Клоп (СИ) - Шананин Илья

Раграп встретил детей тепло (имея в виду не то, как встречали хозяев некоторые драконы с порцией огня). Вид у скифа был по-прежнему обиженно-сердитый в силу природного строения. Когда он увидел ребят, стал интенсивно кружить вокруг, чуть не сбивая тех с ног, навернул, наверное, дюжину кругов и все не хотел останавливаться. Таких эмоций от этого создания сложно было ожидать, похоже, после встречи с ребятами его жизнь кардинально поменялась, на заводе о нем достойно заботились.

Джозиз особенно не терпелось полетать. Когда на скифе затянули все ремешки сбруи и облаченные в костюмы сестры Прелтит взобрались на него, тот как подстегнутый взмыл в небо, где, прорезая воздушные массы, сразу стал выполнять сложные трюки.

Посмотреть на полет скифа собрался небольшой народ. Другие драконы сразу остались в стороне. Когда Раграп приземлился, девочки впервые за период последних смут выглядели счастливыми. Потом так же повеселел Пиус, полетав на Раграпе, и друзья не могли не начать уговаривать Крочика хоть разок прокатиться на скифе. Некоторое время спустя, испытывая большой стресс, Крочик все-таки сидел на месте штурмана, а Джозиз, как обещала, очень спокойно без каких-либо трюков управляла Раграпом, и они тихо полетали над полем. Только после этого начало казаться, что Крочик поверил в драконов, потому что, ступив на землю, мальчик вдруг стал оживленно рассуждать об этих необычных животных. Он делился своим мнением по тем или иным вопросам, связанным с их жизнью и полетами, с Пиусом, пока Джозиз с сестрой кружили в небе.

Тут к ним подошел какой-то господин поинтересоваться, что за пилот управляет скифом и есть ли у того агент. Мальчики сказали, что даже не знали, что у пилотов бывают агенты. Тогда господин представился, что имеет отношение к фирме, работающей со многими пилотами, и у всех у них чудесные карьеры. Потом уже к самой Джозиз обратились почти с прямым предложением о сотрудничестве, ей это понравилось, она даже заверила, ей это немножко льстит, но на ближайшее будущее у нее другие планы. Очевидно, господин, как и все в Западном Пашехоне, не очень понимал, что имеет дело с детьми, а вдаваться в подробности, что планами на ближайшее будущее является немного подрасти, девочка не стала. В итоге она осталась с визиткой в руках, а потом на всякий случай еще с семью.

Тот день был настоящим светлым пятном. Поездка принесла ребятам большое удовольствие и являлась необходимой передышкой.

В отеле же происходили новые напасти, добравшиеся до парка. У Роя начались проблемы со стеной деревьев, отделяющих парк от города. Смотритель заметил, что между стволами появились пространства и ограда стала не такой уж надежной. Вскоре внешний вид деревьев полностью преобразился, листья облетели, чего не случалось даже зимой, кора словно чем-то заболела, стволы утончались и просто высыхали. Эти ряды больше не могли выполнять своей функции, и Рой с группой выделенных ему служащих принялись возводить по периметру парка рядом с больными деревьями высокий забор из досок. Шепелявика на этот период приходилось запирать в домике смотрителя, иначе бы он легко пробрался в Грамс.

"Полетом в невесомости" назывался аттракцион, появившийся в одном из коридоров Пятой Зоны, где жили сестры Прелтит. Там вдруг перестал действовать закон гравитации, но не только: любого, кто проходил мимо, поднимало в воздух, и когда ни руки, ни ноги не доставали до стен с полом и потолком, несчастному оставалось только болтаться в пространстве. Помощь приходила со служащими с шестами, которыми проталкивали застрявшего в невесомости вперед. Обслуживающий персонал не забывал их, чтобы и самим миновать участок, отталкиваясь от стен, как делают на лодках, отталкиваясь от дна водоема, пока вдоль коридора не придумали натянуть канаты. Почему-то оттолкнуться от одной стены и долететь до другой, как в настоящей невесомости, не выходило, тело все время оказывалось где-то посередине между тем, что можно задеть.

Все эти новшества оставались совершенно неизвестными господину Прелтиту, даже о "Полете в невесомости" на собственном этаже он был не в курсе, потому что совсем перестал выходить из номера, даже чтобы спуститься в ресторан. Он полностью погрузился в работу, заканчивая последние главы своего "пуговичного" труда. Девочки говорили, что его комната напоминает берлогу, реагирует он на них не лучше Элберта, а еду в него приходится чуть ли не заталкивать ложками, чтобы спасти от голодной смерти.

Одно событие было бы приятным в череде других. Неожиданно отыскалась комната с сундучками, предоставляющимися в пользование постояльцам. Правда, за день до этого сундучок Пиусу пожертвовала госпожа Катакота, хранившая в нем запасные детали для старинных часов из общего зала; в этом хранении больше не было смысла, так как часы приобрели консистенцию и вкус мягкого зефира и их по кускам растащили маленькие Клопы. Пиус наконец преподнес Крочику обещанный подарок. Но потом случилась абсолютно ужасная вещь, омрачившая всех вокруг, Дакоту съело растение, прямо в оранжерее среди белого дня. Свидетель произошедшего видел все практически своими глазами, разве только отвернулся на минутку и не застал самого акта поедания. Вот девушка стояла возле какого-то куста в горшке и вот ее уже нет, а зубастая пасть выплевывает один из ботинок. Эту обычную белую кроссовку все впоследствии успели рассмотреть, в ней признали несчастную девушку.

Считалось, состояние Коэла Клопа ухудшается, но, похоже, никто из Клопов, кроме Пиуса, интерес к этому не проявлял. Сколько, по их мнению, состояние могло ухудшаться, все только ухудшалось, а результатов никаких. Вероятно, им теперь требовалось отчетливое избавление от их страданий. Они ждали и дождались официального объявления, что хозяин отеля впал в кому, из которой ему уже не выбраться. Его подключили к аппаратам, поддерживающим жизнь, как определяли, совсем не в человеке. Пиус видел в кровати своего деда с трубками и пикающими устройствами и не мог поверить, что его на самом деле уже нет. Но и Адма подтверждала это, в "капле" на постаменте от имени Коэла Клопа плавала лишь тень. Это означало, что связи с хозяином уже не существовало, а сохранялось некое явление памяти на период поисков нового имени, отель перешел в состояние, когда претендент должен был взять ветку ивены и заявить о своих правах. На Адму готовилось наступление, но Патвин не спешил открывать двери зала, объясняя, что благоприятного времени еще не настало, разумеется, в скором времени достойный займет свое законное место. Ему доказывали, что он слишком много на себя берет, распоряжаясь в отеле до такой степени, с другой стороны ни у кого не было большей власти, а Патвин с некоторых пор занимался делами Коэла Клопа и собирался довести их до конца.

Тем временем продолжала витать опасность быть чем-то проглоченным. Не повезло и Лазару, шеф-повара съела духовая печь. Произошла трагедия на глазах подчиненных, и забавное объяснение звучало из их уст, мол, тот слишком далеко засунул в духовку нос, проверяя запеченную форель, будто полагалось, если ты суешь нос в духовую печь, та вполне может тебя проглотить. Когда кинулись к ней, ни Лазара, ни рыбы внутри уже не было, на всякий случай перевязав веревками, ее просто отправили в подсобное помещение с устаревшими агрегатами. В общем-то, за Лазара так не волновались, как за Дакоту. Кухню переняла Лирудж.

По общему мнению, со странным выражением лица встречала известия о пропажах людей Валунна. На ее лице в этот момент отражалось отвращение, собственно, все очередные беспорядки она встречала так, будто ее обмазывали болотной тиной. Сначала персоналу это нравилось, каждый хотел лично доложить ей о происшествии, но потом это выражение лица всем надоело и к ней стали посылать Тоила, обнаружить которого теперь было легче легкого, потому что он так и лез на глаза, возможно, боялся пропасть и остаться в забвении. Свои же походы к Валунне он почему-то считал главной обязанностью. Кстати, с хорошими новостями, например, о нахождении кого-то из пропавших, к директору отправляли тоже его. На такую информацию Валунна реагировала с напускным равнодушием, словно ее за что-то хвалили, а она от непомерной скромности способна лишь на слабый кивок (на взгляд подчиненных, это лицо было еще хуже скривившего).