— А потом он решил отомстить и побежал жаловаться сыну, — засмеялась бабушка. — И твой безмозглый сыночек чуть не разнес нам полдома и не убил отца твоих малышей. Наверное, даже твой тупой первый муж такого не ожидал.
Все тоже захихикали, а мамочка покраснела, как помидор. Я снова начал злиться. Тоже мне, нашли бесплатный цирк! Еще и говорят так, будто меня здесь нет.
— Подумаешь, — заявил я. — Иссайр получил по заслугам.
На меня все странно вылупились — как-будто я глупость спорол.
— Дейнар, неужели ты изобьешь годовалых малышей, когда они не поделят между собой игрушку? — потрясенно спросила бабушка. — Я, конечно, знала, что хаоситы бесчувственные и жестокие твари, но не думала, что настолько…
— История не лжет, — прошелестел еще кто-то, — Хаос возвращается, а с ним ледяная жестокость Ордена…
Я снова услышал злобный вой Хаоса.
— Он не понимает своего статуса! — вдруг воскликнула сестричка (а она где пряталась?). — Не вините его!
— Да, всегда безмозглый был, — прибавил дядюшка, герой войны.
— Объяснят мне хоть что-нибудь? — рявкнул я.
Бабушка подняла руку:
— Успокойся, Дейнар. Ты победил четверых достаточно сильных магов в дуэли, помнишь? Разом. Твой статус повысился до старшего рода. Поэтому твой отец и прибежал к тебе интриговать. Разве раньше он когда-то жаловался или искал у тебя поддержки?
— Ну, это была не совсем дуэль, — пробормотал я и с негодованием посмотрел в коридор. Там толпилась куча родичей, и я заметил, как папочка поспешно ввинчивается, пытаясь спрятаться за спинами других.
Негодяй! Развел меня, как ребенка. Ну и позорище. Вот что значит — жить отдельно и не знать, что творится в собственном доме. Надо же, не заметил изменения статуса.
— Был неправ. Каюсь, — процедил я и направился на выход, ни на кого не глядя. Все пытался пережить позор.
Родичи предо мной расступались, истекая от любопытства Тьмой и что-то едва слышно шелестя.
А около выхода меня окликнул Иссайр. Личико у него было разбито и уже слегка подлечено, а на локте висела большая корзина, выложенная черным бархатом.
— Хочешь посмотреть малышей, Дейнар? — робко улыбнулся он.
А я подумал — может, он тоже интригует? Но все равно заглянул в корзинку. Там копошились семь крошечных и пушистых, как молоденькие пауки, комочков Тьмы. Я протянул руку, и они забрались на нее, слабо покусывая.
— Ты им нравишься! — обрадовался Иссайр и погладил меня по плечу: — Ты же на меня больше не сердишься?
— Нет, — вздохнул я. И подумал — может, пусть моя сестричка станет через сколько-то там десятков лет главой рода? Она же сильная вполне. А то я чокнусь со всеми этими темными.
А меня Ясси ждет. И щекоталка.
========== 17. ==========
Ясси встречал меня у ворот, пританцовывая от нетерпения.
— Ну как, Дейнар, как там твой папа? — он побежал за мной в гараж.
— Да никак, развел меня, словно лоха, и писается теперь от счастья, — буркнул я и, не слезая с мотоцикла, притянул милашку к себе, чтобы поцеловать в щечку.
И Ясси подался было мне навстречу, но вдруг, ахнув, отшатнулся:
— У тебя кровь… кровь на кулаках.
— И что? — я пожал плечами. — Подумаешь, кровь. Подрался, вот и кровь.
— Да, прости, — грустно сказал Ясси.
Личико у него побледнело, а золото почти ушло из глаз. Ну вот, опять армию и войну вспомнил! Интересно все же, не обижали ли моего милашку в плену? Как бы это у него поделикатнее выведать.
— Ясси, меня вот что волнует… — Пепел и Пламя, как же так спросить, чтобы он не разрыдался?
— Что, Дейнар? — он слабо улыбнулся.
— Тебя в плену темные не насиловали? На допросах?
— Что? Нет… — Ясси в ужасе прижал руки к груди, и глаза у него стали на пол-лица.
Я нахмурился. Может, Эйтан понавешивал мне на уши всякой хрени, а я, как всегда, выступаю в роли доверчивого идиота?
Но Ясси вдруг заговорил — быстро, захлебываясь и глядя сквозь меня:
— Я в тот день отладкой занимался, когда на наш лагерь напали. Сидел у робота на плечах и разговаривал. О птицах ему рассказывал, как те по утрам поют, о том, как цветут степи Россейрона весной. И как пахнет ковыль. Он же на войне вырос и никогда не знал этого. И я… я обещал, что когда-нибудь, когда закончится война, мы пойдем гулять в цветущих степях вместе. А потом прорвались ваши истребители, и он хотел меня вынести, но не успел. И тогда закрыл меня собой, спас, а сам погиб, Тьма пала на нас завесой…
Из глаз его потекли слезы.
— Я не сразу очнулся после этого, потом только выбрался. Он превратился в груду железа, душа покинула его. Может, так было и лучше, разве можно призывать и растить живые души на войне? Зачем я делал это… Неподалеку лежал мой куратор, маг воды, его звали Тамирос, и мы с ним часто болтали и пили чай по вечерам, и темные разорвали его на куски, там было так много крови, я ведь никогда до того в настоящем бою не был и смерти так близко не видел. А тогда как ослеп от всего этого, магия и чувства мне отказали, я все ползал в… крови и в кусках… А потом меня темные нашли, связали и в грузовик бросили. Там были еще пленные, раненые или контуженные. Все пламенные. Нас долго везли, а потом в полуподвале поселили. Пламенные отдали мне полку у окна, я теперь вспоминаю, что самую лучшую, а тогда не замечал этого, даже не поблагодарил их. Все как в тумане было, да, их водили на допросы, а меня не трогали. Я боялся пламенных, стражи Ордена очень страшные, Дейнар, они дышат смертью… А потом их всех куда-то увели, а про меня забыли, и не кормили несколько дней. Потом только вспомнили, пришел темный, сказал, что он… социальный работник, и что поможет мне вернуться домой. Но я не хотел домой, и тогда он разрешил мне остаться у вас, даже отвел на работу. Я сначала в тюрьме жил, в пустой камере, а потом мне сказали, что туда больше нельзя приходить, и я сидел около ворот, и тогда снова пришел социальный работник и отвел меня в комнату, где можно было жить… А потом ты забрал меня оттуда…
Я прижал к себе дрожащего от воспоминаний милашку, не зная, что сказать на это. Не рассказывать же ему сейчас, что темные не хотели замечать его из-за явной душевной болезни, уже тогда начиная отвергать. Наверное, и соцработника звали только тогда, когда бедняжка совсем умирать начинал, а им становилось ссыкотно и непонятно, что с грядущим трупом делать.
Да уж, удовлетворил, что называется, любопытство. Впрочем была одна фраза, уместная в любом случае, и к тому же правда:
— Я люблю тебя, Ясси.
— Я тебя тоже, Дейнар, — он поднял голову и слепо ткнулся в меня заплаканным личиком.
И я принялся его целовать и гладить до тех пор, пока его глазки не засияли снова, а губки не заалели. И тогда я бросил свою куртку в угол с ветошью и завалил туда моего милашку, нежного, словно светящегося мягким золотом и румянцем, и уже голенького. И долго любил прямо там, в гараже, среди промасленных тряпок и железа. Какой же он был ласковый, податливый и страстный.
Прервал нас курьер, притащивший тот самый горшок с гигантской мимозой.
— Вот! — сказал я гордо. — Мимоза. Подарок в знак моей любви.
Ясси обнял меня сзади за плечи и засмеялся куда-то в спину (по ней тут же побежали мурашки):
— Какая же это мимоза, Дейнар, это же самая настоящая акация! Акация черно-серебристая, очень редкая, только на востоке темных земель растет.
— Да? — удивился я, разглядывая серебристые длинные листья и цветочки в виде веточек, поросших пушистыми черными шариками (на темный выводок похоже). — Ну, не знаю, может для светлых это и акация, а у нас их мимозами называют. Даже на Папин день дарят, если денег хватает, и так и называют — мимоза.
— Да, — захихикал Ясси, — ведь акация и правда родич мимозы. Спасибо, Дейнар! — он встал на цыпочки и потянулся прошептать мне в ухо (теперь мурашки побежали там): — Можно ее сегодня в спальню поставить? В знак твоей любви.
Я кивнул, краснея и думая о щекоталке.
— Вообще можешь не только сегодня, пусть она тут стоит всегда, — сказал я, когда мы устроили мимозо-акацию в спальне. — Если очертить защитным знаком, то Хаос обойдет ее при уборке. Я так твою комнату исключил из пространства. Так что можешь где хочешь свои горшки расставлять, только мне скажи.
