Первый закон. Трилогия - Аберкромби Джо

– Байяз сдержал свое слово. Через какое-то время Срединные земли были объединены, Гарод стал их первым верховным королем, и зародился Союз.

– И что потом?

– Байяз оставался главным советником Гарода. Все наши законы и установления, устройство нашего правительства – все это, говорят, изобретено им и претерпело лишь немногие изменения с тех далеких дней. Байяз основал закрытый и открытый советы, он сформировал инквизицию. После смерти Гарода он покинул Союз, но пообещал однажды вернуться.

– Понимаю. Что из этого является правдой, по вашему мнению?

– Трудно сказать. Маг? Волшебник? Чародей? – Старик посмотрел на колеблющееся пламя свечи. – Для дикаря вот эта свеча покажется магией. Очень тонкая черта отделяет магию от мошенничества, не так ли? Но Байяз был очень умным человеком, и это факт.

«Все бесполезно».

– А что было до того?

– До чего?

– До Союза. До Гарода.

Старик пожал плечами.

– Во времена темных веков мало заботились о ведении летописей. Мир лежал в хаосе после войны между Иувином и его братом Канедиасом…

– Канедиасом? Мастером Делателем?

– Ну да.

«Канедиас. Он смотрит на меня со стен моей маленькой комнатки в подвалах очаровательного домика Секутора. Иувин лежит мертвый, а одиннадцать его учеников‐магов идут мстить за него. Я знаю эту историю».

– Канедиас, – пробормотал Глокта. Образ темной фигуры с языками пламени за спиной четко стоял в его мозгу. – Мастер Делатель. А он существовал в действительности?

– Трудно сказать. Он находится посередине между мифом и историей, я полагаю. Возможно, в его истории есть некое зерно истины. Кто-то же построил эту здоровенную чертову башню, а?

– Башню?

– Ну да, Дом Делателя! – Старик обвел жестом комнату вокруг себя. – Говорят, все это построил тоже он.

– Что, и библиотеку?

Старик рассмеялся:

– Весь Агрионт. По крайней мере, скалу, на которой он стоит. И Университет тоже. Он построил его и назначил первых адептов, чтобы помогали ему в работе, в чем бы она ни заключалась, и проникали в природу вещей. Мы все ученики Делателя, хотя я сомневаюсь, что об этом знают там, наверху. Он ушел, но работа продолжается, так?

– В каком-то смысле. А куда он ушел?

– Ха! Он мертв. Ваш друг Байяз убил его.

Глокта поднял одну бровь.

– В самом деле?

– Так гласит предание. Вы не читали «Падение мастера Делателя»?

– Эту чушь? Я считал, что там одни выдумки.

– Так и есть. Эффектная дешевка, но она основана на писаниях того времени.

– Писаниях? А что-нибудь из подобных вещей уцелело?

Старик прищурил глаза:

– Кое-что.

– Кое-что? И они есть здесь, у вас?

– Да. Особенно интересен один документ.

Глокта твердо посмотрел в глаза старика и произнес:

– Принесите его мне.

Древняя бумага хрустела в пальцах адепта-историка, когда тот осторожно разворачивал свиток и расстилал его на столе. Желтый морщинистый пергамент с обтрепавшимися от возраста краями густо покрывали неразборчивые письмена – странные, совершенно непонятные для Глокты.

– Что это за язык?

– Древний язык. Лишь немногие теперь могут прочесть его. – Старик указал на первую строку. – Здесь написано: «Повествование о падении Канедиаса, третий из трех».

– Третий из трех?

– Из трех свитков, я предполагаю.

– А где еще два?

– Утрачены.

– Хм.

Глокта взглянул в бесконечную тьму книгохранилища: «Удивительно, если хоть что-то не пропало в этих дебрях».

– О чем здесь еще говорится?

Старик-библиотекарь вгляделся в непонятные письмена, скудно освещенные трепетным светом единственной свечи. Он провел дрожащим пальцем по пергаменту, беззвучно шевеля губами.

– «Велика была их ярость».

– Что?

– Это начало: «Велика была их ярость». – Он медленно принялся читать: – «Маги преследовали Канедиаса, обратили в бегство верных ему. Они разрушили его твердыню, обратили в руины его дома и перебили его слуг. Сам Делатель, тяжко раненный в битве с братом Иувином, нашел убежище в своем Доме». – Старик развернул следующую часть свитка. – «Двенадцать дней и двенадцать ночей маги обращали свой гнев на врата, но не могли оставить на них следа. Затем Байяз нашел путь внутрь…»

Адепт разочарованно провел рукой по пергаменту: сырость или что-то еще оставило на нем пятно, так что знаки в следующих строках расплылись и их невозможно было прочесть.

– Я не могу разобрать… – проговорил он. – Кажется, что-то насчет дочери Делателя…

– Вы уверены?

– Нет! – отрезал старик. – Не хватает целого куска!

– Тогда оставьте его! Читайте с того места, где вы можете быть уверены.

– Хорошо, посмотрим… «Байяз преследовал его до самой крыши и сбросил его оттуда». – Старик шумно прокашлялся. – «Делатель упал, пылая огнем, и разбился о мост, что был внизу. Маги искали Семя вверху и внизу, но не нашли его».

– Семя? – недоуменно переспросил Глокта.

– Больше здесь ничего не написано.

– Какого черта это может значить?

Старик откинулся на спинку кресла. Он явно наслаждался редкой возможностью побеседовать на тему, которую знал досконально.

– Это означает конец эпохи мифа и зарождение эпохи разума. Байяз, маги – они олицетворяют порядок. Делатель же – фигура богоподобная: суеверие, невежество, я не знаю, что еще. В его образе должна быть доля истины. В конце концов, кто построил эту здоровенную чертову башню?

И он разразился дребезжащим смехом.

Глокта не нашел в себе сил указать адепту, что он уже изрекал эту самую шутку несколькими минутами раньше.

«И она уже тогда была несмешной. Повторение – проклятие старости».

– Так что же там про Семя?

– Не знаю. Магия, секреты, могущество? Это метафоры.

«Метафоры не произведут впечатления на архилектора. Особенно такие туманные».

– Больше там ничего нет?

– Есть еще небольшое продолжение, давайте-ка посмотрим… – Старик снова опустил взгляд на письмена. – Он разбился о мост, они искали Семя…

– Да, да, все это уже было!

– Терпение, инквизитор! – Сморщенный палец старика водил по строчкам. – «Они запечатали Дом Делателя. Они погребли павших, в том числе Канедиаса и его дочь». Это все. – Он вгляделся в страницу, его палец дрожал на последних буквах. – «И Байяз взял ключ». Это все.

Брови Глокты взлетели вверх.

– Что? Что там было в последней фразе?

– Они запечатали врата, погребли павших, и Байяз взял ключ.

– Ключ? Ключ от Дома Делателя?

Адепт-историк сощурился и еще раз взглянул на страницу.

– Так здесь написано.

«Но никакого ключа нет! Башня уже много веков стоит запечатанная, все это знают. У нашего самозванца ключа не окажется, не сомневаюсь. – По лицу Глокты медленно разлилась улыбка. – Конечно, слабо, очень слабо, но если подать все как следует, если правильно поставить ударение, и этого может хватить. Архилектор будет доволен».

– Я заберу это с собой. – Глокта подтянул к себе древний свиток и начал сворачивать его.

– Что? – Глаза адепта расширились от ужаса. – Вы не можете!

Шатаясь, он с огромным трудом поднялся с кресла – даже Глокте это движение далось бы легче. Ворон снялся с места одновременно с хозяином и принялся неуклюже описывать круги под потолком, хлопая крыльями и яростно каркая. Но Глокта игнорировал их обоих.

– Вы не можете взять его! Это невосполнимо! – хрипло причитал старик, безнадежно пытаясь перехватить свиток.

Глокта широко развел руками:

– Остановите меня! Ну, что же вы? Мне бы хотелось на вас посмотреть! Только представьте себе – мы, двое калек, барахтаемся среди книжных полок, вырываем друг у друга древний клочок бумаги, а ваша чертова птица летает над нами и гадит на нас! – Он захихикал. – Не слишком достойное зрелище, вы не находите?

Обессиленный адепт-историк рухнул обратно в кресло, тяжело дыша.

– Никому больше нет дела до прошлого, – прошептал он. – Они не видят, что без прошлого нет будущего.