Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталия

Деловой квартал Эверры располагался в самом сердце города, неподалеку от здания Городского совета, и встретить в нем какую-нибудь диковинку было сложно. Здесь обреталась совсем иная публика, нежели в порту и его окрестностях: надменные торговцы, заносчивые старшие приказчики и их забитые помощники. Местные вывески тоже были особенными – они не поражали взгляд разноцветьем или более-менее умело нарисованными картинками, но сдержанно и с достоинством сообщали, что за контора располагается в том или ином доме. Умберто они показались на редкость однообразными: по большому счету, менялись лишь имена и способ начертания букв, а заканчивались надписи почти одинаково: «…и сыновья», «…и партнеры» или же «…и компания». От всех этих «и» у помощника капитана рябило в глазах.

По своей воле Умберто ни за что на свете сюда бы не пришел, но как-то само собой вышло, что поутру, когда Эсме и Хаген отправились в банк, он увязался следом – и теперь скучал, сквозь окно банковской конторы «Орвель и сын» наблюдая, как оборотень и целительница играют свои роли. Поначалу клиентов в конторе встретили с прохладцей: приказчик приветствовал их вежливо, но на его длинном унылом лице отчетливо читалась скука. Но потом Хаген представился, и имя Марко Эсте произвело совершенно неописуемый эффект – приказчик от неожиданности чуть было не подпрыгнул, потом, подобострастно склонившись, о чем-то спросил. Хаген, улыбаясь, протянул ему свиток с печатью – Северо-Западного торгового дома, как догадался Умберто. А свиток, должно быть, удостоверял личность его обладателя. Приказчик, сделавшись бледнее мела, вихрем взлетел на второй этаж, и вскоре оттуда уже спускался, радушно улыбаясь, тучный человек в темно-синем сюртуке – не иначе, сам Орвель.

А дальше хозяин конторы завел беседу с гостем, и о ее смысле Умберто мог лишь гадать. Эсме улыбалась, иногда кивала, но почти ничего не говорила; впрочем, этого от нее и не требовалось.

– Эй! – скрипучим голосом сказал кто-то за спиной Умберто. Моряк обернулся и увидел Кузнечика. – Ты чего тут делаешь?

– Стенку подпираю. Сам-то откуда взялся?

– Приказали, – ответил юнга, слегка обидевшись. – Кап… гм… Бастиан сказал, шкипер Эсте после банка займется делами, а его… э-э… родственница не должна оставаться одна. Так что я буду за ней ходить, носить корзину с покупками и все такое… Для нее сняли комнаты в самой дорогой гостинице, если ты не знал. Она довольна, только немного злится, что Сокровище пришлось оставить на борту.

– Все-то он просчитал, – пробормотал Умберто с легкой досадой. – Ну и хорошо. Я вас обоих буду охранять.

– От кого? – простодушно спросил мальчик. – Мы же не в порт пойдем, а куда-нибудь в торговые ряды, где всякие лавки-магазинчики. Сам видел – там народу полно, стражи чуть ли не на каждом углу стоят. И…

Он вдруг замолчал, уставившись на дверь банковской конторы, и расплылся в улыбке. Умберто оглянулся: Орвель и его гости прощались у порога, соревнуясь в умении говорить комплименты. Изумление юнги было вполне понятным, Умберто и сам испытал нечто похожее, когда утром увидел целительницу: девушка преобразилась едва ли не больше, чем оборотень-пересмешник. Купленное, должно быть, еще в Кааме платье – черное с огненно-красными цветами – превосходно сидело на ее изящной фигурке; заколотая брошью накидка из красного кружева придавала бледному лицу румянец, а волосы удерживал на затылке гребень, украшенный россыпью мелких красноватых камней. Она была очень хороша собой.

Вот обмен любезностями завершился, и Крейн взял свою «родственницу» под руку…

«Не Крейн, а Хаген, – поправил себя Умберто. – Оборотень с его лицом, но не он сам!» Это была всего лишь игра, театр, подмостками которого стала вся Эверра, а зрителями – горожане. На симпатичную пару заглядывались прохожие, не в силах скрыть любопытства, и некоторые улыбались восхищенно: эти двое, молодые, красивые и богатые, казались воплощением мечты о счастье. Умберто почудилась некая злая ирония судьбы в том, что на самом деле это счастье – сплошное притворство.

Но если бы на месте оборотня и впрямь был Кристобаль Крейн?..

Марко Эсте что-то негромко сказал своей «родственнице», а потом наклонился и по-братски поцеловал ее в щечку. «Интере-есно, – подумал Умберто с мрачной ухмылкой. – Неужели капитан ему это разрешил?» Так или иначе, нахального пересмешника не ударило молнией и не обратило в пепел. Эсме произошедшее ничуть не смутило; она пожелала шкиперу удачного дня и рукой, затянутой в перчатку, махнула Кузнечику, который тотчас же подбежал к ней.

Они ушли, не обратив внимания на Умберто, и его вдруг охватило странное чувство. Он остался на месте – и двинулся следом, как будто его душа отделилась от тела. Он ощущал Эсме рядом, слышал шелест ее платья, чувствовал аромат волос. Что за наваждение?

Он шагнул в ту сторону, куда они…

– Стоять, – негромко скомандовали у него за спиной.

«Ты мне больше не капитан, – мог бы ответить Умберто. – Ты никто и ничто, я не слушаю тебя, я не подчиняюсь тебе, а если что-то не нравится, иди и сожги какой-нибудь трактир». И в самом деле, сегодня можно все; никто его не остановит…

…О нет.

Умберто вдруг понял, что разделился не на две части, а на три. Пока его разум выдумывал, каким образом распорядиться внезапной свободой, душа продолжала следовать за Эсме, словно пришитая, а тело преспокойно повернулось к Кристобалю Крейну, как поворачивается на окрик хозяина верный пес.~~~

~~~

Эсме махнула Кузнечику рукой и, когда он поравнялся с нею, осведомилась:

– Ты сделал то, о чем я просила?

– Я нашел трех целителей, – ответил юнга. – Идем? Первый живет совсем недалеко.

– Да, конечно… – сказала целительница и, когда они завернули за угол, резко остановилась. На ее лице отражались сомнения, и Кузнечик понимал, в чем дело: они не предупредили, чем собираются заняться, ни Крейна, ни Хагена – вообще никого. Юнга подозревал, что и ему Эсме не рассказала всей правды.

Она упомянула, что у нее заканчиваются эликсиры, но ему показалось, что дело в другом…

– Боишься рассердить капитана? – спросил он вслух.

– Капитан, конечно, будет в ярости. – Эсме криво улыбнулась. – Послушай, иди-ка ты с ним. Я сама разберусь с целителями, эликсирами и… прочим.

– Еще чего! – фыркнул Кузнечик. – Нынче утром он велел мне ходить за тобой, словно тень. Как будто догадался, что ты замыслила какую-то авантюру…

– Он бы не промолчал, – возразила Эсме и тяжело вздохнула. – Он бы обязательно вызвал меня на разговор. Ты точно хочешь пойти со мной?

– Если я тебя оставлю одну, мне точно достанется. Причем от обоих капитанов сразу – это если повезет.

Эсме опять вздохнула и пробормотала:

– Ладно. Идем…

Кузнечик незаметно перевел дух.

Они не прошли и тридцати шагов, как целительница начала говорить – вполголоса, не глядя на своего юного спутника и не ожидая, что он поддержит беседу:

– Со мной происходит что-то странное, Кузнечик, и ты должен это понимать лучше других. Помнишь, что случилось наутро после нашей встречи со Стражами? А как Пьетро сломал ногу, когда мы покидали Ямаоку, не забыл?

Он не забыл. Происшествие из числа глупейших случайностей: матрос споткнулся об какой-то ящик, и раздался громкий хруст. Рядом были только сам Кузнечик и Джа-Джинни – крылан-то и послал оторопевшего юнгу за целительницей.

Но когда Эсме прикоснулась к бедолаге, который лежал, запрокинув голову, и стонал от боли, произошла странная вещь: кожа на поврежденной ноге мгновенно покрылась волдырями, словно кто-то вылил на лодыжку ведро кипятка. Волдыри эти на глазах делались все больше и глубже, пока Эсме не опомнилась. Матрос, к счастью, ничего не понял – он не увидел жуткого зрелища, а боль принял как должное. Джа-Джинни и Кузнечик решили никому не рассказывать, как сила целительницы вышла из-под контроля, и капитан – он, разумеется, обо всем узнал – тоже предпочел об этом не говорить.