Аквариум(СИ) - Фомин Олег

Настя осторожно и ласково прикоснулась к сознанию, словно легонько пожав руку теплыми пальцами. Стало полегче. На смену меланхолии шли ярость и жажда мщения.

— Валуев-то хоть не долго мучился? — спросил я.

— Нет. — хрипло ответил Бабушка. — Я, когда дверь захлопнул, он уже откинулся. Я, вообще, не знаю, как он смог через весь Сарай этого Урода протащить. Тот же его рвал всю дорогу, живого места не осталось…

— А ты? Борода в тебя из Вала в упор почти шмальнул. Как, вообще, выжил-то?

— Да он вскользь попал, — отмахнулся Бабушка, задирая грязный бушлат и майку. На боку краснел здоровенный, совсем свежий шрам. — Кожу с мясом чуть-чуть содрал, ни печенку, ни ребра не задел. Я остатками бальзама мазал, вон, видишь прошло почти. Ладно, херня! Меня по жизни еще и не так рвали.

Я покачал головой, сжал кулаки. Борода…

— Он когда последний раз приходил?

— Дня два назад где-то. Ночью тоже вроде, если по часам… Да я тут, Егор, сижу, наверх-то почти не вылезаю. День, там ночь, хрен его знает.

— Нету там больше ночей, Бабушка. — вставил я. — Один бесконечный серый день…

— Сначала почти каждую ночь в дверь ломился. — продолжил тот, видимо, не поняв, о чем я. — Я пару раз даже чуть не открыл, он словно прямо в голову залазает и руками управляет. Опомнился в последний момент. Потом поутих маленько. Раз в три дня начал являться. Присосался, собака, как банный лист к жопе… Вобщем, неделю где-то я здесь сидел среди мертвецов, потом решился все-таки. Утром вышел, похоронил, как надо. До темноты горбатился. Бок, сука, горит, а я копаю. Ладно хоть не припрыгал никто, повезло. Закопал глубоко, камней натаскал, сверху насыпал, чтоб этот не разрыл, кресты сколотил…

— Мы видели. — сказала Настя. — Это правильно. Людей надо хоронить по-человечески. Даже здесь…

Бабушка посмотрел на Настю. Во взгляде были очень необычные для его лица теплота и нежность. Словно старый дед, к которому наконец-то приехала любимая внучка.

— Настя. — мечтательно протянул он. — Молодец, Егорка! Такие подарки даже там, где мы жили, редко дарят, а уж здесь… Ты уж береги ее, сынок…

— Стараюсь. — ответил я. Сынок! Да, постарел дед, постарел…

Тот допил остатки кипятка и продолжил.

— А второй раз я вчера наверх вылез. Период же был на днях… Вылез и охренел. Вообще ничего не понял. Магазин, кстати, пустым оказался.

— Да. — сказал я. — Мы тоже охренели сегодня. Выключили наш мирок, Бабушка. Все, не нужен он больше никому. Причем, есть мнение, что это наш с Настей косяк.

— Не грузи, Егор. Не надо… — тихо произнес он.

Я посмотрел в прищуренные, столько всего в жизни повидавшие, глаза, позволил себе заглянуть чуть дальше, за них, и понял, что Бабушка давно для себя все определил. Он остается в Сарае до конца. Точка. Без вариантов. Смысла дергаться дальше он не видел. Что там — наверху, ему совершенно фиолетово. Он остается умирать… А сейчас Бабушка просто очень благодарен нам с Настей и рад нас видеть, просто, как что-то хорошее и человеческое на последней ступеньке жизни.

Он грустно улыбнулся. Кивнул. Прочел в моих глазах понимание, урка мой проницательный! На глаза снова навернулись слезы…

— Ну что, робяты! — с наигранной бодростью сказал он. — Еда-то у меня еще осталась с того периода. Что я тут один много съем? Так что давайте-ка помойтесь, вода еще течет, порубайте, да отдохните. Я так секу, вы сюда не по ровной дороге добирались. Вон, аж с ног валитесь. А там, потом и поговорим…

Тут он был прав. Сил почти не было. Шли долго.

— Бабушка. — улыбнулся я. — Ты мне пока топор наточишь? А то, столько говна срубил, затупился, бедный.

Лицо старика просияло счастливой улыбкой.

— Сделаем! В лучшем виде!

В холодном душе, я понял, что силы все-таки оставались. И у меня, и у Насти. Мы долго и страстно любили друг друга под потоками ледяной воды, и нам было жарко. Дикое напряжение последних часов подстегнуло чувства, так что спать мы улеглись только через час. Зато уснули сразу и крепко.

А разбудил нас Борода…

Громкие, глухие и ритмичные удары в металлическую дверь разносились по всему бункеру, невольно вызывая воспоминания о Дятле. Мы втроем молча подошли к стене, стальное полотно гулко вибрировало и ходило ходуном, но дверная коробка и засов держались крепко. Стояли, слушали смотрели на громыхающую дверь.

Мы с Настей закрыли сознание, чтобы раньше времени себя не обнаружить, но Бабушку Борода почуял почти сразу.

— Привет, старый! — раздался одновременно и за дверью, и в голове шепелявый, хриплый рык, знакомый только интонациями и оборотами речи. — Может сегодня хоть выйдешь, прогуляемся с тобой. Там снаружи так интересно — просто жуть. А я жрать хочу, как раз. Торжественно обещаю начать с правой ноги. Потом отпущу до следующей прогулки. Ну как, старый? Соглашайся! Я ведь один хрен до тебя рано или поздно доберусь.

— Пошел на хуй! — рявкнул Бабушка и завел свою не очень разборчивую, зато очень яростную пластинку по фене.

Я мысленно потянулся за дверь. Сильный. Может быть, даже сильнее Петровича, которого я считал пределом эволюции Уродов. Почему-то, кстати, с самого начала был уверен, что Борода в результате своей долгой трансформации превратится именно в такого вот, Уродо-сапиенса, а не в злобную и безмозглую тварь. Хотя он сейчас тоже, конечно, — тварь, но намного-намного опасней.

Молча развернулся, пошел натягивать снарягу.

— Ты что, Егор, ошалел совсем? — с громким шепотом бросился за мной Бабушка. — Да мы его даже втроем не завалим!

— Я с тобой! — вслед за ним сказала у меня в голове Настя.

— Нет! — решительно отрезал я.

— Не имеешь права теперь так рисковать, понял? — начала возмущаться она. — А если он тебя убьет? Мне… Нам, что делать?

Женщины… Сразу давят на главное.

— Настенька. — ответил я ей. — Я имею полное право завалить эту падлу, потому что она жестоко убила почти всех моих друзей. А тебе торжественно клянусь, что скоро вернусь живым и здоровым. Ну, что он мне сделает? Мы с тобой Анунахеров на раз-два замочили… Ну, почти на раз-два, а уж это недоразумение шепелявое… Личное это, пойми….

— Я понимаю, Егор, я же тебя насквозь вижу, блин! Но все равно — я с тобой!

— Нет. Не надо тебе ни смотреть на это, ни тем более, участвовать. Все, разговор окончен.

Настя обиженно надулась. В режиме мысленного обмена это выглядело довольно забавно.

— Что ты ржешь, засранец?! — еще больше раздухарилась моя любимая, но я чувствовал, что она уже сдалась. — Только попробуй там, хоть поцарапайся!

— И не таких валил, дед. — ответил я вслух Бабушке. — Не переживай. Месть — благородное дело.

— Это да! — протянул Бабушка. — Ответить петушок должен по любому! Но ты точно уверен?..

— Да.

За толстой сталью дверного полотна — тишина. Но он там. Притаился, ждет. Багровая аура извращенного и уже очень далекого от человеческого сознания светится в темноте коридора. Меня не чувствует, я закрылся наглухо, а вот подошедшего со мной к двери Бабушку определил сразу. Орать на этот раз не стал. Бесшумно переместился ближе, весь подобрался, исходя волнами нетерпения и голода, похож на сжатую до предела пружину.

— Приготовься захлопнуть, — очень-очень тихо, наклонившись прямо к уху деда, прошептал я.

Снял тяжелую цепь с крюка, особо не таясь, бесшумно все равно не получится. Взялся за выступающую планку засова, чуть сдвинул. Багровая пружина за дверью сжалась еще сильнее. Я посмотрел на Бабушку, тот кивнул, и я резко выдернул засов из паза.

Тысячная доля секунды, и дверь распахнулась в темноту, подчиняясь мощному рывку из коридора, в проеме мелькнула огромная угловатая фигура, а воздух сверху вниз со свистом прорезал полукруг страшного удара когтистой пятерни. Радиус этого полукруга был метра полтора, скорость — просто убойная. Не увернулся бы даже самый натренированный японский ниндзя, развалился бы на две половины со всеми своими нунчаками и сюрикенами. А я увернулся. Я не ниндзя, я — Егор. Очень быстрый Егор. Плавно уклонился вправо и в развороте ударил ногой прямо в центр туловища, облаченного в бронежилет. Хорошо ударил. Борода ухнул вырвавшимся из легких, или что там у них внутри, воздухом и отлетел метров на пять вдоль правой стены коридора, с треском ломая ржавые костыли, на которых покоились толстые черные кабели.