Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес"

— Разве? — спросил Хатори. — Мне кажется, ничего необычного во мне нет. Ну, кроме цвета волос и глаз, конечно.

— Я не могу ответить тебе, чем именно, — улыбнулась Марик. — Но ты, наверное, понимаешь, что я за свою жизнь перевидала сотни мужчин. Большинство из них слились для меня в один безликий, неинтересный образ — одни и те же чувства, поступки, слова, жесты, мысли. Но ты отличаешься от них всех.

Хатори вспомнил, как подобные слова произнесла во время встречи в парке Иннин.

— Мне кажется, вы мне льстите, госпожа, — сказал он. — Ничем я от остальных не отличаюсь, и мне странно слышать, как вы и... ещё один человек называете меня необычным. А если и отличаюсь, так в худшую сторону — менее образован, менее утончён.

Потом он подумал, что эти её слова, возможно, относились к Энсенте Халии — кто знает, каким там он получался из писем Хайнэ — и замолчал.

— Я думала, что всё будет немного по-другому, — вдруг произнесла Марик. — Но всё получилось так, и я ничуть об этом не жалею.

Хатори не мог сказать того же о себе, однако улыбнулся и запечатлел на её губах поцелуй.

— Мне пора, — мягко произнёс он какое-то время спустя. — Я не могу остаться здесь на всю ночь.

— Да, конечно, — ответила Марик, и в голосе её послышалась грусть, но удерживать его она не стала.

Обратно Хатори возвращался пешком.

Он проскользнул в дом через двери для слуг, поднялся наверх, расстелил постель.

Хотел побыстрее снять одежду — она вся пропахла женскими духами — однако, прикоснувшись к поясу, вдруг услышал то, что заставило его замереть на месте.

Чужое ровное дыхание.

Хатори развернулся, посмотрел на постель, обычно пустовавшую, так как Хайнэ расстилал свою у окна, скользнул взглядом по маленькой фигурке, темневшей среди белых подушек. Потом, не говоря ни слова, подошёл к кровати, сгрёб брата в охапку, пронёс через всю комнату и уложил его на матрас рядом с собой.

Он не стал спрашивать, как получилось, что Хайнэ оказался здесь — получилось и получилось. Главное, что это так. И это было именно то, что нужно, может быть, даже жизненно необходимо.

— Завтра же вернёмся домой в Арне, — сказал Хатори, перевернувшись на спину и притянув Хайнэ к себе. Уложив его голову к себе на грудь, он крепко обнял его и закрыл глаза. — А теперь спать, да?

Хайнэ в его объятиях не шевелился, но чувствовалось, что он напряжён.

— Неудобно? — спросил Хатори. — Не можешь так уснуть?

Он с сожалением расцепил объятия. После часов, проведённых с чужой и незнакомой ему женщиной, ему хотелось проспать остаток ночи вот так — прижимая к себе другое существо, родное и привычное, близкое. Но если Хайнэ неудобно, его можно понять, они никогда не спали вот так.

Однако брат не стал отодвигаться — только положил локти ему на грудь и чуть приподнял голову.

Открыв глаза, Хатори встретил его неподвижный взгляд.

— Спи, — повторил он и погладил его по волосам.

Волосы были длинные, чёрные… наверное, такие же должны были быть у Иннин, когда она их распускала.

Подавив вздох, Хатори снова попытался уснуть.

Однако когда это ему уже почти удалось, Хайнэ вдруг подал голос:

— Ну и как всё прошло? Она ни о чём не догадалась?

— Нет, — сказал Хатори.

— Даже не заподозрила ничего? — продолжил Хайнэ после паузы. — Не почувствовала, что что-то не так? Точно? Ты уверен?

— Я же сказал, что нет. Можешь не беспокоиться.

Брат замолчал.

Хатори снова обнял его и расслабился, на этот раз почти что погрузившись в сон, однако голос брата снова настиг его на границе между полусном и реальностью.

— Расскажи мне.

— Что, м-м-м? — спросил Хатори сонно.

— Не насмехайся надо мной, пожалуйста.

Хайнэ произнёс это очень тихо, однако таким тоном, что остатки сна моментально слетели с Хатори, и ему ничего не оставалось, кроме как открыть глаза.

— Что тут рассказывать, Хайнэ, — сказал он, посмотрев в потолок. — Ты сам всё понимаешь. Ты про это книжки пишешь.

— Ну так то книжки, а то реальность! Я же вечно переживаю, что пишу неправду, — Хайнэ засмеялся, но смех его показался несколько наигранным. — Развей мои сомнения, расскажи, как оно на самом деле!

Хатори какое-то время молчал.

— Не хочу, — наконец, сказал он.

— Но это я устроил тебе это свидание! — Голос Хайнэ стал на полтона выше. — Я имею право, по крайней мере, знать!

Он как будто начал дрожать, и Хатори, стиснув его плечи, посмотрел ему в глаза.

— А я исполнил твою просьбу, хотя это было для меня не то чтобы очень легко, и имею право, по крайней мере, оставить подробности при себе, — раздельно проговорил он, однако брат не успокоился.

— Я не просил тебя спать с ней!!! — закричал он, и Хатори вдруг увидел в его глазах то, чего не ожидал увидеть никогда — лютую злобу и ненависть.

Он отодвинул Хайнэ в сторону, сел на постели, выпрямив спину.

— А что, прости, ты рассчитывал, что мы будем делать? — спросил он, прищурившись. — Пить чай всю ночь? Ты сказал: «Хочу, чтобы это поскорее закончилось». Я дал ей то, чего она хотела. Думаю, на этом всё завершится, и твоё лицо будет спасено.

— Это неправда! — закричал Хайнэ, и его всего затрясло. — Неправда, что ей нужно было от меня только это!..

Хатори испугался, что он снова зарыдает и, обхватив его за плечи, с силой прижал к себе.

— Ты же преподнёс всё это как неловкую ситуацию, в которую умудрился вляпаться по собственной глупости, — произнёс он, стараясь говорить спокойно.

Хайнэ внезапно прекратил трястись и обмяк в его объятиях.

— Да. Да, так всё и было, — выдохнул он.

— Тогда в чём дело?

Какое-то время брат молчал.

— Мне просто обидно, — наконец, проговорил он едва слышно. — Что у тебя теперь всё было, а у меня не было и никогда не будет. Ты теперь знаешь то, чего мне никогда не узнать. Ты… ты теперь совсем другой, не такой, как я.

Хатори испустил вздох не то облегчения, не то досады —  этого он не понял сам.

— Да ну, Хайнэ, что за глупости, — проговорил он, снова опускаясь на постель. — Что во мне могло измениться? Я остался таким же, как прежде.

Брат смотрел на него и улыбался горькой улыбкой.

— Возможно, тебе будет легче, если я скажу, что предпочёл бы, чтобы этого не произошло, — сказал Хатори. — Для меня бы не было проблемой оставаться девственником до конца жизни. Может, я этого и хотел бы.

— Почему? — выдохнул брат.

— Не знаю, — пожал плечами Хатори. — Не могу тебе объяснить.

В глубине души он знал, что первая ночь принесла ему ощущение горечи и неправильности, а ещё какой-то безвозвратной потери.

Но также он знал, что не станет зацикливаться на этом чувстве, и что наутро всё снова будет хорошо.

Глупо было жалеть о том, чего уже не изменишь.

— Ладно, Хайнэ, давай всё-таки поспим, — предложил Хатори, подложив руку под голову. — Хотя бы пару часов до рассвета.

Хайнэ опустился на постель рядом с ним и лёг, уткнувшись лицом в его предплечье.

Небо за окном уже начинало светлеть.

***

Хайнэ сумел разлепить глаза, лишь когда на улице забрезжил яркий свет, и солнце хлынуло через незанавешенные окна золотой волной.

Веки были тяжёлыми, точно налитые свинцом.

Он с трудом припомнил события предыдущего дня; всё это казалось произошедшим в каком-то далёком, туманном сне, или, может быть, тысячу лет назад.

День этот был огромным и нескончаемым, как вечность, как чья-то жизнь — чужая жизнь, потому что всё это, верно, происходило не с ним.

Потому что не мог он добровольно сделать то, чего боялся с самого начала, чего избегал, используя все возможные уловки, из-за чего ссорился с братом и готов был пойти на самый недостойный поступок.

Сам, своими руками толкнул Хатори в её объятия…

Но это было правдой; аромат духов, волос и кожи Марик, которыми пропиталась одежда брата, говорил об этом яснее ясного.

Хайнэ приподнялся на постели, сел, опираясь на дрожащие руки, и поглядел на эту одежду на теле мирно спящего брата. Тот опять лёг спать, не раздеваясь — как же Хайнэ всегда раздражала эта привычка, невероятно выводила из себя…