Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталия

– Эй… – Магус присел на корточки, не сводя глаз с ребенка. – Ты откуда взялась?

Девочка, ничуть не испугавшись, взглянула на него с любопытством. Лет пяти-шести; чумазая и оборванная, но очень симпатичная, словно дорогая кукла, которую жестокие в своей беспечности дети не выпускали из рук неделю-другую. Синие глаза в пол-лица, обрамленные густыми и длинными ресницами, пухлые щеки – на правой большая родинка – и смешной вздернутый нос…

Он ее уже видел.

Ощущение было странным. С одной стороны, магус повидал за свою жизнь великое множество лиц, и не стоило удивляться, если незнакомка кого-то ему напоминала. Но в то же время он испытал необыкновенную, немыслимо сильную уверенность в том, что они с этой малышкой хорошо знакомы, почти лучшие друзья, и если существует в целом мире кто-то, способный его по-настоящему понять и пожалеть, то лишь она, только она.

«Это еще что?!»

Хаген тряхнул головой, прогоняя наваждение. Кто-то на мгновение подменил его мир… или не на мгновение? Улица опустела, и вода в канале превратилась в безупречно гладкое черное зеркало, в котором отражались странные созвездия. Может, в Кааме тоже живут сирены, и сейчас одна из них поет? Пересмешник растерянно уставился на девочку. А она заливисто рассмеялась и, отбежав на несколько шагов, остановилась. Оглянулась, улыбнулась по-взрослому – этакий котенок с ядовитыми коготками.

Отчетливо понимая, что происходит нечто весьма странное, Хаген пошел за ней. Всякий раз при его приближении девочка оказывалась шагов на десять-пятнадцать впереди, и от ее смеха среди пустынных улиц просыпалось эхо. Мелькавшая то справа, то слева вода была холодна и мертва. А если он чего-то и страшился, то лишь воды – там, в глубине, таилось существо с тысячью рук и тысячью глаз, и в целом мире остались считаные убежища, где можно было от него скрыться.

Здесь, пересмешник не сомневался, ему не угрожала никакая опасность.

То ли погоня, то ли игра продлилась довольно долго, но в конце концов Хаген оказался на той же площади с фонтаном. Фонтан не работал, и лица у каменных дев сделались какими-то… расстроенными? Сердитыми? Конечно, они такими были всегда, просто из-за неутомимых водяных струй он не смог их как следует разглядеть.

Неподалеку кормила голубей невысокая полноватая женщина лет пятидесяти. Птицы шумно копошились у ее ног, выискивая крошки между каменными плитами; все это напоминало неприятно колышущийся живой ковер. Фартук незнакомки был перепачкан в муке, а на сгибе локтя висела корзиночка с булками. Хаген не видел вокруг ни единой души и не слышал других звуков, кроме шуршания и курлыканья птиц.

– Красивые, правда? – спросила женщина, бросив на Хагена короткий быстрый взгляд. Ее улыбка была теплой, сердечной, но в происходящем по-прежнему ощущалось что-то очень неправильное.

Пересмешник нахмурился. О ком она говорит, о голубях?

И где девочка?..

– Этих каменных дур в Кааме очень любят, – продолжила незнакомка беззлобно, и он понял: нет, речь не о птицах, а о фонтане. О морских девах. – Подумать только, прошло всего-то несколько веков, но люди не просто перестали бояться тех, кто живет в морской пучине, – они даже забыли, что когда-то боялись! Этого, однако, им показалось мало. Они теперь считают подобных существ красивыми… Возможно, дело в том, что девы выше пояса и впрямь ничего. – Она многозначительно усмехнулась. Сказанное в точности соответствовало мыслям, которые пришли в голову Хагена, когда он смотрел на морских дев всего-то несколько часов назад; теперь он молчал, не сводя растерянного взгляда со странной женщины. – Но, поверь мне, даже самая хрупкая из них в один миг сломает тебе шею своими тонкими изящными ручками. Ох, люди, почему вас все время приходится от кого-то оберегать… в первую очередь от самих себя?

Хаген закрыл глаза и сжал кулаки. Это сон. Это бред. Это какое-то наваждение…

– Я знаю почему, – продолжила незнакомка, явно намереваясь ответить на свой собственный вопрос. – По двум причинам. Во-первых, вы вечно что-то ищете. Во-вторых, бо́льшую часть времени понятия не имеете, что именно. – Она рассмеялась – в точности таким же смехом, как девочка, которую пересмешник повстречал у моста. – В этих бесконечных поисках хорошо лишь одно: они подпитываются любопытством, а любопытство – ими, такая вот взаимосвязь. Важность любопытства неоспорима – оно ценится столь же высоко, как и любовь с ненавистью. Ты ведь об этом знаешь, да?

Пересмешник кивнул. Он и впрямь знал – в далеком детстве одна из тетушек рассказывала ему сказку, в которой утверждалось, будто только три чувства способны уберечь человека от превращения в мерра.

Любовь, ненависть и любопытство.

– Хороший мальчик. – Женщина приблизилась. От нее пахло, против ожиданий, не сдобой, не корицей, а пылью… мхом… тайными уголками среди камней, куда много лет – десятилетий? веков? – не ступала нога человека. – Добрый мальчик. Ты просто запутался и сам не знаешь, чего тебе хочется. Ты вообразил, будто связан узами, – и они действительно существуют, но совсем не те, о которых ты думаешь. Почему ты здесь?

– Я… – Голос едва не подвел пересмешника. – Я прибыл сюда вместе с капитаном Кристобалем Крейном.

Она понимающе усмехнулась:

– О, Кристобаль. Знаю, знаю этого притворщика. Помяни мое слово, когда он снимет все свои маски, мир изменится до неузнаваемости… Однако сейчас речь не о нем, а о тебе. Итак, ты прибыл сюда с Крейном. Но почему ты здесь оказался?

Хаген не видел разницы – слова не были его сильной стороной, и по ряду причин он их побаивался. Пожав плечами, он ответил первое, что пришло в голову:

– Вероятно, так было угодно богам.

Женщина снова рассмеялась и, не успел Хаген моргнуть, очутилась совсем рядом, так что ее лицо надвинулось и заполнило все поле зрения без остатка. Родинка на правой щеке… он ее где-то видел, только вот где?.. и бездонные, бескрайние синие глаза, в которых он утонул, успев лишь разок вдохнуть полной грудью.

ВСЕ ПРОСТО, ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО.

У КААМЫ ТЫСЯЧА ЛИЦ.

МОЖЕТ БЫТЬ, ОДНО ИЗ НИХ – ТВОЕ?

Открыв глаза, он увидел перед собой Джа-Джинни. Крылан стоял, скрестив руки на груди, сосредоточенно глядел на пересмешника своими нечеловеческими бирюзовыми глазищами и явно чего-то ждал.

– Что произошло? – пробормотал Хаген.

У него болела голова. У него болело все тело. Он как будто обежал всю Кааму, не пропустив ни единой улицы и ни разу не остановившись передохнуть. Заступница, да что же с ним случилось?..

– Ты меня об этом спрашиваешь? – уточнил крылан, вскинув бровь.

– Ну да… – Пересмешник огляделся. Он был на той самой площади с фонтаном, и морские девы опять спрятались под вуалями из водяных струй. Одна как будто лукаво подмигивала. – Они-то мне точно ничего не скажут.

– Как и я, друг мой, как и я, – проговорил Джа-Джинни, качая головой. – Видишь ли, я четверть часа стоял рядом с тобой и не мог понять, почему наш славный пересмешник вдруг превратился в каменного истукана. «Что же произошло?» – спрашивал я сам себя. Ты опередил меня с этим вопросом, задав его вслух. Может, сам отыщешь ответ? Капитану он будет весьма интересен – по его словам, твоя связующая нить как-то странно истончилась, и мы забеспокоились. Мало того что ты где-то бродил весь день…

Он что-то еще говорил, но Хаген уже не слушал. Весь день. Он лишь теперь понял, что солнце село, хотя горизонт все еще алеет и вечерние сумерки лишь начали свое наступление на город. Кругом было полным-полно праздношатающихся, но ни «булочницу», ни девочку он не увидел. Как же такое могло случиться? Он ведь совсем недолго разговаривал с незнакомкой. Точнее, говорила она, а Хаген слушал.

И… быть может, он запомнил ее речи не полностью?

– Что ты тут делал? – спросил крылан, отчаявшись дождаться ответа.

– Кормил голубей, – брякнул пересмешник, и лицо человека-птицы мгновенно помрачнело. Он, похоже, был уверен – и вполне справедливо, – что Хаген скрывает нечто важное.