Каменные сердца (СИ) - Мельников Иван Викторович

Да чего уж там! Если и имелась у кого в запасе толика безмятежности, то от нее не осталось ни следа. Все мы изменились, сам мир вокруг стал другим. Злобным, враждебным, таящим угрозу. Сложно поверить, но я даже немного скучала по бандам головорезов, которые являлись когда-то главной нашей проблемой. Сейчас цыгане очутились между армиями безумцев, охваченных очередным пароксизмом милитаристской горячки. Армиями, наверняка состоящими неплохих по большему счету людей: любящих свои семьи, ценящих свои жизни... Свои – вот ключевое слово. До чужого благополучия никому не было дела даже во времена поспокойнее нынешних.

Я вздохнула, устраиваясь под ворохом шинелей и одеял. Холод пробирал до самых косточек. В том числе поэтому я уже битый час ворочалась, пытаясь задремать и созерцая Акселев силуэтна фоне посеребренного лунным светом неба.

– Не спишь, Мэйби? – цыган повернулся ко мне в пол-оборота.

– Ну да, – ответила я.

– Понимаю, – он усмехнулся. – Мне тоже под грюновский храп не спится. Вот – сел дежурить.

Чувствовалось – на уме у Акселя было совсем не то.

– Знаешь, – я переползла к нему под бок, волоча за собой свою «постель», – мне все чаще кажется, будто нас занесло на страницы фантастической истории.

– Каждый человек – герой какой-нибудь истории. Просто одни интересно слушать и не стыдно рассказывать, другие же... – цыган негромко кашлянул и поплотнее закутался в шинель.

– Я не о том, – перебила я его. – Смотри, если считать, положим, от встречи с Джо и Туве, когда начались настоящие странности, повесть с нашим участием делится на две части: от Кеблин-Тауна до ярмарки и после. Первый отрезок нашего пути, он, ну, светлый вроде как. Все постоянно шутят, смеются, радуются, занимаются любовью...

– Ага, поправляют анима, целуя животики очаровательным рыжим дикарочкам! – хохотнув, поддакнул Аксель, но тут же прикусил язык.

– А дальше начинается темный отрезок, – мне едва удалось сдержать подступившие слезы. – Умирают Сагерт, Тиана, пропадают Джо и Туве. Ты теряешь память, потом все это безумие на островах! Натан сбегает с нашими вещами... – я всхлипнула. – Да, мы вернули прежнего тебя, но ты... ты даже разговариваешь иначе!

Аксель нашарил в складках одеяла мою руку и взял ее в ладони, погладил, слегка царапая загрубевшими пальцами.

– Пожалуй, я сумею объяснить большую часть случившегося достаточно разумно, – он поскреб жесткую бороду. – Тем, кто не отводит глаз и не пытается переждать в сторонке, всегданелегко. Смертность среди них, если верить молве, крайне высока. Похоже, я таких чокнутых притягиваю. А ведь родись мы обычными людьми, наблюдали бы за происходящим, как мыши из норы. Сидели бы на кухне, не имея ни малейшей возможности что-либо изменить, втихаря понося мудаков из правительства и жалуясь на жизнь. Хотя... Видано ли – немытые цыгане спасают мир?!

Я не поняла, шутит он или серьезен, и от этого становилось еще страшнее. А над равниной отчаянно, с надрывом, плакал ветер.

– Еще, по слухам, Николас Валехо – отъявленный неудачник. За что не возьмется, все не впрок, – продолжил Аксель. – Вот мы и отдуваемся за него.

Все-таки шутит. У меня немножко отлегло от сердца.

– Есть такой литературный штамп – «плач ветра». – Я вытерла влажную дорожку со щеки и уткнулась цыганину в плечо. – А почему он плачет?

– Это очень простой вопрос, Мэйби. – Аксель глубоко вдохнул, расправил спину. – Ветер много где бывает и видит много горя, но ничего не может поделать. Кто бы не разрыдался от такого?

– У нас есть хоть малюсенький шанс? – пробубнила я в душную шинель.

– Хочешь знать наверняка – тебе кТуве. Я могу только на картишках погадать.

– Дурак! – брякнула я.

– А то! – даже с каким-то самодовольством ответствовал он. – У нас, в отличие от ветра, точно есть возможность изменить мир к лучшему. Плакать будем, когда облажаемся. Между прочим, – Аксель хмыкнул, – по мнению того же Валехо и остальных приверженцев мужского образа мышления, я так изменился из-за общения с тобой. Думаю, доля правды в этом есть.

Я перевернулась на спину и заглянула цыганину в глаза.

– Кстати, почему бы нам не добавить любви во вторую часть нашей истории? Прямо сейчас? – он улыбнулся мне.

**

Я как раз закончила надевать тельняшку, когда пещеру залило ярким светом. Голос с характерным гроссийским выговором предложил нам бросить оружиеи покинуть убежище. Спавшие снаружи ошалело крутили головами, пытаясь заслониться от слепящих лучей прожекторов, в трейлере захныкал Элейнин младенец. Аксель, все еще голый по пояс, потянул из кобуры, валявшейся в куче одежды свой сорок пятый.

Уши мои различали рев моторов и лязг... гусениц? Да уж, наконец нас восприняливсерьез. Эх, уши, уши, где ж вы были? Впрочем, скорее всего, я не обратила на вас внимания, занятая другими мыслями и делами.

Некто повторно озвучил свои рекомендации и приказал поторопиться. Мною овладело неодолимое желание вжаться в землю, зажмуриться, убедить себя, будто это лишь страшный сон. А затем раздался звонкий возглас Туве:

– Уходите, иначе вас всех ждет смерть! – прокричала она, медленно двигаясь навстречу притаившимся за световой завесой врагам.

Дикарка не отреагировала ни на первое требование остановиться, ни на второе, и продолжалаповторять свою смехотворную угрозу. Она уже говорила что-то такое раньше, но я не могла припомнить, когда именно.

Гром орудия коротко резанул по барабанным перепонкам, сразу за тем превратившись в далекий затихающий звон. Рикошеты и осколки камня засвистели под сводами пещеры. Я ощутила, как мне рассекло бровь, а в следующий миг Аксель увлек меня наземь, прикрыв своим телом. Затем, не поднимаясь, он уперся локтем в каменное крошево на полу и выстрелил в подсвеченную дымку. Послышался звон стекла – один из прожекторов погас.

– В укрытие! – прохрипел мне на ухо цыганин.

Он вскочил, вздернул меня за шиворот и толкнул в сторону тягача. Я еле передвигала ноги, оглядываясь на то место, где стояла Туве, а теперь лежало бесформенное нечто. Аксель без лишних слов тащил меня буквально силком.

Служивший нам верой и правдой «джон гир» представлял собой плачевное зрелище: кабина ткнулась носом в землю, борта изрешечены. Подъемный кран срезало, и конструкция валялась сбоку, подобная искалеченной руке. Как ни странно, мой «юрал» остался почти невредим, что навело меня на мысль… Я ринулась в кузов. Да, пулемет уцелел! Подтянув орудие к стенке и оперев на сошки, я начала заправлять ленту.

– Мэйби, слезай! – прокричал мне Аксель.

Я помотала головой. Цыган больно ухватил меня за предплечье, но, наткнувшись на мой решительный взгляд, отпустил. Настал тот самый пугающий момент – или, дрожа от страха за себя и меня, скрыться, бросить друзей, да вообще все бросить, или рискнуть. Аксель оскалился и спрыгнул на землю, наверняка собираясь сделать какую-нибудь глупость и проявить при этом чудеса отваги. Под руку мне попалась единственная забытая Натаном винтовка, с которой Кирна ездила в «вороньем гнезде».

– Лови! – я бросила оружие цыганину.

Аксель поймал его и тут же распластался за колесом «джона гира» – мглу вспорола чья-то нетерпеливая автоматная очередь. Донесся гневный окрик и снова:

– Даю вам последний шанс, придурки!

Дольше слушать этот голос я не могла. Из пулемета мне еще ни разу не доводилось стрелять – только притворяться. Впрочем, в напряженной ситуации у человека часто просыпаются удивительные способности, появляются силы и решимость. Сейчас еще и злость, даже ненависть. Каждый снаряд вылетал, заряженный долей этих эмоций, и где-то, достигая своей цели, взрывался облачком черно-фиолетовой тьмы. Яркой молнией сверкнул страх. Нужно было остановиться. Один, два, три, четыре, погас еще прожектор, над моей головой со свода посыпалось, слева пробило бочку с водой, с крыши трейлера сорвало вентиляционные короба, разворотило спальное место над кабиной. Да, ответная пальба пришлась очень кстати, остудив меня, – ярость пропала бесследно.