Вершители Эпох (СИ) - Евдокимов Георгий

— Голодный? — полу-заботливо осведомляется Джон, пока официант отрицательно мотает головой. — Жалко.

— Ничего. Пара тысяч лет — и привыкаешь к голоду. Правда, ничего страшного.

— Дашь закурить?

— Не-ет, — смеётся Юнмин, и Джон узнаёт его, этот смех. — Я думал, ты перестал. Я вот перестал. Почти. Кстати, та зажигалка с тобой? «Смерть — ещё не конец», или как там?

— Наоборот, «Жизнь — только начало».

— И что по этому поводу думаешь?

— Думаю, что Эдвин Рокс никогда такого не говорил, кем бы он ни был, — признаётся Джон, утопая в кожаной обивке. — Маркетинг, и всё.

— Почему тогда носишь? Память? Или как какой-то смысл?

— Напоминание. Ношу, потому что не всегда обязательно о чём-то знать, чтобы это любить. Как жизнь.

— Мудро, — шутит Юнмин, доканчивая мороженое.

— Не смейся, — улыбается Джон. — Сначала поживи с моё, а потом уже…

— Кстати, сколько тебе?

— Не считал.

— Я тоже… А ей?

— Не больше двухсот.

***

Что-то произошло. Она почувствовала это всем своим нутром, каждой клеточкой тела и каждой частичкой силы. Нервозно затрещала татуировка, сдавил вены красный куб… Внешне ничего не случилось — она всё так же отступала под атаками Энью и Харао, всё так же наносила контрудары, выводя то одного, то другого из строя на пару секунд. Показалось, что мир изменился, будто потерял какую-то одну, неважную, но всё-таки существующую до этого момента краску. Заглянула в белый мир — нет, не показалось — там, далеко, в перипетиях киноплёнки замерцали белым пустоты, пробелы судьбы, то, что она не могла предугадать. И теперь именно эти мелкие, неминуемо приближающиеся просчёты могли стоить ей жизни. Нет, ей было наплевать на это, но её жизнь ставила под угрозу Джона, а этого она допустить не могла. Нужно было что-то делать, делать срочно, так что она решилась на риск: просмотр плёнки белого мира стоил ей времени, небольшого, но всё-таки стоил, так что она отбросила его, положившись только на свою интуицию, навыки и опыт. И этот риск Вайесс тоже выбирала сама, что бы потом Джон ни сказал, как бы ни возмущался, риск был оправдан, целиком и полностью оправдан. Она глубоко вздохнула и сжала рукоять так сильно, что на гарде показалась трещина. Вайесс высвобождала те ощущения, когда убивала в стеклянном лесу, когда убивала в иллюзии города, убивала в походе с Волонтёрами… А потом она вспомнила, как до этого убивала гораздо больше, в бессчётном количестве не-своих жизней, в бесконечных сражениях, полных только отчаяния, запаха смерти и тлена.

Вскинулась наполненная мощью рука, налились венами и чернотой мышцы, ушла за вторую половину лица рокочущая татуировка, перекрывшая второй глаз. Меч с грохотом прорезал пространство. Взвились клубы дыма и камней, откололся и упал треугольный, филигранно отрезанный кусок стеллы. Что-то живое пошатнулось и упало, утягивая за собой скрутившиеся цвета — Инно, неудачно попавший под атаку. Следом Энью и Харао атаковали одновременно, и Вайесс присела на колено, принимая удары на оба лезвия и вибрацией отбрасывая врагов в стороны. Тело кишело всплесками силы, иногда вырывающимися наружу и заставлявшими воздух дрожать, как от июльской жары. Харао взревел и бросился обратно, но Вайесс только вытянула руку, и его отбросило назад волной черноты и острых углов.

— Я же говорила, стоит только быть немного быстрее, — бесцветным тоном сообщила она себе. — Ну и постараться, конечно.

***

— А она неплохо справляется, — замечает Юнмин, вытянув шею и смотря в запотевшее окно: снаружи жарко, а здесь пара кондиционеров. — Сам учил?

— Частично.

— Частично?

— Она будто создана для этого, — сложил руки на груди Джон. — Сам иногда удивляюсь, как интересно шутит Вселенная.

— Тебе жаль её?

— Нет.

— Тогда что?

— Горжусь, — ответил Джон. — Горжусь, что она сама встала на этот путь, каким бы он ни был и куда бы ни привёл в итоге. Это то, что ей всё это время было нужно, я считаю. Кажется, она тоже так думает.

— М-м, — одобрил Юнмин, поднимаясь и накидывая пальто, потом шляпу. Пальто было чёрным, но укороченным, так что для низкого парня смотрелось очень даже солидно. — Пойдём, пройдёмся.

— Почему нет, — Джон тоже поднялся, кряхтя. Потом накинул чёрную мантию с капюшоном и повязал вокруг такой же чёрный вязаный шарф.

— Тебе идёт, — удивился Юнмин. — Даже странно. Не помню, чтобы ты разбирался в моде. А-а, она выбирала?

— Да, — признался Джон. — Она разбирается.

— Вот как… — Может, ему показалось, но во взгляде Юнмина, вроде как, промелькнула и тут же пропала искорка зависти. — Ну что, куда?

— Выбирай сам. Главное, не в парк.

***

Энью плакал. Нет, не тот, что стоял сейчас перед ней во весь рост, невозмутимый и готовый умереть, но не сдаться. Плакал тот, что внутри, плакала его старая душа, изломанная, исстрадавшаяся. А теперь он был просто Вершителем, таким, каким хотела видеть его Вселенная, и каким не хотел его видеть больше никто. Вайесс демонстративно повернула оружие горизонтально и встала в боевую стойку, в то же время движением руки запечатывая рвущегося на волю Харао в коконе из роющихся змеями чёрных щупалец. Ним выкрикивал что-то, барахтался, понемногу увязая в собственном страхе, пока Энью и Вайесс стояли друг напротив друга, обмениваясь взглядами.

— Ты убил её, да? — она начала подходить ближе, шаг за шагом, держа обе руки на рукояти. — Ты убил Энн?

Ответа не последовало, только приглушённое хлюпанье и давление воздуха от трясущегося в дрожащих руках меча. Вайесс узнала эту стойку — самая первая, которую он всегда использовал в начале боя, так что она перехватила меч и завела его за шею, выдвинувшись коленом вперёд и готовясь обороняться.

— Я не буду использовать магию, — вдруг выпалила она, в то же время удивляясь своим собственным словам. Но это было её искупление, и она — неординарность, неподчинение — отдавалась на волю случая. — Чтобы наши силы были равны. Так будет честно.

Энью промолчал, но дёрганье меча прекратилось, и он выставил остриё вперёд, приставляя обеими руками рукоять к собственной груди. Вайесс начала двигаться вперёд, сокращая расстояние. Меч был тяжелее, чем обычно, но, благодаря тренировкам, ненамного. И даже притом, что теперь ей не могло помочь ничего, кроме знания основ и собственного опыта, не было ни волнения, ни, тем более, страха. Только подъедало сердце осознание, что придётся направить меч на собственного ученика, и это после всех лет избавления от жестокости и обретения себя… На самом деле, после того, как Фабула изменил её, заставил смотреть на мир шире, чем собственное эго и больная память, показал, что не всё предопределено и из самого дерьма всегда можно выйти победителем, она хотела показать то же самое Энью.

— Это я виновата, — твёрдо ответила Вайесс собственным мыслям. — Я забыла, что чувствуют люди. Я не понимала, что ты чувствуешь после всего, что я с тобой делала, после той судьбы, по которой я тебя повела.

— Ненавижу. Зачем, — проскрежетал зубами Энью, впиваясь ногтями в рукоять. — Если бы ты не появилась, если бы вас не было в том городе, если бы вас не было, Энн была бы жива, учитель был бы жив, ничего бы не случилось. Ненавижу! Хватит!

Вайесс еле успела уйти влево, уводя в сторону метящее в шею лезвие, но напор был таким сильным, что её чуть не сбило с ног. Она прямо чувствовала, как растёт в нём ненависть, как пожирает невидимой пастью злость на целый мир, на то, через что ему пришлось пройти, на недовольство, желание исправить то, что случилось, на стыд и горечь поражений. Вайесс знала это чувство, понимала его, как, наверное, не может понять никто другой, но ничего не могла с этим сделать. Это был его выбор, выбор не Вершителя или воина, а просто человека, не сумевшего перешагнуть через потерю. Она глубоко вдохнула и, задержав дыхание, плавно перехватила меч в атакующую стойку, приставив гарду к левому бедру. Энью атаковал снова, но она, дважды отбив удар вправо, с разворота ударила ногой, целясь по рёбрам. Он успел отскочить, но получилось опасно.