Тьма - Бабкин Владимир Викторович

Парадокс.

Я тут иду на могилу сам к себе. Это даже хуже, чем тебя по ошибке объявили погибшим и похоронили с почестями, а ты потом пришёл к «себе» на могилу, где написаны мои имя и фамилия. Чувства, может, и схожие, но абсолютно другие.

Он прожил мою жизнь, как надо. Как должно было быть. Ярко. Создал Великое. Я бы так не сумел. И когда я стою над его/своей могилой, я теряюсь в смеси чувств и пониманий. Почему он смог? Почему я не смог? Я там, под белой плитой или я тут? Смогу ли быть таким? Или нужно быть другим? Иным? В чём гримаса Истории и Воля Бога?

Диана сжала мою руку.

– Всё в порядке?

Киваю.

– Да, счастье моё.

– Я понимаю. Держись.

Вновь киваю. А что я могу сказать? Что вопрос не в Ба? Или не только в ней?

Слишком много потерь за последние дни. И вообще…

Терра Единства. Россия. Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. 13 сентября 2015 года

Официальные траурные мероприятия завершены. Многие уже разъехались. Тишина вновь наполнила собор.

Мы с Дианой стояли с букетами цветов у могил. Дина у могилы Марии Благословенной. Я у своей собственной.

Я ли там под белой плитой? Безусловно. Как ни было бы стыдно это осознавать. Я нынешний – это уже совсем другой «Я». И физически, и морально, и мировоззренчески, и воспитанием, и образованием.

Я понимал лежащего в моём теле Михаила Великого, возможно, так, как никто его не понимал. Даже Благословенная. Она любила его, боготворила его, и это затмевало её восприятие. Моё восприятие шло через призму ревности к его заслугам и свершениям, было более критическим, но я его понимал. Восхищался ли? Тут спорно и сложно. И да, и нет.

Он Велик, вне всяких сомнений. Он истинный Творец нынешней Империи и современного мира. Но, безусловно, ошибок он наделал огромное количество. Человеку свойственно ошибаться.

Feci quod potui, faciant meliora potentes. Так мог бы он сказать. Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше. Так римские консулы заканчивали отчёт при окончании своих полномочий. Так мог бы сказать и Михаил Великий.

Сможем ли мы сделать лучше? Не знаю. Пока мы только теряем всё.

Мы с Дианой, не сговариваясь, почти одновременно положили свои букеты на холодный мрамор былого величия.

Терра Единства. Россия. Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. 13 сентября 2015 года

– Дианочка, ты просто очаровательна. Как и всегда.

Вежливый кивок.

– Спасибо, дядя Федя. Рада была вас видеть.

Колючая усмешка.

– А сейчас уже не рада?

Улыбка, полная льда и скрытого яда:

– А сейчас я вообще в полном восторге.

Отношения Ухтомских с братом покойной императрицы Марии Первой были не самыми лучезарными, но обе стороны вынуждены были терпеть друг друга. Тем более что тут не бал и не по этому поводу собрались.

Фёдор Александрович поинтересовался вдруг:

– Какие планы на жизнь?

Спрошено было у нас обоих.

Пожимаю плечами.

– Любить жену и Отечество. Полететь на Марс. А так ничего вроде, кроме вернуться в наш дом на Ольхоне, раз уж дом в Константинополе сгорел.

Диана ничего отвечать не стала, холодно промолчав.

Кивок.

– Отлично. Но вас давно не было на Острове.

Усмехаюсь.

– А кто нас туда пустит?

– Я.

Терра Единства. Россия. Императорский поезд. 14 сентября 2015 года

Диана, сославшись на усталость, отправилась в наше купе. Мы же с Дядей Федей (он предпочитал, чтобы его так называли) сидели в вагоне-столовой и вкушали «Слёзы Христа».

Красные и суровые.

Дядя Федя поднял со стола руку и показал своё запястье с браслетом. Ясно. Нас не пишут.

Очень непростая вещица у него на руке. Я знал троих, у кого такая штука была. Потом их стало двое. Одну похоронили вчера. Но вот, как оказалось, такой браслет есть и у Дяди Феди.

Что я знал о нём? Да не особо и много. Брат покойной царицы. Семьдесят пять лет. Юбилей недавно скромно отмечали. Учёный-океанограф. Семья-дети. Внуки. Иногда появлялся на официальных мероприятиях, но в остальном вёл отнюдь не светский образ жизни, посвящая всего себя науке и прочим исследованиям.

Имел резиденцию на Жемчужных островах у Панамского канала. Целый институт, настоящий штаб. Масса всяких исследователей глубин и прочих учёных. Флотилия надводных и подводных аппаратов. Исследует сейчас Тихий океан во всём его масштабе и многообразии. Пересекается с Кланом Ухтомских в Индийском и Тихом океанах. И в океанах вообще. А там всё непросто. Огромные ресурсы и возможности. А тут какие-то «океанские исследования», прости господи. На кону триллионы золотых солидов! Да что там триллионы! Сотни и сотни триллионов!

В «мирскую» жизнь старался не лезть, оставляя её царственной сестре. Мы иногда пересекались «на полях», но никогда никаких задушевных бесед у нас не случалось. А тут, волею судьбы и случая, мы едем в одном поезде на юг и сидим за одним столом.

«Слёзы Христа».

В бокалах.

Вопросительно смотрю на него. Он спокойно спрашивает:

– Какие погоды были в Гатчине в конце февраля 1917 года?

Ясно. И он в курсе моего туманного прошлого. Сколько ж людей знает Тайну?

– Нормальные. По сезону. Штормило правда в столицах.

– И в Могилёве?

Киваю.

– Да, но туда шторм добрался чуть позже. Погода вообще изменчива. В Москве снег случается и в июне.

– Бывает и такое. Что ты знаешь о Тайне?

Усмехаюсь:

– Я давал присягу хранить государственную и военную тайну…

– Ты понимаешь, о чём я.

Отпиваю из бокала «Слёзы Христа». Промакиваю губы салфеткой. Красный, словно кровь, отпечаток на белоснежном.

– Я знаю, что моё тело лежит сейчас под мраморной могильной плитой в Петропавловской крепости.

Кивок.

– Верно. А ещё что?

Искренне улыбаюсь:

– Стесняюсь спросить, Дядя Федя, а не много ли вопросов по щекотливой теме для простого океанографа? Пусть и очень знатного. Кто вы на самом деле?

Спокойное:

– Я? Я просто истинный Глава Дома Романовых. На Земле и Луне. Так сказать, второй после Бога.

Киваю.

– Да, занятная и непыльная работа.

– Не то слово. А ещё я рыб люблю. Жареных.

– Понимаю. Они забавные.

– И вкусные. Миша, хватит валять дурака. Что ты знаешь о Тайне?

«Слёзы Христа» вновь на моих губах.

– Насколько мне известно, зафиксировано минимум два переноса сознаний меж временами и ещё одно произошло уже здесь. Как, кстати, здоровье того тела, куда, судя по всему, «соскользнуло» сознание мальчишки, в теле которого я нахожусь?

– Нормально. Увидишь скоро.

– Хм. Ладно, раз пошла такая пьянка, посмотрю из любопытства. А в целом не особо-то и много знаю. Вероятно, мы живём в параллельной Вселенной и здесь тоже бывает непросто. Это если в двух словах.

– За такие знания убивают обычно.

Киваю.

– Сам удивляюсь. Шёл ведь, никого не трогал, а тут – бац! И создал невольно вашу Вселенную.

– Теперь уже НАШУ общую. А не надо было шататься по всяким Гротам.

– Так тогда бы, возможно, и вас бы не было на свете.

Кивок.

– Вполне может быть. Но не суть. Что есть, то есть. Но даже за отблески знания Тайны с людьми случается всякое нехорошее.

Усмехаюсь.

– Дядя Федя, прекращайте театр. Если бы меня хотели убить, то давно бы убили. Зачем я вам?

«Слёзы Христа». Глоток. У него на губах красное. Степенно салфетка окрасилась в кровь.

Ответ был спокоен и сух.

– По традиции Тайну знают трое. Так получилось, что с момента твоего сюда переноса Тайну, по факту, знали четверо, включая тебя. По-хорошему, тебя следовало бы как минимум изолировать, а не давать разгуливать по двум мирам, а лучше просто убить. Но был определённый ненулевой риск. Мы не знали, как отреагирует Вселенная на то, что тебя собьет машина на улице. К тому же мы с Марией, Царствие ей Небесное, были уже довольно старыми людьми. Мария умерла, Мария Вторая при смерти. Я тоже довольно больной человек. Возраст всё-таки. Осталось мне не так уж и много. По традиции Хранителей Тайны трое. Ты о Тайне знаешь, пусть и далеко не всё. Ты не болтал о ней на каждом углу, что плюс. Мы, конечно же, следили за этим. Возьмешь на себя Бремя Тайны?