Кондотьер (СИ) - Мах Макс

Все-таки, хочешь или нет, но положение обязывает, и по счетам попробуй не заплати. Натали прошлась по квартире, нашла телефонный аппарат, закурила папироску и начала накручивать диск. Первым делом — а начинать всегда следует с самого паскудного — набрала номер телефона конспиративной квартиры Годуна. Юрий Львович Павловский, известный в леворадикальном подполье под псевдо Годун, жил, практически не скрываясь. Он являлся — и не по легенде, а на самом деле — успешным и состоятельным частным поверенным, вполне официально вел в императорских уголовных судах дела анархистов, коммунистов и социалистов, со всеми был знаком и встречался открыто даже с теми из «этих всех», кто находился на нелегальном положении. Такое сложное существование между двумя отрицающими друг друга мирами позволяло, среди прочего, эффективно маскировать активное участие в работе боевой группы. Но вот уже об этом знали совсем немногие, и Натали, — как раз по случаю — была одной тех, кто знал это наверняка. Павловский являлся ее непосредственным командиром, насколько это вообще возможно в анархистской среде. Ну, а на конспиративной квартире — во всяком случае, той, о которой знала Натали — Годун содержал любовницу, что было, ужас, как практично. Во всех смыслах, если быть искренним. Ну, а в случае провала всегда можно покаяться в меньшем грехе. Перед женой, вот в чем соль, а не перед жандармскими дознавателями.

Итак, она позвонила Годуну и сухо — то есть, без эмоций — доложила, что операцию пришлось отменить, так как «буквально в последний момент» стало известно, что «мы ошиблись» и это не Кейн.

Павловский не удивился и не осерчал. Похоже, он знал в подробностях, как именно она «отменяла операцию». Выслушал, хмыкнул в трубку, сказал, молодец, конечно, но — напомнил отеческим тоном — дисциплину никто не отменял. И далее в том же роде, типа, если вышел приказ «стрелять», то сначала выстрели, а потом уже уточняй.

— Ну, да! — сказал он почти весело. — Не Генрих Кейн, а Генрих Шершнев. Не Мясник, а Шершень. Оба полковники. Оба наемники. В чем разница?

— Наверное, в том, — осторожно возразила Натали, — что, когда Кейн рвался к Саламанке, защищал ее Шершнев.

— Ну, это философский вопрос, кто, зачем и от кого защищал Саламанку, да и не телефонный разговор. Увидимся, поговорим!

— Хорошо, — согласилась Натали, но не задала вполне ожидаемый вопрос на тему, где и когда. — Увидимся.

«Будет интересно… но только одному из нас».

Следующей в ее списке значилась Альта.

— Это я, — сказала Натали.

— А это я, — ответила, словно бы потягиваясь, Альта, — белолица, весновата и черемна. Не хочешь упасть в мои объятия?

— Не хочу.

— А жаль! — вздохнула на другом конце провода Альта. — Тогда переходим к фигурам вежливости. Чем могу быть полезна?

— Мне нужен номер телефона Ольги Станиславской.

— Вот оно как! А ты знаешь, где служит Оленька Берг?

Альта к делам боевки отношения не имела. Она писала стихи, играла на флейте, рискуя сесть за совращение несовершеннолетних, клеила сопливых девчонок — едва ли не гимназисток младших классов — и устраивала всевозможные «перформансы», заканчивающиеся традиционным скандалом и мордобоем. Однако, как и положено, «фурии авангарда», Лера Михеева придерживалась левых взглядов и гордилась своей «прикосновенностью» к делам подполья.

— И где же служит Оля Станиславская?

— Оля служит в контрразведке флота, — драматическим шепотом и, наверняка, не без закатывания глаз, ответила Альта.

— Ужас какой! — подыграла, было, Наталья, но тут выяснилось, что после разговора с Годуном настроения дурачиться у нее нет и в помине. — Лера, она же филолог, как и я. Наверняка, работает делопроизводителем. Жить-то ей на что?

— Ну, не знаю, — возразила Альта. — Берги, вообще-то, богатые.

— Берги богатые, — согласилась Натали, — но мы с тобой, девушка, всех Олиных обстоятельств не знаем. Телефон дашь?

— Дам, дам! — хохотнула в ответ Лера. — И вам дам, и вам. А вам — нет!

Но телефон все-таки продиктовала и ушла «играть на флейте» заумь Пендерецкого.

Повесив трубку, Натали задумалась, было, над тем, а не поменять ли ей планы, однако искушению не поддалась, и Ольге звонить не стала. Позвонила Свирскому. Но это был короткий, чисто деловой разговор.

— Олег Борисович, — попросила она, — сделайте одолжение: мне срочно нужна информация на одного человека!

— Нет, — ответила она на вполне ожидаемые возражения. — Он не из этих.

— Генрих Шершнев, — назвала имя. — Полковник Хорн. Но меня интересует не его карьера наемника, а молодость, служба в Первом Шляхетском, семья… И как, вообще, он заделался кондотьером?

Второй «рабочий» день в Петрограде начался со встречи с начальником штаба Отдельного корпуса жандармов Генерального штаба генерал-майором Бекмуратовым. Впрочем, по такому случаю Айдар Расимович облачился в партикулярное платье, носить которое, как выяснилось, умел не хуже формы. Одним словом, не сапог, и вел себя соответственно.

— Рад знакомству! — он энергично, но без ажитации пожал Генриху руку, вежливо кивнул Наталье и жестом указал на столик в углу ресторанного зала. — Прошу вас!

Ни одного лишнего слова, но Генрих заметил, столик накрыт на троих. Следовательно, Бекмуратов решил говорить при свидетеле.

«Любопытный поворот, — отметил Генрих, предлагая Наташе руку. — Посмотрим!»

— Должен отметить, вам удалось меня удивить! — начал генерал, едва они расселись вокруг стола. Больше в зале никого не было, даже охраны. А ресторан, судя по всему, еще даже не открывался.

«Простенько, но со вкусом. И вполне в духе нашей родной жандармерии».

— Имеете в виду вчерашний инцидент?

— И его тоже! К слову, примите мое искреннее восхищение, мадмуазель, стреляете вы безупречно. Да, и вообще… — Бекмуратов улыбнулся и изобразил рукой нечто замысловатое, словно бы вязью арабской расписался в воздухе. Однако Генриха заинтересовало не это, а та интонация, с которой генерал произнес слово «мадемуазель».

— Спасибо, генерал! — Наталья снова надела маску сумрачной жестокости. Холодное, оставляющее неприятное чувство лицо, взгляд, не выражающий ровным счетом никаких эмоций. — Ведь вы, господин Бекмуратов, не так ли?

Друг другу они представлены не были — одно из условий игры — но у Генриха возникла сейчас стойкая уверенность, что не только Наталья знает, кто таков их визави, но и Айдар Расимович знает о Тате кое-что из того, отчего не отказался бы и сам Генрих. Оставалось держать лицо. Пусть оба думают, что он умнее чем есть.

— Так точно, Наталья Викторовна! Честь имею, Генерального штаба генерал-майор князь Бекмуратов!

— Рада знакомству! — хриплый неторопливый выдох, то ли ветер ставней скрипит, то ли повешенный на веревке раскачивается.

«Ну, просто Комиссаржевская, ей-богу! — мысленно покачал головой Генрих. — Но что если это не актерство?»

— Знаете анекдот про Петра Константиновича и королеву Голландии? — неожиданно спросил Бекмуратов и потянулся к графинчику. — Позволите? Арманьяк Шабо… Четверть века в строю…

— Наливайте, — согласился Генрих. — Наташа, ты будешь?

— Да, спасибо.

— Так вот, — разливая арманьяк, начал рассказывать Бекмуратов. — Приезжает как-то к нашему императору в гости тетка. То есть, правящая монархиня королевства Нидерланды Беатрикс. Ну, как водится, приемы, балы, верховые прогулки. Охота в Пуще, балет в Ковно. И вот как-то, предлагает Петр Константинович тетушке Беатрикс проехаться на его новом автомобиле. Вы, верно, читали в газетах об этом чуде технического прогресса? Говорят, инженеры господина Захарченко создали для императора нечто невероятное. Лучше Роллс-ройса, ей-богу! Ваше здоровье!

Генрих предпочел промолчать. Выпил, молча, слушал с рассеянным интересом. Слушала ли генерала Наташа, сказать было сложно, но выпила она вместе с остальными.

— Так вот-с, император наш, надо отдать ему должное, известный спортсмен. И автомобили водит виртуозно, а главное — любит это дело, даже больше, чем… Ну, вы понимаете, — усмешка в седые усы. — Вот он, стало быть, за руль и сел. Выехали из замка, едут по Новогрудку. И с ветерком, как вы понимаете. А в это время выходят из корчмы два литвина, стоят, покачиваясь, закуривают. И вдруг мимо них проносится со свистом огромный черный автомобиль.