Земля алчущих (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия"

— Потому что на этот раз с врагом не справиться иначе, — он сделал ещё глоток, прежде чем отставить бокал на низкий столик. — А позволить ему победить я не могу. И никогда бы не простил себе, если бы не использовал этот шанс.

— Это из-за мальчика?.. Из-за Кеару? Ты же…

— Это из-за всех, кому слишком рано умирать, — перебил её Асторре. Чересчур быстро, чтобы Дагрун ему поверила. И поспешно перевёл тему, отвечая на следующий вопрос: — Что же до печати — мне ни к чему подобное ярмо. А на той стороне тоже есть силы, которым можно предложить сделку с кушем поинтереснее, нежели ещё одна смертная душа в кабале.

Дагрун вздрогнула от мгновенно пришедшего понимания:

— Так это Танцующий-С-Нитями?! Ну да, конечно… Оранжевый металл. Чёрт возьми!..

— Не ожидала?

— Знай я тебя чуть хуже — точно поставила бы на Сжигающую Сердца. А так…

— Вот именно, Дагрун, вот именно, — Асторре азартно потёр ладони. — Рога и сиськи — это какая-то слишком банальная причина приобщиться к возможностям иной стороны, не находишь?.. К тому же, я предпочитаю нормальных женщин. Без копыт и… шипов в неожиданных местах.

— Ты правда думаешь, что сейчас время для пошлых шуточек?!

— А для чего, Дагрун? Если ждёшь от меня раскаяния, то очень зря… Но, прости, кажется, я должен отвлечься от нашей приятной беседы, — с этими словами Асторре внезапно сделал пару быстрых шагов к двери и распахнул её.

***

Пламя угасло так же мгновенно, как и вспыхнуло, исчезнув вместе с растаявшей в воздухе фигуркой Ноэми.

Вздохнув, Габриэль уселся на одну из скамей. Чувствовал он себя странно. Встреча с девчонкой как будто ненадолго оживила то, что, казалось, прогорело до золы: надежду на чудо и желание жить. Но Габриэль прекрасно помнил, что произошло, когда он в последний раз позволил себе подобную слабость.

Лицо Эулалии — юное, нежное и удивительно печальное — вспыхнуло перед глазами, чтобы тут же исчезнуть во мраке, будто прекрасная, однако виденная слишком давно, чтобы помнить все детали, фреска.

Зато вот образ Ноэми и огромных глаз, удивлённо распахнувшихся, когда он коснулся её губ, никак не хотел уходить из его мыслей. Габриэль, пожалуй, и не знал, говорила ли в нём кровь их рода, или уже въевшееся в натуру бывшего офицера Гончих стремление защитить того, кто не мог сам противостоять сверхъестественным силам, но это, не особенно уместное для отступника и раба Бездны, чувство на какое-то время захватило его.

Пусть даже он и понимал, что рядом с церковниками Ноэми тоже не была в полной безопасности: в Священном Городе вполне могли решить, что уничтожить «живое оружие» окажется разумнее, нежели присвоить. Однако, Габриэль надеялся, что его отец всё же сумеет защитить одну из Фиеннов, а Неро Мерьель окажется достаточно практичен, чтобы не ссориться с главой Жемчужной Лиги и одним из влиятельнейших семейств континента в целом.

Во всяком случае, он предпочитал думать об этом, а не о том, что сила, живущая в дочери древней крови, неизбежно должна была убить девушку через пару-другую лет. В Соланне не предполагали для орудия против демонов долгого «срока службы»: даже если Ноэми действительно сумеет совладать со своими способностями это, скорее всего, лишь отсрочит её гибель и сделает ту менее мучительной. Правда, Габриэль надеялся, что сама Ноэми узнает об этом не скоро. Слишком уж хорошо он помнил, каким пугающим было ожидание скорой и неизбежной смерти, чтобы обрекать на подобное другого.

А пока просто позволил себе с чувством и не особенно цензурно проклясть своих предков и их идиотский эксперимент, последствия которого теперь столь «удачно» приходилось разгребать спустя тысячи лет.

«У вас было всё — дворцы до неба, корабли, пересекавшие океан за несколько часов, оружие, способное мгновенно уничтожать целые города, — с ненавистью подумал он. — Но вам, дери вас все бесы разом, было мало — вы призвали к себе Бездну… Или позволили другим её призвать, не суть… А потом бежали к краю мира, надеясь вывести там себе безупречного спасителя, который разом решит все ваши проблемы!.. Вместо того, чтобы возглавить тех, кто был способен взяться за оружие — и это пришлось сделать какому-то мальчишке, оравшему на улицах о свободе, и бывшему наёмнику — потому что им-то бежать было некуда!..»

Прежде, познакомившись с некоторыми сочинениями в библиотеке отца, Габриэль не раз сожалел о том, что Соланна и её знания остались в прошлом. Но сейчас он со злобным удовлетворением подумал: в нынешние времена любой, кто вздумал бы играться с колдовством подобным тому, которым воспользовались его предки, очутился бы на костре — везде, кроме, разве что, проклятой Троими Зеннавии. И, пожалуй, теперь Габриэль видел подобное справедливым. Он всё лучше понимал в этом отношении Оттокара Корблена, которого когда-то считал своим наставником в делах службы, и с которым их пути безнадёжно разошлись именно из-за разногласий по поводу магии… Вот только рассказать об этом Корблену ему уже не доведётся.

А пока что просто следовало уделить внимание делам более насущным, нежели размышления о древних замыслах и их невезучей жертве: запах увядающих лилий, мускуса и падали предупредил Габриэля о том, кто решил удостоить его своим визитом.

Шестигрудая демоница, имени которой Габриэль так и не узнал, на сей раз облачённая в нечто напоминающее обрывки оранжево-алой материи вперемежку с нитями рубинов и топазов, неторопливо шествовала по залу.

Габриэль же наблюдал, как с каждым её шагом это место изменялось. Вздрагивали стены, покрываясь барельефами столь вычурными, что не сразу можно было разобрать их изощрённую непристойность; спинки скамей покрывала похожая на них — и бесконечно разнообразная — резьба; даже пол расцветила вызывающая роспись. А вершиной всего этого стал витраж, на котором фигуру в плаще сменил причудливый клубок тел — две беловолосые женщины совокуплялись с пятеркой мелких демонов.

Габриэль подумал, что это, наверное, могло оказаться отвратительно — если бы не было так безвкусно и нарочито, что вызывало лишь слегка истеричный смех.

Последний пришёлся очень кстати: недоумение, отразившееся на лице демоницы, стоило той заметить его ухмыляющуюся физиономию, доставило Габриэлю откровенное удовольствие.

— Тебе понравилось, смертный?.. — рокочущим тоном спросила она.

— Впечатляет, — кивнул Габриэль, поднявшись со скамьи и вернувшись к витражу. — Но, знаешь ли… — его ладонь медленно огладила грудь той из женщин, чьи глаза сияли цветом безмятежных морских волн, — я думал, что твоя госпожа ценит меня чуть больше. И рассчитывал стать в этом деле первым, — рука скользнула ниже, и отвращение к себе трепыхнулось вёртким червяком под кожей. Однако, задавил его Габриэль сразу и безжалостно: слава проклятым предкам, читать мысли детей древней крови адская тварь была не в состоянии, но вот чуяла эмоции отменно.

А его собеседница, между тем, издала удовлетворённый вздох:

— Наконец-то ты поумнел, смертный. Может, Сжигающая и впрямь удостоит тебя чести. Перед тем, как девчонку убьют, конечно… Оставлять подобное создание в живых оказалось бы слишком опрометчиво.

— Ну да, после — будет совсем не то, — хмыкнул Габриэль. — С трупами пусть развлекаются твои бесы.

Демоница в ответ раскатисто захохотала.

А Габриэль почувствовал себя до крайности омерзительно: словно бы очнулся посреди пиршества, на котором жадно пожирал обмазанные мёдом куски падали.

Но волю внезапно проснувшейся брезгливости давать он не собирался. В конце концов, едва ли это могло быть труднее, чем сохранять безмятежный вид, когда грызшая тело боль едва не сбивала с ног — а подобное ему неплохо удавалось в имперской столице, в последние месяцы своей прежней жизни. Значит, получится доиграть свою роль безупречно и теперь.

***

Замереть без движения и звука у Сабира получилось легко: долгое обучение в Братстве не прошло даром. А вот расслышать разговор Асторре Сагредо с чародейкой было уже сложнее, но потом те перешли на повышенные тона, и это существенно облегчило задачу. Правда, в то же время, и привело в замешательство: об увлечении Сагредо вещами, не слишком одобряемыми большей частью его сослуживцев, Сабир, конечно, знал. Но того, что его «хозяин» зашёл в своих изыскания столь далеко, предположить не мог, как и подумать, что светловолосая ведьма окажется более верной Церкви, нежели её командир.