Зимнее серебро - Новик Наоми

Наконец я докопалась до земли: намертво замерзшей, каменистой. Пришлось взять из дровяного ящика палку и сломать ее, чтобы отвалить камни побольше. Мои ногти поломались и кровоточили; кровь капала на землю, пока я копала. Но я не сдавалась, и наконец в мерзлой земле появилась неглубокая ямка. Тогда я взяла орех окровавленными пальцами и забросала его вперемешку землей и снегом.

Я встала и подождала, что случится. Но ничего не случилось. Лес стоял в безмолвии, ни белки, ни птицы не показывались. Даже алый отсвет Чернобога угас вдали. Я не знала, к чему это. Хоть бы это что-то значило. Хоть бы кто-нибудь услышал мою просьбу о прощении и дал мне возможность все исправить. Пусть хотя бы белке будет хорошо. Возможно, белка лишь надеялась, что из ореха вырастет дерево и когда-нибудь она полакомится его плодами. А возможно, мне и не суждено узнать, зачем я закопала орех. Нет у меня права на ответы и объяснения: я привела сюда войско захватчиков.

Заледеневшие руки и ноги зудели от холода. Больше тут оставаться я не могу. Я завернулась в промокший плащ, пробралась назад, к лохани и шагнула в свою спальню. По ту сторону зеркала мне навстречу уже бежала перепуганная Магрета. Она заохала над моими грязными, окровавленными и обмороженными руками, тут же потащила меня к корыту и принялась поливать мне руки водой, отмывая их дочиста.

Пока я стояла и смотрела в дверь погреба, подошла Ванда и ласково взяла меня за плечи:

— Пойдем в дом, поешь. Положим на лицо что-нибудь холодное. Оно сразу и пройдет.

И мы вместе пошли к двери. Я по пути мучительно соображала, как же нам быть, и вдруг замешкалась во дворе и пригляделась. Потом я повернулась к навесу — маленькому знакомому навесу, — потом снова к дому. Крутая соломенная крыша сейчас не пряталась под снежной шапкой, но форма-то у нее была та же самая. И из-под крыши все так же приветливо светилось окошко.

Все ушли вперед, обогнав меня на несколько шагов, и не сразу заметили, что я отстала. Все недоуменно обернулись ко мне. Но я без всяких объяснений поспешила на задворки и обнаружила там лохань с водой — ту самую, через которую хотела провести меня Ирина. На меня смотрело мое собственное отражение.

— Это тот самый дом! — воскликнула я. Ванда подошла и тоже заглянула в лохань. — Этот дом стоит и в королевстве Зимояров тоже, — пояснила я. — Он в обоих мирах.

Ванда помолчала и сказала:

— Мы здесь каждый день что-то находили. Нужные нам вещи, которых накануне не было. И еще кто-то за меня прял шерсть и ел нашу еду.

Я сразу подумала о Магрете, нянюшке Ирины. Это ведь ее мы прятали тут от демона!

— Так это ты варила кашу? — спросила я, и Ванда кивнула.

Но непонятно, что нам теперь с этим делать. В том мире вокруг хижины, должно быть, высятся сугробы, а на крыше висят сосульки. Только мне не достать эти сосульки своими руками. Я вернулась в погреб. Зимояр выглядел чуточку лучше; бледные цветные пятна уже сходили с его щек.

— Это тот самый дом, — сообщила я, когда он моргнул и открыл глаза. — Дом ведьмы. Помнишь, ты мне рассказывал? Тот, что стоит в обоих царствах. Мы можем отсюда попасть к вам?

Какое-то время он осмысливал услышанное. А потом прошептал:

— Я закрыл путь меж мирами, запечатал. Дабы смертные больше не бродили тут попусту. Остались лишь трещины. Путь можно открыть…

— Как? — быстро спросила я. — Чем?

Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Затем снова открыл их и попросил:

— Помоги мне подняться.

Мы с ним кое-как доковыляли до лестницы. Он с легкой дрожью посмотрел на темный четырехугольник неба в открытой двери, на сияющие звезды.

— А тебе не будет хуже? — спросила я. — Там тепло.

— Будет еще теплее, — отозвался он. — Отныне мое могущество не возрастает более, но иссякает. Из оставшейся покуда малости я извлеку все, что сумею.

Зимояр медленно вскарабкался по лестнице и похромал к двери, держась за бок. При виде багровых языков пламени в печке он встал как вкопанный и сразу как-то сник; лицо его сделалось безучастным. Я вспомнила, с каким ужасом смотрел на огонь Балагула.

— Подожди, — сказала я Зимояру. А сама поспешила в дом, забросала огонь золой и закрыла печную дверцу.

И огляделась. Мать с отцом стояли, держась за руки, и смотрели на дверь, рядом с ними Ванда, а Сергей сжимал в руке кочергу. Стефана уже устроили на печке и накрыли плащом вместо одеяла, но даже он поднял голову. Все неотрывно следили за Зимояром, а тот, пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку, вошел в дом.

Но на все наше семейство он даже не обратил внимания. Он обвел взглядом комнату и всплеснул руками, будто бы от отчаяния. И решительно направился к шкафу, что стоял в левом углу.

— А этот шкаф, он тут был? — зашептала мать отцу, недоверчиво косясь на шкаф.

Зимояр уже вовсю хозяйничал в шкафу: распахнув обе дверцы, он копался внутри и без особых церемоний выкидывал все, что находил в ящиках. На пол летели зеленые бусы, рваный и заляпанный кровью темно-красный плащ, засохший букет роз, мешочек с сухим горохом — мешочек раскрылся, и горошины весело заскакали по полу.

Зимояр обернулся и увидел, что мы все остолбенело таращимся на него.

— Помогите же! — пророкотал он. — Иначе вы не выполняете нашего договора!

— А что мы ищем? — строго спросила я.

— Что-нибудь из моего королевства! — ответил он. — Что-то зимнее, что поможет мне открыть путь.

Ванда постояла, потом заглянула на полки, висящие возле печки, но там почти ничего не было.

— А больше и искать-то негде, — сказала она.

Зимояр нетерпеливо фыркнул.

— Вон там! И там! — Он указывал на две двери, слева и справа от печки.

Мы все опешили. Как мы могли их проглядеть?! Но Зимояр снова углубился в шкаф и продолжил с лихорадочной поспешностью выкидывать чашки, ложки и носовые платки. Поколебавшись мгновение, Ванда потянула ручку левой двери. За ней оказалась еще одна спальня, с другой стороны дома. Уму непостижимо, как она туда поместилась. Там стояла большая деревянная кровать с пологом, а по обе стороны от нее — два платяных шкафа. За второй дверью слышалось негромкое глухое постукивание; отец осторожно приоткрыл ее и обнаружил кладовую. С потолка свисали старые гроздья чеснока вперемежку с искрошившимися букетиками лаванды. На громоздком столе стояла ступа с пестиком, и пестик легонько перекатывался в ступе, точно им только что пользовались. В воздухе стоял еле уловимый запах сушеных трав.

— Пусть кто-нибудь подержит дверь, — опасливо произнесла мать.

Ванда придерживала дверь в спальню, а мы разбрелись по комнатам и погрузились в поиски. Мы перерыли оба шкафа и сундук, что стоял в изножье кровати. И шкафы, и сундук оказались набиты всяким бесполезным тряпьем: изъеденное молью белье, платья с ошметками пыли в карманах, полуистлевшие старые сапоги, плащи и одеяла. Но в кармане одного из платьев я нащупала что-то тяжелое — гладкие черные камешки со странным блеском. Я побежала с ними к Зимояру, но тот только досадливо отмахнулся:

— Какой от них толк? В гоблинских недрах я проблуждаю десять тысяч лет и не найду выхода. Убери их!

Под подушкой мать отыскала старый истертый медяк, но Зимояр отверг и его со словами:

— Дорога домой не может мне присниться!

На полке в кладовой нам попалась красивая маленькая склянка с духами, закупоренная пробкой; на дне еще сохранилось несколько капель. Но Зимояр лишь пожал плечами.

— То ли яд, то ли эликсир: теперь в нем проку нет, — объявил он, вытягивая очередной ящик: три серые мышки выскочили оттуда и юркнули в дверь. Небо вдалеке уже светлело. Раненая нога Зимояра оставляла на деревянных половицах мокрые следы.

— Может, тут вообще ничего нет! — воскликнула я.

Он привалился к стене, поникнув головой.

— Нет, есть! — возразил он. — Есть. Ветер из моего королевства веет мне в лицо, он нашептывает мне что-то и шуршит в углах. Но я не могу разобрать, откуда он дует. Надо искать.