– Эй, Странник!
– Что? – откликнулся я на клич Арнео.
– Там, внизу, ты видишь какой иной выход? А то у верёвки не хватит длины, даже если забить на идею плетения лестницы.
– А верёвку доплести?
– Не из чего!
– Может, цепь?
– Некому ковать!
– Вы там совсем безрукие, что ли?! – вконец рассердился я, но тут узрел проход и задумчиво сообщил. – Здесь есть ответвление… Кажется, в сторону завала.
– На том же уровне высоты? Или сможет на другой ярус вывести?
– Отсюда не видно. Но вроде ровно всё.
– Почтенный Далсинор говорит, что это хорошо, так как за завалом тоннель на спуск идёт. Мы вполне можем наткнуться на перемычку, и тогда он с удовольствием поговорит с тобой. С глазу на глаз!
– А если не будет ничего такого?
– Ты как будто вчера родился! Не будем же мы ради тебя такой путь обратно делать.
– Морьяр, – тут же заныла Элдри. – Мы не оставим Морьяра!
– Ну-ну, – начал успокаивать её бог. – Мы не оставляем его… А предоставляем своей особенной уникальнейшей судьбе.
– У-у-у!
– Странник! – перекричал не утихающие рыдания гном. – Лови!
Видимо, Далсинор успел сбегать до лагеря и обратно, ибо возле меня бухнулся мешок с моей поклажей. Я с превеликим удовольствием нащупал не только свои вещи, среди которых лежали съестные припасы, но и привязанный к ним самодельный факел Арнео. Бог накануне кропотливо и непрофессионально сооружал его под мои неодобрительные взгляды.
Зажечь фитиль оказалось просто. Яму тут же наполнил подрагивающий тёплый свет огня. И пусть это мало решало мою проблему воссоединения с отрядом, я почувствовал себя увереннее и, не прощаясь, двинулся вперёд по тоннелю.
***
Просто так вышагивать вперёд было муторно скучно, поэтому я начал осмысливать произошедшие события.
Несомненно, Ужас Глубин полностью подтвердил своё название. Он внушал своим жертвам их потаённые страхи, но… для чего? Питался он эмоциями или это была самозащита? Или и вовсе развлечение? Кто-то же отделил плоть от костей и занялся искусством творения. И пусть, конечно, никто не мог утверждать, что ни один гном при этом не оказался съеден, я всё равно был уверен, что если бы интерес Ужаса Глубин состоял только в физическом насыщении, то он бы бережнее относился к мясу.
Пожалуй, пока я мог отнести данную аномалию аж к семи классам живых существ. Первый из них, именуемый…
– Именуемый, – медленно, только что не по слогам, произнёс я вслух, чтобы подстегнуть память. – Именуемый…
Мне пришлось остановиться от потрясения. Из семи классов (или я думал о пяти?) не вспоминался ни один.
– Да что же это такое!
Я раздражённо сел на холодный пол, поджал под себя ноги и, удобно пристроив факел рядом, соединил кончики пальцев. Эта поза считалась классикой для активации… чего-то там.
Дряньство!
Я же лучший ученик… неофит? Выпускник? По какому направлению?
Неужели вскоре я потеряю все свои знания? Медленно, капля за каплей, превращусь в тупое подобие человека? Осознаваемо забуду всё о себе?! Как полное ничтожество, свернувшись клубком в этой каменной могиле, перестану дышать?!
Способность сделать глубокий вздох несколько усмирила паническое настроение. О кое-чём я ещё помнил. А потому слегка наклонился вперёд и начал рисовать пальцами на пыльной поверхности пола фрагменты воспоминаний. Остатки разума вопили, что надо сделать хоть что-то, прежде чем окончательно потерять себя. Наверное, я был умён когда‑то, раз предвидел тщетность попыток иных логических рассуждений и действовал столь уверенно.
– Эветта, – вывел я имя под изображением женского лика.
Среди всего, что действительно стоило сохранить, я оставлял то, что надлежало выкинуть из сознания. То, что надо было оставить в покое. Похоронить.
«Это хорошо, что я забуду тебя. Забуду, как и всё остальное», – спокойно и даже довольно вдруг подумал я, хотя не понимал, почему ко мне пришла такая мысль. Мне просто было больно хранить воспоминание об этой женщине. И, может, когда-то я и знал нечто важное. Нечто такое, ради чего стоило жить, несмотря на острую боль, но в данный момент возможность избавиться от памяти об Эветте показалась мне щедрейшим даром за собственную смерть. Хрупкий образ в пыли был хуже кошмара. Он изводил меня! Словно тяжёлая болезнь проник в тело и старательно день за днём выжигал изнутри всё живое.
– Нет. Тебя я забуду. Навсегда!
Подрагивающей ладонью я стёр рисунок и выжидательно закрыл глаза, добровольно отдавая себя желанной судьбе беспамятства.
…Однако вместо этого, ни с того, ни с сего, я не только перечислил про себя все классы живых существ (а не всего‑то семь), но и пришёл к унизительному выводу, что Ужас Глубин добрался и до Предвестника. Если бы случайность не помогла мне преодолеть свой страх…
Медленно поднимаясь на ноги, я нервно отряхнул от песка и пыли руки да, сутулясь, уставился на загрубевшие от тягот путешествия пальцы. На ладонях образовались жёсткие мозоли, кожу и одежду покрывала подсохшая трупная жижа, а под неровные ногти впиталась дорожная грязь и гномья кровь.
Великая Тьма! Как же я опустился до такого?!
– Если бы я мог убить тебя ещё раз, Эветта, то непременно бы это сделал! – пригрозил я царящей тишине и пустоте, мгновенно раздражаясь.
После чего взял факел и снова пошёл вперёд по тоннелю.
***
Здесь мрак. Безветрие. Молчание.
Как будто жизни окончание.
Я ощущаю одичание.
Былого важность развенчание.
Покой. Молчание. И мрак.
О! Сколько прежде бедолаг
В сей темноте за шагом шаг
Вдруг обнаружили овраг?
Здесь мрак. Молчание. И тишь.
Не пискнет мышь. И среди ниш
Лишь слышно, как ты сам пыхтишь.
Теряя свой престиж, бубнишь.
Молчание. Мрак. И полный штиль.
Повсюду пыль. Повсюду гниль!
И пройдено не мало миль!
И бьётся пульсом: «Пересиль!».
… Нет. Не по мне вся эта гиль!
И раз сгорел во тьме фитиль,
То всё задание в утиль!
Как маг люблю иной я стиль!
Факел служил мне больше суток и погас всего с часа два назад. Однако мне уже по полной хватило его отсутствия! Крупиц гномьего мха я собрал слишком мало, чтоб приемлемо освещать путь.
– Да будет Тьма!
Созданный тусклый фонарик никак не помог делу, если не учитывать положительный аспект тренировки. Так что, размышляя, что надо бы выработать привычку произносить какую иную фразу для концентрации, более подходящую для любой возможной для меня ситуации, я продолжил свой путь в полной темноте, на ощупь. …И в результате четырежды споткнулся, набил себе на голове шишку, ненароком глубоко рассёк ладонь и дважды уткнулся разбитым из-за спасения Элдри носом в камень, заставляя кровь с новой силой стекать по лицу! Тоннель же и до этого петлял и изобиловал перекрёстками словно некий лабиринт, чтобы очевидное осознание, насколько я заблудился, постепенно дошло до панического настроя.
– Эге-гей! Я тут в гости зашёл! – в отчаянии выкрикнул я.
Ужас Глубин не откликнулся. В ответ не отозвалось даже эхо.
Пустота подземелья давила. На такой глубине не было ни сквозняков, ни мелких тварей – ничего привычного для существа, приспособленного к бурной жизни на богатой на звуки поверхности. А потому мне приходилось что-либо периодически говорить вслух только для того, чтобы не терять понимание разницы между на редкость отчётливо звучащим в голове мыслительным процессом и реальной тишиной вокруг.
– Морьяр, вот ты где!
Странно, что я не заметил магического фонарика Элдри раньше. Его отсвет должен был показаться и из-за более крутого поворота, однако я настолько обрадовался свету, что не захотел пока углубляться в думы об этом. Я наслаждался вновь обретённой способностью видеть. И мне было даже всё равно, что автор этого светоча прижалась ко мне, крепко обняв мою талию.
