Пробуждение тьмы (СИ) - Демидов Джон

— Не, брат, не надо вам в Бутово. Чо ты с ней делать будешь, как она оклемается? Домой едем к жинке моей. Она знает что с такими бедолагами делать…

Глава 8

Петля затягивается

Друзья, кому нравится произведение и кто хочет немного мне помочь — напишите пожалуйста в комментариях к ПЕРВОЙ книге коротенький отзыв) Как правило все, кому нравится книга, быстренько всё читают и уходят, а кому не нравится — стараются высказать своё бесценное мнение от чего страдает общая картина. Спасибо всем откликнувшимся, больше не отвлекаю)

Машина рванула с места, подбросив нас на ухабах просёлочной дороги, из-за чего я инстинктивно прижал Дарину к себе, стараясь хоть немного, но уменьшить ей тряску. Водитель, представившийся Дилшодом, лихо рулил, объезжая самые глубокие колдобины, и вовсю использовал весь немалый потенциал проходимости, заложенный в старенькую «Ниву».

В обычной жизни я бы ни за что не согласился на подобную авантюру — нестись в неизвестном направлении с полубессознательной девушкой на руках по воле совершенно незнакомых мне людей, но благодаря своему новому, обострившемуся дару читать мысли и намерения, который обрёл небывалую чёткость, я к своему не малому удивлению от Дилшода, так же как и от его брата-таксиста, не чувствовал ни капли негатива.

От него веяло спокойной, уверенной силой и… искренним желанием помочь. Не из корысти, не из страха, а из какого-то глубокого, внутреннего убеждения, что так надо. Поэтому я доверился, да и выбора, если честно, у меня особого не было.

Мы ехали около часа. Сначала по разбитым асфальтовым дорогам, потом по грунтовкам, и наконец, совсем уж по лесным колеям, едва заметным в свете фар. Городской шум и свет остались далеко позади, сменившись густой, почти осязаемой темнотой и тишиной, нарушаемой только рёвом мотора «Нивы» и скрипом её подвески.

Наконец, впереди показались огни, и по их редкому приглушённому свету я сразу же определил, что приехали мы явно не в город…

И действительно. Спустя буквально пол минуты перед нами показалась деревня, застроенная одноэтажными домами. Наш спаситель уверенно завёл свою машину на территорию этой деревни, и мы проехали к самому большому из них — единственному двухэтажному дому, с резными деревянными ставнями и небольшим, но ухоженным палисадником.

Дилшод заглушил двигатель, и на нас сразу же обрушилась оглушительная тишина, пахнущая свежескошенной травой, дымком из печных труб и цветущими липами.

— Жди тут, — коротко бросил он мне и вышел из машины.

Я остался в салоне, прислушиваясь к собственному сердцебиению и ровному дыханию Дарины. Через мгновение из дома послышались приглушённые голоса, дверь распахнулась, и на пороге появился Дилшод в сопровождении женщины.

Она была высокой и стройной, одета в простое, но яркое платье, а её волосы были убраны под лёгкий цветной платок. Увидев через стекло машины окровавленную Дарину на моих руках, она ахнула, поднесла руки к лицу и начала причитать на своём языке, полным тревоги и сострадания.

Дилшод что-то быстро сказал ей, и она, кивнув, бросилась обратно в дом, а мы с нашим спасителем тем временем осторожно начали извлекать драгоценную ношу из машины. Я бережно взял её на руки и понёс в сторону дома, а он шёл рядом, готовый в случае чего подхватить девушку с моих рук.

Хозяйка — Зухра, как представил мне её несколько позже Дилшод — когда мы прошли внутрь, уже ждала нас в прихожей, держа в руках свёрнутое в несколько раз стёганое одеяло — курпачу, и настороженно смотрела на меня, гадая о том — кто мы, и что за беда привела таких гостей в её дом.

Дом встретил нас теплом и уютом. Воздух в нём был пропитан ароматами специй, свежеиспечённого хлеба и чего-то кисловато-молочного. Всё было просто, но чрезвычайно чисто. На стенах — яркие вышитые панно и ковры с традиционным узбекским орнаментом, ну и конечно же не обошлось без здоровенной печи, от белизны которой мне даже несколько резало глаза.

Полы были застелены паласами, а из-за полуприкрытой двери в соседнюю комнату доносился сдержанный детский шёпот и когда я туда посмотрел, то увидел несколько любопытных, изучающих нас взглядов.

Я мельком успел заметить как минимум пятерых ребятишек разного возраста — от подростка до карапуза, сидевших на большом полутораметровом курпаче, разложенном прямо на полу.

Они затихли, увидев незнакомца с окровавленной девушкой на руках, но в их глазах читался не страх, а скорее любопытство и дисциплинированное послушание. По малейшему движению бровей Зухры они тут же отпрянули вглубь комнаты, давая нам возможность беспрепятственно пройти.

Дилшод повёл меня по узкому коридору и распахнул дверь в небольшую, я бы даже сказал крошечную комнату. В ней помещалась лишь полуторка, застеленная чистым, но потертым бельём, и старенький советский шкаф с потёртым шпоном. На подоконнике, служившим прикроватной тумбочкой, лежала зачитанная до дыр книга и стояла фотография в рамке — на ней Дилшод, Зухра и все их дети.

— Это комната старшенького, — пояснил Дилшод, успев заметить мой взгляд. — Он если что, с братьями поспит. Не бойся, тут тихо, и бедняжку никто не побеспокоит.

Мы осторожно уложили Дарину на кровать, после чего нас настойчиво оттеснила Зухра, которая принесла с собой влажное полотенце и начала с материнской нежностью протирать её лицо, смывая кровь и грязь, при этом всё так же тихо причитая на своём языке.

Я стоял в нерешительности, чувствуя, как комок подкатывает к горлу, и наклонившись поцеловал Дарину в макушку, всё ещё пахнущую дымом сигарет и страхом той проклятой квартиры.

— Всё будет хорошо, — снова прошептал я, больше для себя, чем для неё.

Дилшод тронул меня за локоть, и прогудел:

— Идём, брат. Пусть Зухра делает своё дело. Она знает, как ухаживать и не отойдёт от девчонки ни на шаг.

Я позволил ему вывести себя из комнаты, после чего мы прошли на небольшую кухню, уставленную глиняными кувшинами и медной посудой. В центре неё стоял низкий столик, а вокруг него — разложенные на полу курпачи для сидения. Пахло зелёным чаем, душицей и ещё чем-то вкусным, что томилось в печи.

— Садись, — указал Дилшод на курпачу, и тут же спросил:

— Чай будешь?

Я молча кивнул, опускаясь на мягкий валик. Силы, казалось, окончательно покинули меня. Теперь, когда адреналин отступил, я чувствовал лишь всепоглощающую усталость и пустоту.

Дилшод налил мне из большого фарфорового чайника крепкого зелёного чая в пиалу, пар от которой поднимался столбом, согревая моё лицо.

— Спасибо, — прохрипел я, обхватывая пиалу руками. — Я… я не знаю, как вас отблагодарить… Что я могу сделать для вас?

Дилшод махнул рукой, отмахиваясь от благодарностей, и ответил:

— Не за что. Муххамад позвонил, сказал — надо помочь, и мы помогаем. Так надо. Аллах всё видит! — Он отпил из своей пиалы и пристально посмотрел на меня. — Но теперь ты скажи мне, брат. Насколько серьёзны проблемы, в которые мой брат ввязал нашу семью, помогая тебе?

Его взгляд был прямым и честным. Он не требовал, он спрашивал меня, как равный. И я не мог врать… Да и не хотел. Я отпил чаю, чувствуя, как его горьковатая теплота разливается по телу, и посмотрел в окно, в непроглядную темень подступающей к деревне ночи. Я вспомнил высохшее тело Аслана, вспомнил избитое лицо Дарины, а ещё вспомнил имя — Артур.

Я не чувствовал от Дилшода и его семьи ни капли подлости или страха. Лишь спокойную, уверенную силу и готовность принять любой ответ.

— Если ты дашь мне машину, — тихо, но очень чётко сказал я, глядя на свое отражение в тёмном стекле, — то к утру этих проблем не будет. Ни для вас. Ни для меня. Вообще.

Я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза, давая понять, что это не бравада, а констатация факта, и теперь всё зависело от его решения.

Дилшод замер на мгновение. Его лицо, освещённое тусклым светом лампы под абажуром, стало сосредоточенным. Он отставил пиалу, сложил руки и о чём-то интенсивно задумался. В тишине кухни было слышно лишь потрескивание дров в печи и мерное тиканье старых настенных часов.