Рожденная жить - Соврикова Ольга

Все дела по дому мы делали сами, но воспитывала меня бабушка как леди. Заставляя правильно говорить, ходить, есть, сервировать стол, читать, писать и даже танцевать. Единственное, что я не умела, и этим сильно расстраивала бабулю, это ездить верхом, но моей вины в этом не было. Состояние нашего капитала не позволяло нам купить и содержать лошадь. Ах, как я сердилась на нее за то, что она не пускает меня на улицу, за эти бесконечные уроки и поучения. Я считала, что она слишком строга со мной, слишком много заставляет делать по дому и в саду. Какая же я была глупая.

Когда мне исполнилось десять лет, мое детство кончилось. Заболела и умерла бабушка. Как высокородную сироту, меня взяло под свою опеку королевство. Вот тогда-то я и узнала, что бабушка Виолетта подавала прошение королю о присвоении мне, как последней наследнице древнего рода, титула — виконтесса Декарни с возможностью его передачи моим будущим детям. Буквально перед смертью ею было получено такое разрешение, но повлиять оно уже ни на что не могло. Денежное довольствие, получаемое нами ранее, стали переводить в приют, в котором были обязаны содержать меня до совершеннолетия. И если нам с бабулей на жизнь хватало, то приюту этого было катастрофически мало. Именно в следующие пять лет я поняла, как любила и баловала меня женщина, заменившая мне мать, и как тяжело она для этого работала. Тогда, нося обноски и драя бесконечные полы и кастрюли, получая тычки и затрещины, таская неподъемные тяжести, я четко осознала, чем отличается настоящая леди, например, такая как моя бабушка, от обычной хамки, получившей власть и считающей себя таковой. Работали все дети, находящиеся в приюте, — шили, вышивали, ткали гобелены, обслуживали воспитателей и начальство. Воспитателями работали обычные гувернантки, не сумевшие пристроиться в богатые семьи, и, наверное, поэтому хуже всего они относились к титулованным воспитанникам. Именно их унижали и заставляли прислуживать себе чаще всего. А с каким удовольствием одна из них каждый день находила жертву для телесных наказаний. В те годы мне казалось, что это никогда не закончится.

Но я росла, становилась очень хорошенькой, начинала привлекать внимание. С четырнадцати лет у меня появился поклонник, сам начальник приюта. Сначала мне вышло послабление с работой, затем ко мне перестали применять телесные наказания, но чуть ли не через день вызывали в его кабинет для поучительной и наставительной беседы. Этот толстый, стареющий, лысый мужик, вечно воняющий перегаром, пытался в течение пары циклов очаровать меня подарками. Затем в ход пошли угрозы, следом тяжелая работа и наказания. Я выдержала все. Руки, после одной из его попыток меня прижать, он не распускал, ибо моя угроза покончить с собой его напугала. Все же я была виконтессой Декарни, и расследование моей смерти королевской комиссией его не прельщало. А по своей воле я ему не поддавалась.

Он терпел целый год, а потом поздравил меня с пятнадцатилетием и сделал «подарок». Отправил по разнарядке работать служанкой в приграничную крепость. Имея титул, я никак не могла попасть туда, но бумаги, удостоверяющие мое высокородное положение, сгорели во время небольшого пожара в его кабинете и при восстановлении всех документов почему-то потерялись именно они, и я отправилась как дочь разорившегося, безземельного купца, оказавшись в итоге в роли бесправной служанки. Еще по дороге я, как могла, испортила свое платье, волосы, ногти, испачкалась и стала выглядеть мелкой худенькой замарашкой тринадцати лет. Человек, который меня сопровождал, сочувствовал моему положению и не стал меня разоблачать. В крепости поворчали насчет никому не нужной обузы и… приставили к работе. Внимания стражников и слуг я избежала, но как же порой хотелось поесть вдоволь и отмыться дочиста. Я считала дни до своего совершеннолетия, ведь именно тогда я могла уйти на все четыре стороны. Но за полгода до моего дня рождения в крепости начали происходить странные события. Менялось поведение людей, их отношения между собой, изменилась и моя жизнь. Однажды в кабинете командира я попалась на глаза молодому магу и услышала от него:

— Так… И кто у нас тут сияет такой звездочкой? Ну-ка, дитя мое, поднимись и подойди ко мне.

Мое тело послушно исполнило эту команду, и вот уже спустя мгновение я, испуганная, стояла перед закутанным в мантию человеком. Рассмотрев меня со всех сторон, он радостно потер руки и произнес:

— А ведь ты отпрыск семейства Декарни, я знал твою прапрабабку, ты точная ее копия! Ручку дай. — Поработав минутку с моей кровью, он подтвердил: — Да, я не ошибся. Ты потомок древнего рода. Сильная кровь. Сильная личность. Именно то, что мне нужно на данный момент. Боги благоволят ко мне!

Вот после этого жизнь закончилась, и пришла боль.

И не просто боль, а БОЛЬ!

Она показала мне, как мало я знала о жизни, как мало я знала о боли и о том, что может выдержать человек. Изо дня в день, из часа в час была только она и воркующий от удовольствия голос мага, древнего мага. Да, из его объяснений и разговоров со мной и самим собой я знала, что в теле молодого и глупого мага новая сущность: древняя, могущественная и безумная.

Сначала мне казалось, что я долго не выдержу, но дни шли, а я все жила. Все реже осознавала, что со мной происходит, но жила. Однажды что-то изменилось. У мага появились новые собеседники. Они ровным рядком располагались на стене. Следующее, что я помню, — это глаза напротив меня, полные боли и сострадания. Пришло понимание того, что один из них сегодня вместе со мной, что ему больно не только за себя, но и за меня тоже. Именно в этот день маг разошелся не на шутку, тестируя свои яды и другие средства. Именно в этот день мужчина рядом со мной умирал несколько раз, а приходя в себя после магического толчка хозяина подземелья, буквально впивался в меня глазами, и я держала его взгляд так долго, как могла. Тогда мы выжили оба. Довольный результатами безумец ушел. Боль волнами накатывала на мое измученное тело, но в этот раз я была не одна. Мы были вдвоем и держались за руки. Я не одна!

Затем неожиданно пришло облегчение и сон. Не скоро я поняла, что все закончилось, но все-таки поняла.

Я очнулась не при свете магических светлячков, а в светлой комнате, рядом со мной стояла девушка, а в раскрытое окошко которой врывался прохладный, но такой освежающий ветерок, который приносил мне ни с чем не сравнимое облегчение. Как же хорошо жить, но как же страшно! Стоило только чужим рукам коснуться моего тела, как я вспоминала, что чужие руки — это БОЛЬ! От них нужно избавиться, избавиться как можно скорее! Я делала все, что могла, старалась изо всех сил, чтобы больше никто чужой не мог ко мне подойти. Было больно. Болело все, во что превратились мои ноги и руки. Неожиданно рядом со мной появился ОН! Его глаза, его руки, его голос успокаивали меня. Его объятиям я доверяла. Его глаза не могли лгать, пока я смотрела в них, я верила, что все будет хорошо. Верила словам о том, что он не оставит меня, что я его девочка, и только его, что именно я отныне держу его в этой жизни.

Впервые после смерти бабушки я доверилась другому человеку и решила — если не он, то никто больше. Никому больше не поверю ни в чем! Он один — отныне и навсегда.

Затем был алтарь и богиня, которая пообещала мне исцеление через боль. Но эта боль была очищающей. Она освободила мое тело и мой разум. Поведала обо всем, что я пропустила в беспамятстве и бреду. Я узнала имя своего единственного и его друзей, жрицы, проводившей ритуал и спасшей нас всех, увидела лик богини и испытала перед ней благоговейный трепет, восхищение и поклонение.

Я стала лучше, чем была. Исчезли переломы и шрамы, не стало болезненной худобы, и только волосы богиня оставила искриться, как белый снег, напоминанием о том, что жизнь не вечна. Они все стояли передо мной, улыбаясь радостно, от души. Они все сделали для меня так много! Всю жизнь я буду благодарна им, но именно он, Владли, без раздумий подхватил меня в свои объятия. Именно ему, не размышляя ни минуты, я дала согласие на вечный брак, объединение наших сердец. У меня появилась новая и единственная цель, чтобы жить. Солнце мое, моя душа, моя жизнь, мой Владли. Отныне и навсегда…