил я незаметно глазами по дороге и слышу эта собачья подруга заскулила:
– Глянь, глянь! Этот изверг каменюку ищет!! Не иначе добить тебя хочет!! Давай я тебе помогу бежать… или хотя бы прикрою как!!
В общем, псины снова спрятались в подворотне, а я дальше пошел, хотя идти-то мне оставалось всего ничего – Сергуня-то в соседнем доме обретался.
Толкнулся я в обитую войлоком дверь – и дом и дверь он мне очень точно описал, поднялся на второй этаж и прошел по коридору в самый конец. Там нашел, как и было написано, дверку некрашеную и постучал. В два стука.
Сначала было тихо, и уж решил, что Сергуня или съехал, пока я до столицы добирался, или в лавочку вышел, но тут за дверью послышалось осторожное дыхание и тихий голос поинтересовался:
– Кто стучал?..
– Я стучал, – отвечаю, – Володьша…
А голос как зашипел:
– Тише, ты, Володьша из колодьша!!! Чего орешь, как на площади, щас открою!!
Дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы мне удалось протиснуться внутрь комнаты, и едва я перешагнул порог, снова захлопнулась, чуть не прищемив мне ногу! Сергуня, одетый в одно исподнее, бесцеремонно толкнул меня к сбитой из досок лежанке, заваленной какими-то тряпками, и негромко буркнув: – Садись, я щас, – потопал вглубь комнаты за занавеску.
Вернулся он минуты через три наряженный в странные рыжие штаны до колен и с большим кувшином в руке. Подтянув к лежанке, на которую я присел, пристроив свой мешок между ног, большой ящик, он поставил на него свой кувшин и снова скрылся за занавеской, но на этот раз появился почти тут же, и в руках у него были две кружки.
Поставив кружки на ящик, Заячий Зуб наполнил их из кувшина мутной жидкостью и неожиданно спросил:
– Ты давно в столице появился?..
– Вчера… – коротко ответил я, и Сергуня немедленно поднял свою кружку:
– За твой приезд!..
Мы чокнулись и выпили. В кружке у меня оказалась теплая кисловатая медовушка, довольно противная на вкус, причем вкус этот усугублялся полным отсутствием закуски.
– Рассказывай, что за работу ты мне подыскал! – Потребовал я, протолкнув медовуху в свой желудок.
– Щас, – кивнул головой Заячий Зуб, быстро наполняя кружки. Вновь подняв свою на уровень глаз, он бормотнул: – Со свиданьицем… – и опрокинул содержимое кружки себе в рот, не обращая внимания на то, что я к своей посуде не прикоснулся.
Когда его рука в очередной раз потянулась к кувшину, я перехватил ее в воздухе и потребовал:
– Сначала расскажи, зачем меня вызывал, а то такими темпами ты через десять минут вообще не сможешь говорить! А меня еще дела ждут!
– С чего это я разговаривать не смогу?! – Начал было он куражиться. – Я и после двух таких кувшинов разговаривать смогу, ты меня знаешь!!
Знал я Сергуню, ох как хорошо знал. Отличный он был парень… восемь лет тому назад, когда мы вместе работали в департаменте слухов и домыслов. Но уже и тогда с ним невозможно было иметь дела после четырех выпитых им кружек, а с возрастом, я думаю, это его свойство только прогрессировало. Видимо на моей физиономии отразились эти мои мысли, во всяком случае, увидев выражение моего лица, Заячий Зуб сменил тон.
– Ладно, раз ты спешишь, слушай…
Он как-то нервно вытер пальцами углы рта и заговорил:
– Я тут… это… с месяц, наверное, назад… ну… на службу поступил. – Он быстро глянул мне в лицо и уточнил. – В Надзорный приказ…
– Кем?!! – Немедленно перебил я его.
– Да… это не важно… – отмахнулся он, но я потребовал точного ответа:
– Важно, дружище, важно! Вдруг ты там… бродячей собакой работаешь?!
Он растерянно поморгал, не понимая, что я имею ввиду, но постепенно до него дошел смысл моего… обвинения, после чего Сергунина физиономия попунцовела до такой степени, что даже его конопушки стали незаметны.
– Ты чего?! – шепотом взревел он, выдергивая свою руку и снова протягивая ее за кувшином. – Ты… того, думай, что говоришь-то!!
Я снова перехватил его руку, и он снова ее выдернул, но к кувшину тянуться перестал. Вместо этого Заячий Зуб надулся и, отвернувшись от меня, быстро заговорил:
– Писарем я работаю… Переписываю разные бумаги, веду учет нештатных работников…
– Учитываешь бродячих собак?! – Не сдержался я.
Сергуня дернулся и снова повернулся ко мне:
– Ну что ты привязался к этим… бродячим собакам?! Ну что они тебе дались?!
– А то дались, что из-за них меня уже раз чуть не взяли… эти, ваши… гвардейцы!!
Он снова оторопело уставился на меня, а потом вдруг заявил:
– Я тебе свисток дам! Если опять собаки привяжутся, свиснешь и… все!
