Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей

Костер горел как-то странно. Згур шагнул ближе – и только вздохнул. Костра не было. Языки желтого света вырывались из каменной щели. Легкие белые искры взмывали к черному небу и тут же гасли. Камень дышал холодом, и столь же холоден был идущий из неведомых глубин свет.

Тот, кто сидел рядом с колдовским огнем, медленно поднял голову. На Згура в упор взглянули недвижные пустые глаза. Слепой! Тут же вспомнился идол у подножия. Только тот был бородат, в немалых годах, а у костра сидел совсем мальчишка, лет двенадцати, не старше.

– Чолом! – от растерянности Згур даже забыл, что на Сури огрское приветствие никто не знает. – Я… Я пришел…

Невидящие глаза равнодушно скользнули по его лицу. Чуть дрогнули бесцветные тонкие губы:

[MI]– Поздно пришел ты, волотич, к богам моим. Сури владык не спешишь ты волю узнать…[MID]

В странных словах был упрек. Но удивило не это. Мальчик говорил по-волотичски, словно всю жизнь прожил в Коростене.

– Я не чаклун, – Згур замялся, подбирая верные слова. – Я кмет, мое дело – война…

[MI]– То, что на небе, важнее земных побед. Сурь прогневила старых богов своих. Выполни волю тех, кто тебя нашел! Франкским мечом черный низвергни крест! Все, что захочешь, боги дадут тебе…[MID]

Мальчик медленно поднес маленькую ладонь к огню. Свет потянулся к руке, загустел, искры закружились белой метелью. Згур еле сдержал усмешку. Страх прошел. Он ждал этого. Уже давно ему намекали, что черный крест бога Вознесенного принес беды племенам Великой Сури. И сканды – это кара забывшим старых богов. Боги ли тому причиной или люди, но главный удар «рогатых» пришелся по полночи, где Вознесенного особенно полюбили в последние годы.

– Все, что захочу? А что я захочу?

Ответ пришел не сразу. Мальчик задумался, словно прислушиваясь к неведомому голосу, наконец негромко проговорил:

[MI]– Рыжую девушку и половину Венца. Детям твоим боги подарят Сурь…[MID]

Взгляд слепых глаз заставил отшатнуться. Удивило даже не то, что на Курьей горе знают об Ивице. Поразил голос – холодный, властный, словно заговорил каменный идол. Впрочем, обещать легко – и половину Венца, и всю Сурь.

– Твои боги ошиблись. Мне не нужна ваша Сурь. Я хочу домой!

На бледном недвижном лице мелькнула улыбка, легкая, снисходительная. Но вот она исчезла. Пустые глаза смотрели сурово, страшно:

[MI]– Пламенем алым скоро Денору гореть! Жизнь или смерть – это решишь ты сам. Лучше не помнить горечь родных костров! Лучше забыть, как пахнет у дома полынь![MID]

– Нет. Замолчи!..

Грозные слова не испугали. Чаклуны могут многое, даже читать мысли, даже заглядывать в чужие сны. Кажется, здесь уже все за него решили. Нет, не выйдет!

Згур еле сдержал усмешку, коротко поклонился.

– Боги разрешают мне уйти?

Узкие плечи слегка дрогнули. Маленькая ладонь вновь потянулась к желтому огню, и тот послушно притих, съежился, забившись в узкую каменную щель.

[MI]– Спорить с богами в силах лишь только бог. Завтра узнаешь, правду ли молвят они. Тот, кто смешон, даст тебе огненный меч. Кто ненавистен, скажет, куда им бить![MID]

Переспрашивать Згур не стал. Он уже привык – чаклуны, да и сами боги любят темную речь. Он хотел попрощаться, но понял – прощаться не с кем. Мальчик исчез, сгинул желтый огонь. Вершина была пуста, только неровный камень стоял там, откуда только что прозвучали странные слова. В лицо ударил порыв холодного ветра, словно хозяева Курьей горы спешили проводить не угодившего им человека.

Часовой у шатра шагнул вперед, правая рука взлетела вверх:

– Хайра, комит!

– Хайра! Что случилось?

Парень не ответил, только моргнул да улыбнулся, еле заметно, уголками губ. Згур понял. Сердце дрогнуло, желтый холодный огонь исчез из памяти, сгинул. Рука рванула тяжелый полог…

– Ты не спешил, Згур свет Иворович! Другую нашел?

Ивица сидела прямо на толстом войлоке, неровное пламя светильника падало на раскрытую фолию.

– Извини!

Ее рыжие волосы пахли мятой. Згур ткнулся лицом, зажмурился, словно боясь, что девушка исчезнет, превратится в холодный камень.

– Извини, боги задержали!

– Боги? Все мужчины говорят о богах… Погоди! Свет! Потуши свет!

Згур, не глядя, толкнул рукой бронзовый светильник. Ивица не любила света. Они не разу ни встречались днем. Даже ночью она не позволяла Згуру взглянуть на себя. Может, из-за рубцов, покрывающих спину и плечи. Раны зажили, но девушка каждый раз вздрагивала, когда его пальцы касались следов плети.

– Не спеши, Згур! Я сама… Сама… Ложись…

Странно, с нею Згур чувствовал себя мальчишкой, грубым и ничего не умеющим. Порой он стыдился самого себя. Все время чудилось, что он причиняет Ивице боль. Руки, привыкшие к мечу, казались недостойны касаться ее тела…

– …Так что тебе сказали боги?

Згур вздохнул, улыбнулся, не открывая глаз. Девушка не говорила – шептала, слегка касаясь губами его волос. Теперь тело Ивицы не пахло мятой. От нее шел резкий, сводящий с ума звериный дух, заставляющий забыть обо всем, кроме той, что лежала рядом.

– Боги сказали, что отдадут тебя мне…

– Правда? – Ивица горько усмехнулась. – Ты им не верь, Згур Иворович! Боги обманывают… Знаешь, когда ты впервые пожелал меня, мне казалось, что я просто хочу отомстить Асмуту. Мне нельзя никого любить! Невольница должна думать только о свободе, иначе ей остаться рабыней навеки. Но боги шутят… Я полюбила тебя, Згур! Мне плохо, когда ты встречаешься с другими женщинами. Даже с кнесной…

– С кнесной? – от неожиданности он рассмеялся, но девушка не шутила.

– Почему бы и нет? Горяйна красива. Говорят, она холодна, как ледышка, но она – правительница, и любому мужчине будет лестно увидеть ее на своем ложе. Великий боярин Асмут когда-то думал посвататься к ней, но сейчас он задумал иное. Теперь ему нужен ты, а не она. Как быстро вы сговорились! Иногда мне кажется, Згур, что ты такой, как Асмут…

– Почему? – ее слова болью резанули по сердцу. Разве он похож на чернобородого убийцу?

– Он тоже умен, его слушаются люди. Ты моложе, Згур, ты просто еще не ведаешь, чего хочешь. Но меня ты заметил! Тогда, в ту ночь, ты был готов повалить меня на землю и взять силой. Разве нет? Такую, как я, не обмануть. Меня слишком часто брали силой, Згур! Если бы ты знал, что такое, когда дышат вонью в лицо, сопят, давят на горло локтем… И все-таки я тебя полюбила! Сегодня ты опять набросился на меня, как голодный волк, а я хотела показать тебе одну старую фолию. Она о богах, но там есть и о любви. Свиток не нужен, я помню и так…

Ивица помолчала, вздохнула и заговорила медленно, словно прислушиваясь к каждому слову:

– Положи меня, как перстень на сердце твое, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные… Большие воды не могут потушить любви и реки не зальют ее. Ибо ласки твои слаще вина…

– Как перстень на сердце твое… – тихо повторил Згур. – Я не умею так говорить, Ивица! Я вообще ничего не умею! Только воевать…

– И я нужна тебе, как лазутчица у Асмута…

Девушка резко приподнялась, накинула рубаху.

– Он приезжает завтра. Сначала встретится с тобой, а вечером позовет меня. Сперва прикажет вымыть ему ноги, затем – зажечь светильники и раздеться… Ненавижу светильники! Он говорит, что любит смотреть на меня…

Згур сцепил зубы. «Люта, как преисподняя, ревность…» Раньше он и не знал, что это такое.

– Ты похож на него, Згур Иворович! Скоро ты поймешь, чего хочешь, и тогда забудешь рыжую наложницу. Наверно, я зря пришла к тебе. Прощай!

– Погоди!

Згур вскочил, но девушка уже уходила. Он знал – Ивицу не удержать. На душе было горько. Что он мог сделать? Чернобородый убийца – его союзник. Без латников Асмута, без его серебра войну не выиграешь. И с кнесами соседних городов договорился тоже он! А без лазутчика в скандском стане они были бы просто слепы.

Згур долго искал светильник, возился с непослушным огнивом. Отсвет огня упал на забытую фолию. Згур развернул мягкую кожу, но маленькие незнакомые литеры не желали открывать свои тайну. «Ибо крепка, как смерть, любовь…»